— Вот видишь! Так чего ради мне спасать ее и кого-либо из вас? Все равно вы будете ненавидеть меня а я вас.

Паламброн завопил, яростно разбрызгивая воду:

— Спаси меня, Теорион! Я больше не могу! У меня нет сил! Я умираю!

— Помни, что я говорил об одиночестве, — тяжело дыша произнес Вольф.

Теорион усмехнулся и нырнул, а вскоре он уже толкал перед собой Паламброна, упершись головой в ягодицы брата, загребая воду ластами. Паламброн выскользнул из воды на стекловидный берег, на расстояние приблизительно равное двум его ростам. Там он остался лежать, дыша как загнанная лошадь. С одежды капала вода, изо рта стекала струйка слюны.

Одного за другим Теорион всех вытолкал на берег, где они остались лежать чуть живые. Только Вала отказалась от его помощи, собрав все силы она продолжала плыть. Вольф только подивился ее мужеству. Приблизившись к берегу, она послала свое тело вперед и, медленно отталкиваясь локтями, поползла по покатому склону. Достигнув наконец ровного места, она осторожно приняла сидячее положение. Затем окинула остальных презрительным взглядом.

— И это мои братья? Всемогущие Властелины вселенных? Кучка полузатонувших крыс, вот вы кто! Лизоблюды морского слизня, канючившие спасти свои жалкие жизни!

Теорион мощным толчком вытолкнул себя на берег и прошел мимо спасенных. На Валу он даже не взглянул. Вскоре все восстановили силы и дыхание и выбрались на ровную землю. Вид у них был жалкий, так как почти все сбросили с себя в воде одежду и оружие… Только Вольф и Вала были одеты. Но Вольф лишился своего оружия, кроме лучемета. Да еще у Валы сохранился меч. Если не считать мокрых волос, то не верилось, что девушка побывала в реке; ее платье было сшито из водостойкой ткани.

Лувах дважды пытался идти, но оба раза шлепался на землю. Наконец он добрался до Вольфа ползком. Лицо его вновь порозовело и веснушки уже не были так заметны. Он сказал:

— Отец поймал нас, как детей, играющих в прятки. Только из детей мы превратились в младенцев. Мы даже не можем ходить, только ползать. Как ты думаешь, что он еще задумал?

— Не знаю, — пожал плечами Вольф. — Уверен я только в том, что Уризен долго вынашивал свои планы. И теперь мне начинает казаться, что он создал все планеты, которые вращаются вокруг Аппирмадзума только для того, чтобы мучить и испытывать нас.

Лувах безрадостно рассмеялся.

— И какая же награда ждет нас в конце всех мук и испытаний?

— Мы получим шанс пасть от руки отца или убить его.

— Неужели ты действительно веришь, что он поступит честно?

Что он не сделает свою крепость абсолютно неприступной? Не думаю, что он способен на такое.

— Честно? А что такое «честно»? Согласно неписанному закону предполагается, что каждый Властелин оставляет в своей обороне лазейку, какой-либо дефект, который может использовать искусный противник. Не знаю, многие ли следуют этому правилу. Но Властелинов убивают и лишают собственности. Властелинов, убежденных в своей безопасности, уверенных в том, что их защитные сооружения оградят их от атак более могущественных и умных соперников. Не думаю, чтобы победителям везло из-за слабых мест в системе защиты. Оборона оказывается уязвимой по другой причине.

Причина эта заключается в том, что Властелины наследуют оружие. Больше его взять неоткуда, либо получить в наследство, либо отобрать у кого-нибудь другого. Наша раса растеряла древнюю мудрость. Вы стали лишь потребителями и расточителями. Поэтому Властелин вынужден пользоваться тем, что имеет, а если уж с наличным вооружением он в состоянии предусмотреть все непредвиденные обстоятельства, что невозможно, то в обороне волей-неволей оказываются лазейки и тогда к нему действительно можно пробиться.

Следует учитывать еще одно, Властелины сражаются за свою жизнь и сражаются так, чтобы убить противника. Но большинство живет долго. И они устали от жизни. Они хотят умереть. Глубоко, в самом уголке разума, под пластами тысячелетнего могущества и недостатка любви — они ищут смерти. Вот что делает их уязвимыми.

Лувах был удивлен.

— Ты в самом деле веришь в эту галиматью, брат? Я, например, ничуть не устал от жизни. Я и сейчас люблю так сильно, как и тогда, когда мне было сто лет. Другие стремятся к смерти ничуть не больше, они сражаются и будут сражаться за свою жизнь.

Вольф пожал плечами.

— Это только теория. Мысль пришла мне в голову, когда я был Робертом Вольфом. Став им, я понял, что не понимал раньше, и что недоступно никому из вас.

Он подполз к Вале и попросил:

— Одолжи мне на минутку свой меч. Я хочу проделать опыт.

— Как, например, легко ли отделится голова от шеи? — поинтересовалась она.

— Если бы я хотел убить тебя, то вполне мог бы воспользоваться лучеметом, — ответил он.

Она вытащила короткий клинок и отдала Вольфу. Он легонько стукнул острием по стекловидной поверхности. Видя, что первый удар не оставил никакой отметины, он ударил посильнее.

— Что ты делаешь! — возмутилась Вала. — Прекрати, испортишь лезвие.

Вольф указал на царапину оставленную вторым ударом.

— Похоже на царапину, сделанную на льду. Это вещество гораздо более твердое и стойкое, но в остальном напоминает замерзшую воду.

Он отдал ей меч и вытащил лучемет, установив его на полную мощность и направил на поверхность. Стекловидное вещество покраснело, затем запузырилось и наконец потекло. Вольф выключил лучемет и вынул из выемки жидкость. Остальные подползли, заинтересовавшись происходящим.

— Странный ты человек, — заметила Вала. — Ну кому бы такое пришло в голову?

— Зачем он это делает? — заметил Паламброн. — Глупость какая — вырезать дыры в земле.

— Нет, это не глупости, — возразила Вала. — Вольф любознателен, вот и все. А впрочем ты наверное позабыл, что такое любознательность, Паламброн? — Какой-то у тебя бледный вид… и движения вялые. А ведь еще недавно ты действовал куда оживленнее.

Паламброн вспыхнул, но ничего не сказал. Он наблюдал, как росла горка кристаллов на стенках выемки и вдоль царапины.

— Самовосстановление, — произнес Вольф. — Странно. Я прочитал все, что мог достать о древней науке предков, но нигде не встречал упоминания ни о чем подобном. Уризен, видимо, владеет знаниями, которые другие давно утратили.

— Может быть эти знания достались ему от Рыжего Орка, — высказалась Вала. — Говорят, что Рыжий Орк знает больше, чем все остальные Властелины вместе взятые. Он последний из старшего поколения. Ходят слухи, что он родился свыше полумиллиона лет назад.

— Говорят, говорят, — скривился Вольф. — А ведь на самом деле никто не видел Рыжего Орка. Сотни тысячелетий. Я лично считаю, что он давно умер и только легенда о нем продолжает жить. Но довольно об этом. Нам нужно найти следующую группу «врат», хотя трудно сказать, куда они нас приведут.

Он осторожно поднялся и сделал несколько шагов, медленно ступая. Стекловидная поверхность этой планеты не была бесплодной. В сотне ярдов виднелись редкие деревья, а между ними кусты в форме грибов. Тонкие спиральные стволы деревьев с красными и белыми полосами напоминали щипцы парикмахеров. Там, где начинался изгиб, росли ветви, походившие на горизонтальные девятки; их покрывали мягкие серые нити длиной около двух футов.

Обнаженный Ринтрах дрожал. Он произнес:

— Не холодно, но что-то тревожит меня так, что пробирает дрожь. Наверное, эта тишина. Вы только послушайте, как тихо.

Все замолкли. Слышался только отдаленный шелест — это ветер шуршал в кустах и мохнатых ветвях, да журчание воды в реке. Больше ничего. Ни пения птиц, ни рева животных, ни человеческих голосов. Только шум ветра и реки, да и он, казалось, звучал приглушенно, словно придавленный пурпурным небосводом.

Глянцево-белое поле вокруг них простиралось во все стороны горизонта. Поодаль возвышалось несколько холмов, над ними выступала закругленная вершина горы, с которой они скатились. Им были отчетливо видны ее склоны и «врата» — крошечный темный предмет на самой верхушке.