Алёна восстанавливалась быстрее Евдокии. Довольно быстро она начала чувствовать прилив сил, в теле появилось ощущение лёгкости. Из головы ушли упадочнические мысли и настроения.

В такие моменты Алёна вскакивала с кровати и начинала крутиться по хозяйству: она убиралась теперь и у Степана, и у Евдокии, потому что у ведуньи совсем не было сил. Она даже взяла отпуск на работе и много лежала, заваривала себе и Алёне травяные настои и снова ложилась.

Но и у Алёны силы кончались довольно быстро. И вновь подступали усталость и немота тела. Тогда она ложилась в постель и позволяла себе отдохнуть. Поначалу это давалось очень тяжело, так как лежать и ничего не делать, когда ничего не болит, было против принципов всей её прежней жизни.

Сначала она ругала себя за частый отдых, но потом успокоилась и начала относиться к этому как к режиму восстановления.

— Не спеши, девочка, — говорила ей Евдокия, — тело твоё только очистилось, но ещё не до конца исцелилось. Процессы запущены, им время надо: чтобы кровь обновилась, органы заново заработали, а потом уже и силы возродятся.

— А долго это продлится? — в нетерпении спрашивала Алёна, которой так нравилось чувствовать себя прежнюю, способную сутками работать, а потом учиться и ещё тащить мужа.

— Трудно сказать, — отвечала ведунья, — вокруг тебя всё меняется, жизнь по-новому выстраивается, на всё время надо.

— А как Тимур? — уточняла Алёна. — Что с ним?

— Я не знаю, как его судьба повернётся. Я надеюсь, что пить он перестанет, за ум возьмётся. Но это только моё желание, всё от него зависит. Мы ему дорогу очистили, дальше ему решать, как ею распоряжаться.

В лесной деревне Тимур больше не появлялся. А Алёна даже съездила в своё училище и, поговорив со своим куратором, взяла тему для диплома. Несмотря на оформленный академический отпуск, они договорились, что Алёна сейчас напишет дипломную работу, а в следующем году пройдёт практику и защитится. Так она стала иногда выбираться в город в библиотеку и в своё училище.

Евдокия оклемалась только к новому году.

— Трудно мне далось твоё спасение, Алёна, — сказала она как-то, — не думала я, что так тяжело будет. Крепко тебя те силы держали. На поляне мне пару раз казалось, что дрогнешь ты, против меня повернёшь. Но выдержала ты, до конца всё сделала, молодец.

— У меня в голове такое творилось, — ответила Алёна, — что сказать страшно. Я даже не знаю, откуда такие мысли были.

— А это происки тех, что отпускать тебя не хотел, — проговорила ведунья, — они ведь на разум да душу воздействуют, разные вещи сулят, чтобы человека к себе заманить, а потом долг с него требуют.

— Какой долг? — спросила Алёна.

— Так не бесплатна их помощь, — усмехнулась Евдокия, — только берут они не деньгами, а счастьем и здоровьем человека.

Девушка кивнула, она сама была живым примером такого обмена.

В один из дней, когда она ездила в город в библиотеку, она случайно столкнулась с отцом Тимура. Алёна его сначала не узнала: мужчина сильно постарел и осунулся. Узнав её, накинулся чуть ли не с кулаками.

— Всё ты, ведьма проклятая, виновата! — он кричал так, что прохожие оборачивалась. — Погубила моего сына, сжила со света белого, а сама к таким, как ты, подалась: в лесу с волками живёшь, по-волчьи воешь?

Девушка удивлённо слушала свёкра.

— Что случилось с Тимуром? — спросила она.

— Она ещё спрашивает, — не унимался мужчина, — сама небось на него порчу навела.

— Какая порча? — холодея, спросила Алёна, вспоминая ритуал на поляне.

— Тебе лучше знать, ты же ведьма, — ответил отец Тимура, — все бабы в деревне говорят, что твоих это рук дело.

— Да что случилось? — воскликнула девушка. — Он погиб?

— Не дождёшься, — потрясая кулаком, ответил мужчина и добавил уже тише: — Жив он, но плох очень.

Из последующей речи Алёна поняла, что после её ухода Тимур сильно запил. Да так, что ничего не помогало: ни слёзы матери, ни увещевания отца и друзей. Из мастерской его выгнали, после того как он устроил там пожар и чуть не спалил находящиеся в ремонте машины.

Но кроме этого за Тимуром стали замечать непонятное поведение. Идёт — оглядывается, говорит, что преследует его кто-то. Может начать руками махать, кричать, чтобы его не трогали. Или нож схватит и обороняется, говорит, что хотят его убить.

— Бесы его одолели, говорят в деревне, — закончил свёкор, — а я думаю, что он плен вспомнил, да только теперь есть чем защищаться, вот он и обороняется.

— А Тимур таблетки пил? — уточнила Алёна.

— Какие таблетки? — спросил его отец.

— Которые ему врач выписал, — ответила девушка, — и твёрдо сказал постоянно принимать, иначе с головой может быть плохо. Я когда с ним жила, сама ему давала, в еду добавляла, в чай. Но только следила, чтобы не пил он после этого. Нельзя их с алкоголем мешать. Приходилось травки заваривать, которые тягу к спиртному уменьшали: не полностью, правда, но иногда помогало.

— Я же говорю — ведьма, — сплюнул свёкор, — сгубила ты моего сына. Хожу теперь к нему в больницу, да и не всегда пускают. Закрытое у них заведение. А мать вообще слегла — не может сына таким видеть.

Мужчина развернулся и, не прощаясь, пошёл в свою сторону. Алёна осталась смотреть ему вслед.

Ей хотелось навестить свекровь, помочь ей, отблагодарить за помощь, что та ей оказывала. Но девушка понимала, что нельзя ей появляться в своей деревне. Добра это не принесёт.

Дома Алёна рассказала Евдокии о встрече с отцом Тимура. Та покачала головой.

— Не справился он, — сказала та, — не смог свою судьбу в свои руки взять.

— А что его преследует? — спросила девушка. — Уж не бабкин ли дар ему перешёл?

— Вряд ли, — ответила ведунья, — Тимура рядом не было, когда мы обряд проводили. Да и передаётся он по женской линии. Но поскольку в его освобождении были замешаны потусторонние силы, то может он что-то начать воспринимать, видеть. Странно, что мать ему не объяснит, не поможет.

— Да он и слушать не станет, — сказала Алёна, — не верит он во всё это.

— Верит не верит, а последствия несёт, — ответила Евдокия.

— А что с ним будет дальше? — спросила девушка.

— Самое тяжёлое уже позади, раз он пережил первые месяцы после возвратного ритуала, то жить будет. А больше я тебе не скажу — не знаю, — был ответ.

Глава 23. Кукла.

Алёне было жаль Тимура, она чувствовала свою вину за то, что бросила мужа в такой тяжёлый момент. Вспоминала слова женщин из своей деревни, что жена несёт ответственность за мужа, что у хорошей жены мужик не пьёт и не бьёт её.

Но сразу же одёргивала себя, ведь несмотря на эти разговоры большинство женщин терпели плохое отношение своих мужей и боялись сказать об этом, чтобы не выносить сор из избы.

Также она напоминала себе, что это Тимур разрушил всё, что было между ними, и ещё позволил себе поднять на неё руку. Это было последней каплей, тем, что она не могла ему простить.

Натерпевшись в детстве от матери и её родственников, она пообещала себе, что больше никому не позволит так обращаться с собой. Но чуть не перешла эту черту из чувства ответственности и жалости к мужу.

Вспоминая свою жизнь с Тимуром, их первые встречи и годы юности, проведённые вместе, Алёне было грустно, что дальше всё сложилось не самым лучшим образом, и их дороги с мужем разошлись.

Зато радовало то, что и она сама, и Танюшка чувствовали себя гораздо лучше в лесной деревне. Алёна начала ощущать силы и желание жить дальше, а Танюшка стала больше общаться и улыбаться.

Но длинные разговоры ещё давались ей с трудом. Не было в её речи той лёгкости, с которой маленькие дети болтают, рассказывают о своих важных делах, открытиях, задают взрослым миллион вопросов.

Евдокия, замечая это, озабоченно поглядывала на девочку и думала о чём-то своём. Однажды она сказала Алёне:

— Ты не удивляйся, но мне кажется, что у Танюшки надо забрать куклу, которую ей подарил Тимур.

— Зачем? — спросила Алёна, которая уже давно не удивлялась предложениям ведуньи.