В 30 недель у нее начались преждевременные роды прямо на осмотре у гинеколога, но жену по скорой доставили в больницу и уже там смогли стабилизировать состояние. Но тут новая неожиданность. Шейки матки почти не стало. Решили, что она останется под присмотром до самых родов на отделении.

Конечно мне было очень одиноко без нее. Я привык, что Катя, такая родная, тёплая, пахнущая весной, была рядом. Но я каждый день приезжал к ней в больницу.

Садился на больничную койку и болтал с любимой, нарезая тонкими кружочками огурцы и помидоры. Удивительно, но за 5 лет мы с ней не исчерпали темы для разговоров. Нет, у нас не крутилось всё вокруг родов и предстоящего пополнения, но мы обсуждали фильмы, которые смотрели синхронно(она на телефоне в больнице, я на телевизоре дома), книги, которые читали в параллель. Мне нравилось с ней спорить по поводу различных персонажей. Она постоянно защищала злодеев, доказывая, что они сами по себе хороши, но обстоятельства сломали их.

Так было до 37 недели. А потом этот роковой звонок из больницы три дня назад.

У Кати развился поздний гестоз. Очень быстро стали отказывать печень, почки и она не могла нормально дышать.

Я примчался с работы, как только позвонили. Бросил все дела. Убежал прямо с важной встречи.

Вбежал на отделение и увидел, что ее уже увозят куда-то с трубкой во рту, какими-то аппаратами. В тот момент мне стало впервые по-настоящему страшно. Ее увозят, она одна и не известно, смогу ей еще раз сказать, как сильно люблю.

Врач крайне официально уведомил меня, что им надо " удалить" плод, так как он травит организм моей жены. Конечно я дал согласие на все процедуры, только бы она осталась жива.

Через час ожидания в коридоре, мимо меня провезли кювез с ребенком. Но я не мог на него смотреть. Точнее на нее. Родилась девочка.

Через 2 часа вышел врач и сказал, что они удалили Кате матку, перелили сколько-то там литров крови, но она в коме и ее везут в реанимацию.

С этого момента началась моя жизнь в палате рядом с ней. С моей Катюшкой. Я сидел и держал ее тонкую ручку, целуя пальчики и пытаясь их согреть. Постоянно приходили какие-то врачи, медсестры. Что-то говорили, но я не помню, что.

Конечно же телефон обрывали звонками знакомые, друзья, но мог говорить только с ее мамой и своими родителями.

Самый ужасный вопрос был, видел ли я ребёнка. Как им сказать, что я не хочу и не могу смотреть на это? Всё моё существо кричало, "я хочу поменять их местами". Ребёнка в реанимацию, а мою Катю в простую палату (мне сказали, что это существо перевели уже в обычное отделение).

Но это было сделать невозможно.

Вечером подошёл врач и сказал, что шансов нет. Катин организм отказывается принимать лечение и не может больше сопротивляться. У нас остались считанные часы.

Я сидел и смотрел, как моя любовь умирает. Я видел, что аппараты, к которым ее подключили, показывали цифры, но мне не хотелось даже знать, что это всё значит, потому что это уже не имело ровно никакого значения. Просто сидел и смотрел, как она дышит. Я мечтал, что бы это никогда не заканчивалось. Не мог я поверить в то, что она уходит, не хотел верить в это.

Аппарат, который контролировал сердечную деятельность, противно запищал и показал прямую линию. Вокруг забегали люди, оттолкнули меня в сторону и стали что-то делать. Я сидел на полу у стены ее "индивидуальной палаты с отдельным санузлом", держался за голову обеими руками и плакал.

Потом наступила гнетущая тишина. И слова " время смерти 10 часов 33 минуты".

Всё….Она ушла…. А потом ушли из палаты и они, медики, и я остался с ней. С моей Катей.

Ее грудь больше не поднималась от вдоха и не опускалась от выдоха. Ее глаза были закрыты и, когда ее поцеловал, то понял, что как в сказке не получится. Моя спящая принцесса больше никогда, никогда не откроет глаза. Я не услышу ее голоса. И тут только понял, что не сказал, как сильно люблю.

Я лежал рядом с ней на кровати, обнимал уже такую холодную. Она всё ещё пахла весной, хоть и смешанной с запахами лекарств и ещё каким-то странным и чужим.

Только к утру, когда уже со мной говорили и врач, и психолог, и местный мозгоправ-психиатр, я согласился отдать мою Катю. Ее увезли туда, где каменные столы, люди в фартуках и металлический лязг инструментов об такие же металлические тазики.

Помню, как ко мне подошла медсестра из детского отделения, где лежала убийца моей жены.

— Лев Павлович, вы бы сходили к дочке. Она у вас такая красивая. Но одна, сиротка бедная. Это ваше утешение. Посмотрите на нее и вам станет легче.

Тут только я ощутил, какие злость и ярость проснулись во мне. Да, я пойду к ней. Я пойду и сверну ее шею! Она убила мою Катю!

Я кивнул и, полный решимости совершить злодейство, пошёл за добродушной медсестрой.

В отделении все малыши лежали в кроватках, завернутые таким образом, что были видны только красные и опухшие лица.

Мне протянули кулёк и я с отвращением принял его на руки, не желая смотреть туда.

— Посмотрите, какая она милая, — сказала мне медсестра и погладила по руке.

Я набрал в лёгкие побольше воздуха и взглянул на дочь. Она смотрела на меня красивыми зелёными глазами. Ее глазами, Катиными. Она смотрела и так смешно вытягивала губки в стороны, высовывала язычок. Потом закряхтела и, по характерному звуку, понял, что моя дочка накакала в подгузник.

Я смотрел на нее и узнавал Катины черты лица. Носик, верхнюю губку. И тут малышка начала корчить гримасы и мне показалось, что она как-будто улыбнулась мне.

— Ее зовут Маша, — сказал я очень тихо.

— Простите, Лев Павлович, что вы сказали? — переспросила медсестра.

— Ее зовут Мария Львовна Патрушева, — сказал я громко, с гордостью в голосе.

Слезы потекли из моих глаз. Я прижимал к себе маленькое тельце, которое кряхтело и шевелилось. От нее пахло молоком и весной. Весной, как от Кати.

Какой же я мерзавец, что бросил ее, такую маленькую, одинокую здесь. Она была столько дней совсем одна. Я не приходил, не хотел видеть. Я не хотел знать, какое счастье ждёт меня этажом выше.

Катя, ты же видишь, какая она красавица! Ты же знаешь, как сильно я вас обеих люблю. Прости, что она была одна. Прости, что думал о таких ужасных вещах. Простите меня обе.

Я люблю нашу малышку так же сильно, как тебя, Катя. Никогда не брошу ее и никогда не забуду тебя.

Цена любви

Я именно та женщина, про которую говорят "хищница", " подстилка".

Да, я профессиональная любовница. Профессиональной я называю себя потому, что все мои амурные связи только с женатыми. Нет, поймите правильно, я не хочу разбивать семью, не хочу делать несчастными детей, жен, тёщ, свекровей (про тестей и свекров не пишу, так как в основном они стоят в тени своих разъярённых жен), но не получается встретить красивого, молодого, холостого. Как правило такие уже разбираются в первую очередь. А дальше остаётся из категории " на те Боже, что нам не гоже".

Рассказать хочу о том, как так получилось, что жизнь моя неотъемлемо связана с окольцованными голубчиками.

Росла я в семье военного и учителя. Была старшей сестрой двум младшим и крайне озорным братьям. Разница у нас была порядочная, так что всё свое детство я провела за вытиранием соплей, поп и тому подобного.

Когда поступила в медицинский институт, то влюбилась в парня. Ой, мечта, а не парень. Красивый, спортивный, голубоглазый. Всё бы оно ничего, но парень — профессорский сыночек, у которого уже "невесты" были выбраны из другого эшелона, явно не из моего. Но это я поняла потом, когда уже осознала, что меня использовали и выбросили.

Сложно было учиться с ним дальше в одной группе, тем более уже многие знали, кем товар порчен и что он знатный ловелас.

После универа я поняла, что надо что-то делать. Надо срочно искать кого-то, кто мог бы меня любить и делать мою жизнь комфортной. Тогда я встретила того, кого не могу забыть до сих порю