Воспользовавшись пилой из акулоподобной рыбы, Вольф отпилил ласт чуть ниже плеча. Плоть расчленилась легко, но вот чтобы перепилить кость потребовалось дважды менять зубья. Затем шаман прижал к культе горящий факел, чтобы закупорить кровоточащие сосуды, и наложил на ожог целебную мазь, уверяя Вольфа, что чудодейственное средство помогало и вовсе обгорелым.

Вала наблюдала за ампутацией с легкой усмешкой. И когда Вольф на секунду оторвавшись от работы, встретился с ней взглядом, рассмеялась. Он пожал плечами. Прекрасный чарующий смех напоминал ему звуки гонга, слышанные им некогда на реке Гизирит, во время путешествия по стране Хамшем на третьем этаже своей вселенной. В них также звучали золотистые нотки, а это единственное, с чем можно сравнить, вероятно, из бронзы изготовленный, звенел в темной алитуше древних развалин храма из нефрита или халцедона. Звук его отдавался в камнях и зарослях джунглей. Гонг был бронзовым, но набат его звучал золотом. И вот также звенел смех Валы — бронзово и золотисто — полный потаенного и темного чувства.

Она сказала:

— Он никогда не отрастит себе новый ласт, ты ведь знаешь, что если постоянно не счищать струпья, ткань зарубцовывается и не регенерирует.

— Вот это уже не твоя забота, — отрезал он. — Все, что могла, ты уже сделала.

Вала фыркнула и поднялась по винтовой лестнице на главную палубу. Вольф выждал некоторое время и, убедившись что Теорион не умер, последовал за ней. Там обучали обязанностям принятых в племя фринканов, и Вольф заинтересовался. Он спросил Лугарна, чем питаются огромные газовые растения, ибо ему казалось, что корм должен иметь гигантский вес. А на летающем острове было по крайней мере тысяча пузырей, каждый из которых — размером с газовую камеру цеппелина.

— Растущий пузырь действительно надо кормить, — принялся объяснять Лугарн. — Но когда растение созреет, пузырь отмирает. Его оболочка становится сухой и твердой и ее специально обрабатывают, чтобы сохранить гибкость и способность растягиваться. Внутрь же помещают новые колонии газовыделяющих бактерий. Им тоже нужна пища, но в весьма незначительном количестве, а газа они вырабатывают много. На корм им идет главным образом сердцевина растений, хотя бактерии могут питаться и рыбой, и мясом, и гнилью.

Некоторое время спустя Лугарн оставил его, сославшись на занятость. Лунные сумерки кончились и вернулся полный дневной свет. Остров с силой натягивал веревки. Наконец Лугарн решил, что грузоподъемность достаточна и пора отправляться в путь. Каменные якоря подняли, веревки закрепленные на фрондах обрубили. Медленно поднимаясь, остров проплыл над полуразрушенной деревней. Некоторое время он оставался на высоте 150 футов. Потом, по мере того как газ продолжал наполнять пузыри, поднялся до пятисот футов. Лугарн приказал уменьшить подачу пищи бактериям и отправился на обход острова. Осмотр занял у него несколько часов, после чего он вернулся на мостик.

Вольф опустился посмотреть, как чувствует себя Теорион. Колдун доложил, что самочувствие пациента хорошее, даже лучше, чем можно было бы ожидать.

Вольф поднялся по лестнице на вершину стен. Здесь он обнаружил Луваха и одного из кузенов, Паламброна — прекрасно сложенного красавца, самого темного в семье. Его конусообразную шляпу с шестиугольным ободком украшали изумрудно-зеленые совы. Черная мантия со стоячим воротником и эполетами в форме львиных лап была сделана из зеленой мерцающей ткани с узором трилиотина, пронзенного окровавленным копьем. Рубашку цвета электрик украшала отделка из канта с белыми черепами. Большой кожаный пояс был отделан золотом и украшен бриллиантами, изумрудами и топазами. Мешковатые брюки с белыми и черными полосами. На ногах одеты ботинки из мягкой кожи красного цвета.

Паламброн был исключительным красавцем, о чем и сам хорошо знал. Он кивнул на приветствие Вольфа и ушел. Тот глядел ему вслед усмехаясь:

— Паламброн никогда не питал ко мне дружеских чувств. Я бы встревожился, если бы он вдруг изменил ко мне свое отношение.

— Пока мы на летающем острове, можно не беспокоиться, — заметил Лувах. — По крайней мере, если поиск не слишком затянется. Хотел бы я знать как долго он продлится. Так можно вечно летать над этим морем и никогда не наткнуться на «врата».

Вольф посмотрел на красное небо, сине-зеленую воду и островок который они покинули — кусочек дрейфующей суши, с высоты кажущийся не больше монетки. Чуть поодаль кружили белые птицы с огромными крыльями, желтыми кривыми клювами и оранжевыми круглыми глазами. Одна из них с резким криком опустилась рядом с тем местом, где они стояли, подняла голову и уставилась на них немигающими глазами. Вольфу вспомнились вороны собственного мира. Есть ли у этих птиц хоть капля разума? Следили ли они и подслушивали для Уризена? У отца наверняка имелись способы наблюдения за ними, иначе он не получил бы полного удовлетворения от этой игры.

— Лугарн сказал мне, что абута следует всегда одним и тем же курсом. Ветер здесь постоянный и он гонит остров вокруг водного мира по спиральной орбите. Так что в конечном счете полет острова охватывает всю поверхность планеты.

— Но остров, на котором находятся «врата», также двигается. Что если наши курсы никогда не пересекутся?

Вольф пожал плечами.

— Тогда мы не найдем его.

— Этого-то Уризен и добивается. Вот уж он порадуется, когда увидит, как мы все свихнемся тут от безделья и перегрызем друг другу глотки.

— Вполне вероятно. Однако курсом абуты можно управлять. Поиски, конечно, потребуют времени, но шанс есть. Вот только…

Вольф умолк и молчал так долго, что Лувах забеспокоился.

— Что «только»?

— Наш любимый отец поселил не только людей, я имею ввиду не рыб, животных и птиц. Так что следует ожидать, что некоторые водные и воздушные острова населены злобными существами.

Снизу раздался голос Валы, сзывающей на обед. Собеседники спустились и расположились за столом вождя. Лугарн рассказал о своих планах. Он намеревался изменить путь абуты, поскольку где-то на юго-западе дрейфовал еще один остров, которым правил его злейший враг Ваериш. Теперь, когда на Илмавире находится Вольф с лучеметом, они без труда разделаются с ними. Победа покроет Илмавир славой, Ваериша навсегда похоронят в океане.

Вольф не стал возражать. Он только надеялся, что Ваериша не найдут, поскольку хотел сберечь заряды для более важных дел.

Ярко-красные дни и бледно-розовые ночи тянулись однообразно. Лишь первое время для Вольфа нашлось занятие. Он разузнал все, что смог, об управлении абутой. Тщательно изучил нравы племени и характер каждого ее члена. Другие Властелины, за исключением Валы, не интересовались подобными вещами. Большую часть времени они проводили слоняясь по носовой части, высматривая остров, на котором располагались «врата» Уризена. Они вечно сетовали на судьбу, изливали душу то абуталам, то друг другу, и постоянно задирались, правда не доводя дело до дуэли.

По мере того, как проходили дни, Вольф все больше проникался к ним отвращением. Они явно не стоили того, чтобы спасать их, все — за исключением, пожалуй, Луваха. Высокомерие Властелинов к тому же раздражало абуталов. Вольф неоднократно напоминал собратьям, что их жизнь зависит от островитян. Стоит только разгореться антагонизму — и пришельцев тут же выбросят за борт. Сначала к его советам прислушивались, но прошло время и тысячелетняя вера в свою богоподобность вновь овладела Властелинами.

Вольф целые дни проводил на мостике с Лугарном, считая необходимым хоть как-то разряжать напряженность, бездумно создаваемую его братьями и кузенами. Он также посещал занятия по планеризму, поскольку человек не владеющий крыльями, не мог рассчитывать на уважение абуталов. Вольф как-то спросил Лугарна, почему это так, поскольку считал сам планеры пустой тратой времени.

Вопрос удивил Лугарна. Вождь отыскал слова и сказал:

— Почему?.. Просто потому, что так и есть. Ни один мужчина не станет мужчиной пока не совершит взлет и посадку. А уж говорить, что планеры не стоят хлопот!.. Нет, ты тут заблуждаешься. Подождите, вот придет день, когда мы встретимся с врагом, и тогда все вы возьмете свои слова обратно.