Подобрав момент, пока в дверь уборной комнаты никто не ломился, мы незаметно выскользнули оттуда, сделав вид, что вовсе не причастны к конфузу, который там случился. Но раскрасневшееся лицо и порядком ослабший макияж выдавали меня с головой. Первым, кто заметил изменения в моей внешности, оказался, без сомнений, вездесущий Генри, который оборвал своего собеседника на полуслове и разве что не кинулся в мою сторону.

– Одри, – взмолилась я.

Подруга все поняла и, заградив меня от мужчины, натянуто улыбнулась.

– Что-то потеряли, мистер Эллингтон?

– Что с ней? – он негодовал. Негодующий мистер Эллингтон – редкость.

– С кем? – невинно хлопая ресницами, прикинулась Одри.

– Это не тот случай, когда можно со мной играть. Что с ней, Одри? Кто это сделал?

Девушка смотрела на него уничижающим взглядом. А затем очень холодно и колко произнесла:

– В вашем возрасте, с вашим опытом вы должны бы уже осознавать, что все поступки имеют последствия. Все. Поступки! – многозначительно протянула она. Я была готова задушить подругу за эти слова. – Просто уйдите. Сейчас.

– Одри! – его лицо изменилось.

– Уйдите, мистер Эллингтон, если имеете хотя бы каплю совести!

– Ты действительно этого хочешь, Амелия? – в его голосе послышалось отчаяние. Но так будет лучше. Лучше для нас обоих.

– Прошу вас…

Без слов, он развернулся и уверенной походкой двинулся прочь. Одри подхватила с подноса проходящего мимо официанта бокал и протянула мне.

– Так, подруга, пьем, берем себя в руки, выполняем свои задания и едем домой. С меня на сегодня хватит приключений! И да. Один бокал – можно. В качестве исключения.

Но, видимо, приключения решили вдоволь надо мной поиздеваться, поскольку мой взгляд зацепился в толпе за еще одного представителя рода мужского, оставившего шрам, неизгладимый и нестираемый, на моей душе. Места живого на ней уже не осталось.

– Что там? – протягивая мне бокал, осведомилась Одри. Несмотря на беременность, я залпом осушила его и сглотнула от страха. Прошло много времени и, по сути, он не успел сотворить со мной то, что хотел, но я панически боялась его. Так, как ребенок боится спать ночью за закрытой дверью. Этот страх шел откуда-то изнутри, заставляя колени дрожать, ладони потеть, а сердце колотиться отбойным молотком в ребра. Моя первая любовь и моя первая боль стоял через несколько человек и смотрел прямо на меня, отвратительно пошло улыбаясь. Я вновь пожалела, что надела платье, искусно подчеркивающее изгибы моего тела и чересчур эротично демонстрирующее спину. Под его взглядом я ощущала себя голой и грязной. Отвернувшись, пожалела еще больше, поскольку на мою спину тотчас же легла горячая рука, а в щеку пахнуло перегаром. Дон и алкоголь – притча во языцех.

– Детка, я скучал по твоей аппетитной попке, – рука опустилась ниже и шлепнула меня по заднице. Ни секунды не задумываясь, я развернулась и отвесила ему оплеуху, остро прозвеневшую в воздухе. Это привлекло всеобщее внимание. Виновато улыбнувшись и, продемонстрировав толпе свои руки, Дон поклонился и пьяной походкой поковылял прочь. Одри притянула меня к себе и, поглаживая по спине, старалась успокоить мою дрожь.

Наконец, началась официальная часть, которая тянулась мучительно долго. После нее мы, наконец-то, получили возможность пообщаться с потенциальными партнерами, чтобы постараться убедить их заключить сделку именно с нами. Я проявила все свое красноречие, заливалась соловьем. За то время, что работаю у Майка и Питерсона, мои навыки убеждения существенно выросли. Отчасти, потому, что мне доверяли самостоятельную и крайне ответственную работу, успешно справляясь с которой я почувствовала собственную силу. Отчасти потому, что много читала и тренировалась. Я изучила наших немецких друзей от и до и, когда они поставили подпись под предварительным контрактом, с чувством выполненного долга пожала им руки. Оказывается, до меня никто не удосуживался спросить, как превратить категорическое «нет» в «да». А я спросила. И, оказалось, требования не такие уж и сложные и выполнить их для получения кредита ничего не стоит.

Одри, рассыпаясь передо мной в жутких извинениях, полчаса назад отпросилась уехать с мистером Фордом. Тем самым, который родственник владельца автомобильной промышленности. Уверяла, что если необходима мне, то обязательно останется. Убедила ее, что мне лучше побыть одной. И это действительно так. Слишком тяжелый вечер, слишком много событий. Закажу себе роллы и сяду перед телевизором, завернувшись в плед. Хочется хоть на несколько часов погрузиться в атмосферу счастья, веселья и романтики. Возможно, посмотрю что-нибудь о танцах, вдохновлюсь на выступление!

Мистер Эллингтон весь вечер не сводил с меня глаз. Это ранило. Если можно ранить еще больше. Вот ведь удивительная человеческая душа. Кажется, что ничего живого в ней не осталось, кажется, что вот оно – дно страданий и боли, а на смену приходит большая боль и большее страдание. В области груди и между лопаток разливалось жжение, словно подкатывает сердечный приступ. Я ерзала на стуле, не в силах дождаться, когда можно будет покинуть столь замечательный прием. Наконец, аукцион был окончен, тарелки опустели, партнеры из Дойче банка, за столиком которых я сидела, раскланялись и покинули вечер. Это стало сигналом, что можно уходить. Я вызвала такси и решила дождаться его на улице.

От душного зала и громкой музыки кружилась голова. Приятная прохлада вечера освежала. Я наслаждалась видом полной луны в окружении россыпи алмазов-звезд и вдыхала полной грудью аромат олеандра. Гости продолжали веселиться, и я могла побыть одна, что несказанно радовало. Впрочем, когда почувствовала спиной теплую ладонь, даже не вздрогнула. Я знала, кто это. Знала, даже не оборачиваясь.

– Как ты собираешься добраться до дома?

– Это не ваше дело! – вспыхнула я, даже не поворачиваясь. Потому что, если повернусь – утону в омуте его глаз. Пропаду… Страшно захотелось курить. Но, поскольку беременна, и никогда этого не делала прежде, начинать не рискну.

– А чье же тогда? – искреннее удивление в голосе заставило злобно усмехнуться.

– Мистер Эллингтон! – я повернулась только для того, чтобы оттолкнуть его от себя. Даже руку на его грудь положила. Но ладонь была ласково прижата к сердцу и мы застыли в совершенно непонятной позе. Ведь я хотела его оттолкнуть, но необыкновенная нежность прервала мои попытки. – Мистер Эллингтон, – уже мягче повторила я. – Уделите внимание вашей жене.

Он крепче сжал мою ладонь и холодно отчеканил.

– Она прекрасно обходится и без моего внимания, – а затем, после некоторой паузы, тихо добавил. – Я не люблю ее.

– Тем хуже для вас! – я попыталась выдернуть руку, но он не позволил отступить от него ни на шаг. Он что, играет со мной? Потешается? Ему доставляет удовольствие мучить меня? Не любит – пусть разводится. И тогда мы можем поговорить о нас. Только тогда. Роль второго плана и запасного варианта не для меня.

Сердце отчаянно долбилось в грудную клетку. Руки дрожали, а к глазам подступили слезы. Какой сентиментальной я стала.

– Что с твоим здоровьем? – мне припомнили слова, когда я отказалась от шампанского.

– С ним все прекрасно!

– Ты принимаешь таблетки? Почему тебе нельзя шампанское?

Я и забыла, каким настырным он может быть. Не получив ответа – не успокоится.

– Да, я пью антибиотики – простыла, – закатила глаза. – Если вы хотя бы каплю меня уважаете, прошу… уйдите.

– Только после того, как ты сядешь в машину и отправишься домой.

– А если я не собираюсь домой? Может, я ожидаю мистера Питерсона? – гордо вскинув голову, заявила я. Ироничный блеск в его глазах возмущал. Неужели он полагает, что этот вариант невозможен? Что я всю жизнь буду ползать у его ног в ожидании милостыни в виде поцелуя или объятий?

Он коснулся лбом моего лба и прошептал прямо в губы:

– Очень в этом сомневаюсь, Амелия.

Я закусила губу, чтобы справиться с волнением, но он высвободил ее… своими зубами. А затем мягко поцеловал.