– А можете сказать мне дату рождения девушки, которая умерла около храма?

– Серьезно думаете, что я отвечу?

Был таким милым в прошлый раз и такой противный – в этот! На столе стоял фикус, который привлекал внимание в основном тем, что еще не сдох: ствол высокий и вытянутый, листья только на макушке, будто в какой-то момент несчастное растение полностью сбросило листья, а потом одумалось и решило выжить.

– Зачем вам ее дата рождения? – с любопытством спросила девушка.

Инспектор Чан тут же вмешался:

– Не говори ей никаких дат, Чхве Ми Рэ! Я запрещаю. Она – астролог.

Так презрительно это сказал, будто вовсе не он заваривал мне сосновый чай, помогал сесть и отводил волосы от лица. Может, это вообще был не он, а его добрый брат-близнец? Стало обидно до слез: примчалась сюда, как дура, а он так себя ведет. Ну и прекрасно, тем легче его забыть.

– Я буду читать новости, – произнесла я стервозным тоном, чтобы скрыть огорчение. – И если кто-нибудь еще умрет, приду снова.

– Ждем с нетерпением, – кисло ответил инспектор и уткнулся в какую-то папку.

Я бы не удивилась, если б оказалось, что он держит ее вверх ногами и изображает бурную деятельность только чтобы меня спровадить. Я повернулась, чтобы уйти, но тут одна из дверей в дальней части зала распахнулась и оттуда, нагруженный папками, вышел симпатяга Гиль. Я невольно улыбнулась. Вот уж кто регулярно ходит в барбершоп! Униформа на нем была казенная, как у всех здесь, – темно-зеленая рубашка, галстук, куртка с нашивками, – но я была уверена, что в свободное время он, в отличие от своего старшего офицера, одевается стильно.

– Предсказательница Ли! – обрадовался Гиль. Мне польстило, что он узнал меня и даже имя вспомнил. – Рад видеть вас в добром здравии.

Я нарочно глянула на инспектора Чана. Тот сверлил помощника свирепым взглядом – видимо, не мог пережить, что так успешно меня выставил, а Гиль все портит. Это больно резануло по сердцу: чем я так его разозлила?

Гиль сгрузил папки инспектору на стол и пошел мне навстречу.

– Сержант Пак, – утомленно позвал инспектор. – Вернитесь на свое место.

Пак Гиль не послушал, мало того, жестом пригласил меня выйти на парковку. У меня все нервные окончания словно огнем загорелись. Только что готовилась уйти поверженная, и вдруг…

– Извините его, инспектор – грубый человек, – сказал Гиль, когда мы оказались на залитой солнцем парковке. Ха! Грубый! А кто был таким милым в прошлый раз? – Вы, наверное, хотели узнать, что мы выяснили про смерть Пак Со Ён.

Так у тусовщицы, которая умерла в моем салоне, появилось имя. Через стеклянную дверь я краем глаза увидела, что инспектор уже движется к нам. Видимо, боялся, что помощник сообщит мне лишнее.

– Прошу, скажите мне дату рождения студентки, которая умерла около храма, – попросила я, не надеясь на успех.

– Третье мая две тысячи девятого, – ответил Гиль. – Родилась здесь, в Андоне, время не знаю.

Я ошарашенно уставилась на него. Он точно понял, для чего это мне: чтобы рассчитать бацзы человека, нужны дата, время и место рождения.

– Мне жаль, что вам пришлось увидеть ту смерть, поэтому решил вам помочь. Но теперь уходите.

За нами распахнулась дверь, и я отпрянула, чтобы не подставить Гиля.

– Пошли, – отрезал инспектор Чан. Дождался, пока Гиль поравняется с ним, и понизил голос: – Что ты ей сказал?

– Ничего.

Я поклонилась обоим и пошла прочь, отчего-то взволнованная до мурашек. Когда я решилась оглянуться, дверь в участок уже закрылась.

Мозгу, который склонен на чем-нибудь зацикливаться, только дай повод. Три дня назад я старалась забыть доброту инспектора, а теперь пыталась забыть его грубость. Меня будто встряхнули, как тот европейский сувенир – стеклянный шар со снегом, – и все во мне взболталось и пока не осело. Голым я его больше не представляла – много чести! – но и себя представлять мертвой расхотелось. В конце концов, это последнее средство, и я сейчас не в опасной близости от увлечения красивым парнем, а в гражданском возмущении от поведения мужчины, которого точно не взяли бы сниматься в кино или рекламировать джинсы. Так что ночь прошла спокойно – от обиды я проспала часов десять.

– Юн Хи, хватит в облаках витать! Или ты выходишь на работу, или я отменю аренду салона, – сказала мама за завтраком. – Я сделала тебе расклад: день удачный для бизнеса, особенно до полудня. Вечер надо провести спокойно, чтобы энергия дня не иссякла, так что ладно уж, можешь валяться и смотреть телик, как ты любишь.

– Можно подумать, ты не любишь, – буркнула я. – Сегодня же вторник, будет пятая серия «Тайн семьи Ын», а потом какая-то премьера.

– Телепрограмму она помнит, а то, что пора бы на работу, – нет, – проворчала мама, обращаясь к отцу, но он тоже витал в облаках и не ответил.

Я представила, как снова захожу туда, где лежала мертвая тусовщица Пак Со Ён, вспомнила ее остановившийся взгляд, неподвижные влажные губы, и меня замутило так, что пришлось лечь головой на стол.

– Ты всегда слишком интенсивно думаешь о смерти. Девушку подвело сердце, ее же не убили, – рассердилась мама. – Иди-ка на работу, там быстрее обо всем этом забудешь.

В общем, пришлось соврать, что я ушла в салон, и надеяться, что у отца нет концерта в Йемтео, а то он обязательно решит заскочить к дочери. Тот день и пару дней после я занималась тем, что бродила по центру Андона и изучала бацзы мертвой девушки номер два, сидя в кафе и библиотеках. При мысли о салоне я покрывалась испариной, но не нашла сил признаться в этом своей несгибаемой матери.

Никакого сходства между умершими девушками я не нашла: разный год рождения, разные стихии. Студентка Ким Ха Юн оказалась Быком земли инь – мудрый и творческий знак. Интересно, что она делала в Йемтео в тот день? Тоже туристка? Или, может, писала какую-то научную работу? В интернете об этом, увы, никто не упоминал.

Местные новости я теперь читала каждый день. Если кто-то еще умрет… Я не хотела этого, честное слово, – просто фантазировала, как пришла бы к инспектору и сказала: «Я была права, тут что-то странное». Какая из его ипостасей встретила бы меня? Добрая или злая?

Я пила вот уже который капучино за день, смотрела на парней в очередном кафе и сравнивала их с инспектором Чаном. Это уж точно не могло считаться увлеченностью, потому что все сравнения оказывались не в его пользу. У одного парня были стильно подобранные аксессуары, у второго – идеально отбеленные зубы, третий водил пальцем по экрану самой последней модели телефона, о которой везде писали, – значит, богатый. Вот доживу до тридцати и выберу себе такого парня, что все ахнут. А инспектор пусть прозябает в своем участке с плакатами и фикусом.

Бывают моменты, когда жизнь становится на удивление лишенной содержания, призрачной, пока что-то не пробуждает нас, как весна – семена, спящие под землей. Десятого июня я проснулась и, как обычно, первым делом уткнулась в телефон. Открыла новости – и резко села в кровати.

«Молодую офисную сотрудницу О Су Джи накануне обнаружили мертвой в Йемтео, около книжной лавки Story. Полиция сообщает, что следов насильственной смерти не найдено, но, по информации нашего издания, за последнюю неделю это третья подобная смерть, что не может не вызывать тревогу».

Я начала судорожно искать другие новости по теме и обнаружила на сайте местного телеканала видеорепортаж, который начинался с записи, сделанной женихом девушки. Он снимал себя на телефон – подавленный, красивый, глаза заплаканные.

«Су Джи была совершенно здорова. Я знаю это, потому что мы готовились к свадьбе и оба недавно проходили обследование. Полиция говорит, она умерла естественной смертью, но этого не может быть! Я добьюсь правды, чего бы это ни стоило. Она пошла в этнографическую деревню, чтобы заказать серьги к свадьбе. Прошу всех, кто был вчера в Йемтео и видел ее, связаться со мной по номеру телефона внизу экрана и рассказать любые детали».

Он показывал ее фотографию, открытую на планшете, и его руки дрожали.