Нет, Вася прав. Прав во всём. Ей не место в этом мире, где она только вредит и портит всё.

Оля села на край ванной и заплакала.

Из комнаты послышался крик:

— Ты что там застряла? Муж жрать хочет! А она прихорашивается!

Оля быстро выключила воду и побежала, согнувшись, в кухню.

Борщ ещё горячий, котлетки и пюре готовы.

— Вася, милый, прости. Иди кушать. Всё готово, как ты любишь.

Дрожащей рукой она доставала тарелки. Только бы он не увидел, а то опять прилетит.

Вася зашёл на кухню:

— Ну вот так бы сразу. А то сидит она, понимаешь, в компьютере.

— Но я же проект заканчивала… — начала было Оля, но тут же закусила губу.

Муж злобно посмотрел на нее:

— Ты что же это мне перечишь? Заткнись и сиди молча.

— Прости пожалуйста. Я виновата.

Оля сидела на стуле напротив мужа и молча смотрела, как он ест. Борщ противно стекал по его подбородку. Только что отбеленная рубашка, отпаренная, была уже вся в пятнах. Он хмыкал и чавкал, иногда кидая злобные взгляды в сторону Оли.

— Ты заплатила за ипотеку?

— Да, милый. Квитанция лежит в папке.

Дежурный вопрос, отточенный ответ. За три года она научилась отвечать по делу и быстро.

На утро тело ломило как всегда. Уже привычно и тупо. Умывшись, приготовив завтрак мужу, она убежала на работу.

— Оля, зайдите ко мне, — услышала она в трубке рабочего телефона голос начальника.

Собрав все документы, по которым работала на данный момент, поспешила в кабинет босса.

— Можно, — робко спросила она, после того, как постучала в дверь.

— Да, конечно. Проходите, — пригласил ее к столу Георгий Маликович. — Оля, я с вами хотел кое-что важное обсудить.

Оля села на стул напротив, держа в руках папки с проектами.

— Вы положите бумаги на стол. Вам, наверное, так будет удобнее, — предложил он и продолжил. — У нас так ситуация складывается, что вам нужно будет на 3 месяца уехать в командировку.

У Оли глаза на лоб полезли от этих слов. Какая командировка? Как она уедет? А как же Вася? Он ее не отпустит.

— Давайте без обиняков. Я знаю, что у вас в семье происходит. Это знают все. Спрошу прямо- поедете или нет? Не отвечайте пока что. Даю вам время до конца рабочего дня. Но сразу оговорюсь, если откажитесь от командировки, то вынужден буду вас уволить. У нас очень серьезная ситуация в Калининграде, а вы, как начальник отдела, должны сами разрулить всё на месте, — Георгий Маликович замолчал и посмотрел на побледневшую Олю. — Не задерживаю. Но помните, либо я подписываю вам командировку в 18 часов вечера и вы вылетаете завтра утром, либо заявление по собственному желанию.

Оля на ватных ногах вышла из кабинета. Как ей всё сказать мужу? Работа валилась из рук, голова плохо соображала. А кому позвонить и посоветоваться? Все подруги, с кем общалась и была когда-то близка, остались в прошлой жизни.

Набрав номер мамы, стала ждать, когда наконец-то закончатся гудки.

— Мам, привет, — скороговоркой начала Оля, — мне на работе сказали ехать в командировку, либо меня уволят. Не знаю, что делать. Вася точно не поймёт.

На другом конце ответом ей было гробовое молчание.

— Мам, ну скажи же что-нибудь…

— Оль, — еле слышно проговорила мама, — ты дура, да? Тебя повысили, зарплата просто королевская, да ещё от твоего придурка подальше будешь целых 3 месяца. Может наконец-то хоть синяки заживут.

Мама права, но не во всем конечно же. Может им и правда надо друг от друга отдохнуть?

Ладони вспотели, но пальцы сами набирали номер мужа.

— Что тебе надо? Я на работе, — недовольным голосом проговорил Вася.

— Я коротко, любимый. Мне предложили в командировку на три месяца. Даже скорее не предложили, а в ультимативной форме заявили, что либо командировка, либо увольнение.

На другом конце послышалось молчание и грозное сопение. Наконец через пару минут Вася отчеканил слова:

— Раз так, то езжай, но я сегодня ночевать не приду, — и повесил трубку.

Слёзы душили Олю. Она плохая, она виновата, что любимый не будет ночевать дома. Не известно где, с кем. Может будет мыкаться по друзьям и товарищам…А она будет спать в тёплой кроватке. Какой эгоизм.

С распухшими от слез глазами, Оля пошла к Малику Георгиевичу с заявлением на командировку. На душе скребли кошки, живот неприятно тянуло вниз, дышать с каждой минутой становилось всё сложнее и сложнее.

В Калининграде работа полностью поглотила ее. Утром быстро собраться и бегом в офис. Там скорый завтрак, потом работа, обед, работа, дом, скорый перекус и спать. Неделя летела за неделей, перемешиваясь со звонками Васи, который ругался, матерился, злился и плакал, моля ее вернуться поскорее домой.

Только через два месяца Оля поняла, что внутри нее какие-то странные чувства, которые она уже позабыла. Ощущение лёгкости, счастья, радости. Она сидела на подоконнике в служебной квартире, одна, попивая лимонад. Задорные пузырики щекотали нос и впервые за несколько лет она улыбнулась. Улыбнулась не потому, что кто-то рассказал смешную шутку на работе, не потому, что должна улыбаться мужу, сквозь кровоточащие после ударов, губы, нет. Она улыбалась потому, что ей так хотелось.

Выходные дни, которых Оля всегда боялась, живя с Васей, теперь приносили радость. Она могла делать, что хотела и как хотела.

Сидя в кафе, после того, как провела пол дня в салоне красоты, попивая латте с корицей, улыбалась. Кому? Да всем. Она улыбалась жизни, которая для нее начала открываться по новому.

Жизнь без боязни просыпаться, без боязни сказать то, о чём думаешь.

— Девушка, у вас не занято?

Фраза опустила Олю на землю с облаков, на которых она сидела в мечтах, свесив ножки.

Перед ней стоял красивый молодой парень. Карие глаза, темные зачёсанные назад волосы, дорогое коричневое пальто.

Оля смотрела на него, улыбалась и молчала.

— Девушка, простите, если я вас смутил, — проговорил он. — Вы так прекрасны. Хотел бы с вами познакомиться. Можно?

Она продолжала на него смотреть, а потом ответила:

— Вы знаете, а нельзя. Мне так хорошо одной.

Подскочив со своего места, она засмеялась и, пританцовывая, стала подходить к выходу из кафе, параллельно набирая мужа на телефоне.

— Вась, привет, — весело проговорила она, — ты знаешь, а я с тобой развожусь! Я так рада, что наконец-то поняла, какой ты ублюдочный козёл. Квартиру с ипотекой оставь себе. Вещи можешь маме моей отдать. Или сжечь. Или продать. Или выкинуть. Мне всё равно. Мне ничего из той жизни не нужно. Ничего. А самое главное- мне не нужен ты!

Оля стояла и смеялась на улице, держа в руке телефон, из которого раздавались жалобные всхлипывания.

Вздохнув полной грудью она поняла, что именно так и пахнет давно забытая, украденная свобода.

Печальный скверик

Саша сидела на металлической садовой ограде и смотрела на фонтан. Высоко поднимался он над маленький сквериком в центре Питера, разбрасывая скупую пену вокруг.

Кругом люди, спешащие в укрытие от начинающегося летнего дождя. Чего его так бояться? Потечет тушь, намокнет брендовая сумочка и всё. Это разве горе?

Горе, когда ты сидишь одна на жёрдочке, вокруг тебя кипит и бурлит жизнь, а хочется выть и плакать, но какая-то оставшаяся внутри сила, не даёт сделать это.

Девушка посмотрела на затянувшееся тучами небо и первая капля упала на ее щеку. Потом ещё одна, и ещё, и ещё. Когда по лицу стала стекать непрерывным потоком вода, Саша разрыдалась.

Плачет небо, значит и ей тоже можно. Саша сидела под дождём, плакала и обдирала уже достаточно сильно пострадавший маникюр.

Ещё каких-то пятнадцать минут назад она была счастлива.

— Ты мне не нужна, — пощёчиной прилетело Саше от Олега.

— Но я не понимаю, — глупо улыбаясь проговорила почти шёпотом двадцатилетняя голубоглазая брюнетка, глядя на того, кем восхищалась и кого любила до потери пульса.

— Саш, а что не понятно? Я женюсь на Ритке, мы уже и заявление в ЗАГС подали. Ты знаешь, кто ее родители и я просто не могу упустить шанс на нормальное будущее.