Альфред рассеянно кивнул, соображая, как лучше себя вести. Ожидаемое появление второй дочери оказалось внезапным, словно молния, предсказуемо бьющая в высокий шпиль. Маргарет убрала бумаги в бардачок и представилась:

— Очень приятно, меня зовут Рита Гарднер, рада нашему знакомству, папа, — она сделала паузу, давая ему возможность говорить, но Альфред молчал. — Ты не против, если я буду называть тебя папой?

— Нет.

— Очаровательно. Теперь скажи: откуда ты меня знаешь?

— Когда тебе… в пять лет Диана стала очень беспокойным ребенком, и Эрика… она строгая мать…

— Наказывала дочь за проступки, это понятно, — нетерпеливо помогла Маргарет.

— Да, но Диана утверждала, что виновата не она, а другая девушка. Так мы узнали твое имя…

— И сразу потащили девочку к психиатру.

— Да… Эрика настояла. Дианой занялся специалист по дис… дисцисо…

— Диссоциативным расстройствам. Можешь не продолжать. Ты тоже считаешь меня субличностью?

— У тебя есть другое объяснение?

— Разумеется. Я настоящая!

Альфред положил руки на руль и уставился перед собой, не различая приборной панели. В голове промелькнул беспокойный вопрос.

— Где сейчас Диана?

— Спит и видит сны, — равнодушно отвечала Маргарет.

— Она в безопасности?

— Принцесса в башне, там уютненько и тепло, большая кровать с органзой от насекомых. Правда, там темно. Ночь.

Альфред посмотрел на лицо дочери, пытаясь понять смысл сказанного, но ее агрессивная красота смешала его мысли и затмила все попытки логического анализа.

— Немыслимо… у тебя даже внешность другая.

— Это иллюзия, — Маргарет принялась искать в сумочке, тихо недоумевая: — Почему Диана не носит с собой зеркало? — она подалась влево к отцу, посмотрела на себя в зеркало заднего вида и вздохнула. — Ну конечно! Я такая же, как и раньше. Некрасивая девушка, которой придется прилагать в сто раз больше усилий там, где смазливая милашка все получит даром. Это если отказаться от роли Пандоры и покрова Исиды… А если согласиться?.. Тогда никто из смертных не сорвет покрова с моей тайны.

— Покрова тайны?

Альфред будто увидел хвост рыбы, стремительно ускользающей в подводную нору. Пытаясь разобраться, в каком из тайников сознания спряталась промелькнувшая догадка, он замер, внезапно вспомнил имя Пандоры и странную фразу отца в письме.

Гарднер вынул из кармана конверт и стал перечитывать заново. Маргарет придвинулась ближе и тоже стала читать, будто письмо было адресовано им обоим. Пробежав глазами по верхним строчкам, она напряглась, как кошка, услыхавшая мышиный шорох:

— Опять письмо? Вы что, все сговорились?

Альфред взглянул на дочь, собираясь пожурить за бесцеремонность, но промолчал, поражаясь энергии и всевластию ее любопытства. Маргарет этого не заметила. В такие моменты кошки особенно уязвимы, им нет дела ни до чего; все их внимание сосредоточено в луче, длинном и остром, как шпага, направленная в цель.

Поручение Винсента Гарднера вынуждало утаивать план до назначенного срока. Альфред спохватился, свернул листок, но кошка требовательно положила свою мягкую лапку поверх его руки.

— Ты же знаешь, я умею хранить секреты, — промурлыкала Маргарет, будто ее и отца уже сотню лет связывала тысяча тайн, принадлежащих только им одним: — Дай дочитать! — мягко потребовала она и легонько пошлепала Альфреда по руке.

Он вдруг поймал себя на том, что не в состоянии сопротивляться ее кошачьим повадкам, и выдал вслух промелькнувшую мысль:

— Диана так не умеет… — он развернул листок и нашел строчку, на которой отвлекся.

В салоне джипа стали слышны приглушенные звуки города. Взгляд Маргарет возбужденно бегал по строчкам. Закончив чтение, она подвела итог:

— Кое-что ясно, но многое непонятно, особенно насчет того, что она в прошлом, будущем и сущем.

— Постой, давай-ка поподробнее. Что тебе стало ясно из письма?

Маргарет вздохнула и стала методично перечислять:

— Тебя волнует тайна, которая касается меня; твой отец знал разгадку, но утаил при жизни. Дальше он пишет о времени и месте встречи со мной. Седьмой лунный день начался вчера и закончится сегодня, не помню во сколько, но здесь важна отсылка к астрономии и голове терминатора…

— Постой, ведь это граница между светом и тенью!

— Слава богу, ты пришел! О Фосфоре и Геспере ты уже догадался — это вторая астрономическая отсылка и еще одно указание на место моего появления и нашей первой встречи. Я вечерняя звезда, Диана утренняя, а вместе мы одна планета. Только мне это не нравится, потому что я и Диана — это совсем не одно и то же.

— А описания Звезды?

— Это все про меня, начиная с голоса, — невозмутимо заявила Маргарет, наклонилась к уху отца и заговорила плотоядно, слегка сонно, будто нежась в шелковых объятиях ароматной постели: — А-ах… я знаю, что мужчинам нравятся дамы с низкими грудными голосами и хрипловатым тембром… они кажутся доступными… ты уже чувствуешь, как твоя воля растворяется в моем голосе? Ты уже знаешь, что выполнишь любое мое желание?

Голос дочери исходил откуда-то из глубин ее существа и давил на сознание, вытесняя его область неконтролируемого.

— Маргарет, перестань, по мне гусиная кожа поползла. Я уже хочу сбросить скорость, но тут нельзя, мы попадем в аварию.

Она отстранилась и сказала обычным своим голосом:

— Это мурашки… Я потратила кучу времени, чтобы научиться петь сиреной. Ненавижу просить, особенно у мужчин, но внушать им то, что я хочу, совсем другое дело. Это как влезть в шкуру питона Каа и говорить с бандерлогами.

— А что насчет всего остального? — спросил Альфред и добавил из вежливости: — Пойми, мне сложно поверить, ведь мой отец тебя совсем не знал.

— Знал, раз описал меня так точно, — возразила Маргарет. — Про Пандору, надеюсь, все понятно, я уже взялась сыграть ее. Сценарий спектакля мне не дали, но это поправимо. Что там еще? Ах да, жемчужина. Это значение моего имени в переводе с греческого. Черная значит редкая, а то, что черный перламутр имеет богатую гамму пепельных оттенков — простая очевидность. И кстати, я брюнетка, это мое кредо, — она снова заглянула в зеркало. — Ужасный цвет… обязательно перекрашусь, когда будет время.

— Ты ночной мотылек?

— Вполне возможно, я люблю ночь. Кажется, мой дед знал обо мне больше, чем я сама; говоря о крови в огне, он, конечно же, имел в виду рубины. Обожаю эти камни. Просто дурею от них…

— А что с цветком?

— Пока не знаю, но узнаю обязательно.

— Почему важно хранить молчание?

— Относительно меня строят какие-то планы, поэтому болтать не следует. Про ключ к откровениям ничего не понятно, кроме того, что он не один. Второй спрятан в письме для Мариэн Гарднер. Теперь скажи, что за тайна тебя беспокоит?

— Это… связано с тобой, Дианой и моим сном восемнадцатилетней давности.

— Вернемся к этому позже, а что со вторым письмом?

Альфред с осуждением посмотрел на Маргарет, собираясь укорить в любопытстве, но снова промолчал. Блеск в ее взгляде напомнил ему голодную кошку, которая увидела лакомство в руках человека и уже знает, что это для нее.

— Второе письмо запечатано.

— Самое время распечатать, — сказала она, будто речь шла о конфете в обертке.

— Нет! — решительно возразил Альфред, — это письмо адресовано моей матери.

На капот джипа запрыгнула черно-белая кошка. Ступая мягко и неторопливо, она подошла к лобовому стеклу и уселась прямо перед девушкой.

— Привет, чего тебе? — спросила Маргарет, всматриваясь в кошачьи глаза.

Животное приоткрыло пасть, издавая какие-то звуки, но в салоне джипа их не было слышно.

— Какую еще птичку? — сердито спросила Маргарет.

Кашка беззвучно мяукнула, лениво поднялась и спрыгнула на асфальт. Альфред, скептически наблюдавший за этой короткой беседой, спросил не без иронии:

— Неудачные переговоры?

Маргарет равнодушно пожала плечами:

— Она хочет, чтобы я посадила птичку в клетку.