— Я не против, но меня тревожит один вопрос.
— Кажется, я знаю какой, — догадалась Лаура.
— Могу ли я рассчитывать на ваше молчание о зеркале?
Лаура Вайс помедлила, явно давая понять, что делает одолжение.
— Можете, мистер Гарднер, — сказала она, — но если мои подозрения оправдаются, я буду просто обязана сообщить вашей супруге то, что ей знать необходимо.
— Тогда остается назначить время консультации и убедить Эрику прийти со мной к вам, — подытожил Альфред, полагая, что несколько дополнительных сеансов у Лауры — вполне приемлемая плата за ее молчание.
— Я поговорю с вашей женой, — заверила удовлетворенная миссис Вайс.
***
Желая отвлечь Диану от неприятных мыслей, Альфред завел ее в салат-бар рядом с бизнес-центром.
— Пап, мне нельзя… — нерешительно возразила она.
— Разве? — спросил он, разыгрывая удивление.
— Мама говорит, что если я буду перекусывать на ходу, то стану толстая, как Крисси Шульц.
— Ты толстая?! — он засмеялся. — Тогда я — Люк Скайуокер.
— Если мама узнает… — Диана многозначительно замолчала.
В глазах Альфреда засверкали веселые огоньки.
— А кто ей скажет?
Диана смущенно улыбнулась, опустила взгляд и после мимолетного раздумья заказала калифорнийский салат и капучино. Альфред расплатился и отдал дочери пакет с едой.
— Пап, надо ехать, экскурсия начнется в 12 часов дня, — напомнила Диана и с удовольствием отправила в рот кусочек авокадо с ростками брокколи и красной капустой.
— Тогда к машине, принцесса.
Диана устроилась на заднем сидении белого паркетного джипа. Альфред сел за руль, завел двигатель и помыслил вслух:
— По шоссе Сан-Диего ехать рискованно, можем попасть в пробку.
Свернув на бульвар Санта-Моника в сторону Беверли-Хиллз и миновав отрезок Кресент Драйв, Альфред выехал на бульвар Уилшир, соединяющий центр города с западным округом.
Диана уплела салат и остатки жареных семечек кунжута, вытерлась салфеткой и вставила соломинку в стакан с капучино.
— Я устала отвечать миссис Лауре на одни и те же вопросы. Она думает, я чокнутая и не помню, что, когда и как делала.
— Ты ведь знаешь, что в детстве нечто подобное с тобой происходило. Это продолжалось недолго, всего несколько месяцев… но сейчас же этого нет.
— Ничего такого за собой не припоминаю.
— Значит, и поводов для беспокойства нет.
— Как нет, если мама считает меня сумасшедшей! — звонко возразила она. — И ты тоже. Я ведь странная, да?
— Это не странность, а уникальность, — убежденно возразил Альфред.
Диана вдруг закатила глаза и заговорила монотонно, как будто в трансе:
— Я есть все бывшее, и будущее, и сущее, и никто из смертных не приподнял покрова моей тайны… — она перестала притворяться и с укором сказала: — Папа, какая уникальность? Я обычная!
— Плутовка. То ты странная, то ты обычная, — пожурил Альфред. — Что это было? Древняя мистика?
— Не помню, где-то прочитала… а что сказала миссис Лаура?
— Ничего особенного. Она поверила в твои фантазии о зеркале и увеличила частоту посещений. Следующий сеанс через неделю.
— Надо было молчать, — вздохнула Диана. — О чем я только думала! Теперь об этом узнает мама.
— Я попросил миссис Лауру не говорить, — успокоил Альфред, следя за дорогой.
— Серьезно?! — подпрыгнула Диана.
— Пусть это будет нашей маленькой тайной, — Альфред остановил автомобиль у светофора на пересечение бульвара Уилшир и Дансмьюир Авеню.
Диана наклонилась к уху отца и прошептала:
— Папочка, я тебя люблю.
— И я тебя, — он достал из кармана рецепт и показал дочери. — Знаешь, у психотерапевтов есть привычка: стоит пациенту загрустить, как они тут же выписывают ему антидепрессанты.
— Кажется, миссис Лаура что-то говорила про лекарства.
— Я этого не помню, — Альфред дважды разорвал рецепт и положил обратно в карман.
Диана спрятала улыбку за стаканом кофе и украдкой посмотрела на отца в зеркало заднего вида. Лицо Альфреда было бесстрастным. Она осторожно заметила:
— Если мама узнает, что мы ее обманываем…
— Оставь это мне.
— Обожаю, когда ты так говоришь.
— А что ты видела в зеркале?
— Как что? Мое отражение, — сообщила Диана и понизила голос. — Иногда мне кажется, будто оно хочет что-то сказать, но его не слышно.
— Ты с ним разговариваешь?
— Нет, конечно! — оскорбилась Диана. — Я не сумасшедшая.
— И давно это с тобой?
— Не со мной, а с зеркалом.
— Да, да, с ним. Как давно, отражение… хочет с тобой говорить?
— С начала мая, — Диана вновь погрустнела. — Я ненормальная, да?
— Милая, быть нормальной значит быть частью толпы и следовать за ней, даже если она идет по ложному пути. Все выдающиеся люди не были нормальными, поэтому они находили иной путь и вели толпу за собой или шли против нее в другую сторону. Мама хочет, чтобы ты была нормальной. Я думаю, что ты уникальная. Возможно, то и другое крайности, но между ними есть середина — истина. Найти ее можешь только ты сама.
— А почему ты думаешь, что я уникальная?
— С тобой и вокруг тебя происходит необычное… мой сон, твои видения в зеркале, странности твоего деда…
— Какой сон?
— Я сказал о сне? Не могу поверить, что проболтался, — Альфред с досады мотнул головой. — Так и быть, обещаю рассказать, только не сейчас, милая.
— Ладно, но я обязательно напомню, а что странного с дедушкой?
— Длинная история. Кстати, это он назвал тебя принцессой.
— Он сказал, и вы с бабушкой повторяете, — Диана картинно вздохнула и посмотрела в окно. — Все принцессы красивые, не такие, как я.
— Да, они не такие красивые, как ты, — Альфред улыбнулся тому, сколь ловко он увильнул от опасной темы.
— Папа, не трать силы на утешения! Я некрасивая, и меня это устраивает, — в голосе Дианы зазвучал звонкий тембр ксилофона. — Серенькой быть хорошо, так легче найти парня, который полюбит меня, а не мою внешность.
— Что есть красота и почему её обожествляют люди? Сосуд она, в котором пустота, или огонь, мерцающий в сосуде? Это стихи Николая Заболоцкого.
— Папа, не надо притворяться, будто тебя не интересует внешняя красота. Правду говорят твои глаза. Я вижу, как ты смотришь на маму и как смотришь на меня.
Гарднеру вспомнилась Лаура с ее версией о «комплексе Электры», названном так по имени дочери микенского царя Агамемнона; девушка ненавидела свою мать и отомстила ей за убийство отца. Альфред подумал, что, возможно, слишком легкомысленно отнесся к предостережению Лауры, и осторожно возразил:
— Нет ничего странного, что я смотрю на тебя иначе. Твоя мама взрослая женщина и моя жена, а ты моя дочь, моя юная принцесса. Я люблю ее и тебя, но по-разному.
— Любовь, как вино, бывает всевозможных марок и сортов?
Альфред промолчал, опасаясь вступать в чертоги, тонкие и чувствительные, где неосторожные слова и даже мысли, не произнесенные вслух, способны причинить боль. Дочь, понимая, что сама завела отца на территорию умолчания, не настаивала на ответе. Чуткая эмоциональная ткань, легкоранимая простым невниманием, но способная выдержать ураган любви, постепенно успокоилась и легла на цветочное поле романтических переживаний.
Диана подумала о Стиве Харви и тепле его руки, которое она почувствовала во время одной из первых репетиций школьного спектакля. Стив, как настоящий принц, смотрел на нее влюбленно, а после предложил выпить кофе и задавал много вопросов, искренне заинтересованных. Диана сначала ужасно смущалась, но он вел себя так естественно, был так предупредителен, что она как будто оттаяла и щебетала, щебетала… Стив внимательно слушал ее; на его губах блуждала улыбка, его слегка прищуренные карие глаза смотрели доброжелательно и мило. «Наверно, он тот, кто смог увидеть мою внутреннюю красоту — думала Диана. — Если он мой принц, то я согласна быть принцессой».
Альфред остановил джип на светофоре. Диана очнулась от своих грез и решила нарушить затянувшееся молчание:
