— Они рыжие, поэтому у них красные лобки на членах, поэтому, знаешь ли, они похожи на палочки корицы. — Я фыркаю и прикрываю рот рукой, но сдержать это трудно.

— Пошёл ты, Спенсер, — говорит Тобиас, когда Рейнджер подходит к стойке, чтобы что-то заказать.

— Вы уже рассказали ей об Эмбер? — парирует Спенсер, и без того прищуренные глаза Тобиаса превращаются в щёлочки. — Вы не сможете встречаться с Чаком, если не расскажете ей об Эмбер.

— А что тут можно рассказать? — Тобиас плюёт в ответ, а Мика хмурится. Они никогда не выглядели менее синхронно, чем сейчас. Это приводит в замешательство. «Ты знаешь, я позволил ей остаться в комнате Эмбер». Должно быть, это большое дело, если они разбрасываются именем этой девушки, как будто она — всё, в конце концов. Тобиас смотрит мне прямо в лицо, и по мне пробегает дрожь. — Я встречался с девушкой, которая мне действительно нравилась. Она… — он пожимает плечами и проводит руками по лицу. — Мика и Эмбер трахались у меня за спиной.

Мои глаза расширяются, и Мика чертыхается, выплёскивая остатки пива и выбегая из комнаты прежде, чем я успеваю подумать, что ответить. Несколько случайных комментариев и аргументов, с которыми я столкнулась, имеют теперь гораздо больше смысла, например, когда Тобиас говорил о том, что Рейнджер хотел защитить наследие своей сестры, независимо от того, что она сделала, а Мика разозлился и… ну, в общем, сбежал, как он только что сделал.

Затем был комментарий Спенсера о близнецах, которые говорили, что у них общие девушки — начиная с Эмбер, ты имеешь в виду.

У меня такое чувство, будто я только что разворошила муравейник.

— Мы можем, пожалуйста, поговорить о чём-нибудь другом? — Тобиас стонет, взъерошивая волосы. Его глаза встречаются с моими. — У нас чуть больше суток, чтобы решить, что делать с твоим отцом.

— Может быть, если я скажу ему, что встречаюсь со Студенческим советом, он сдастся и позволит мне остаться? — я шучу, и Росс издаёт насмешливый звук себе под нос.

— Не со всем Студенческим советом, милая, — говорит он, бросая на меня взгляд, а затем выходит с напитком на улицу. Как только дверь закрывается, он отвечает на телефонный звонок и прислоняется к стене здания.

— Есть какие-нибудь идеи? — спрашивает Спенсер, скептически глядя на Тобиаса. — Я имею в виду, мы же не можем позволить нашей девушке улететь через всю страну, верно? — он опирается о стену, принимая газировку, которую Рейнджер приносит ему. Черч присоединяется к нам, и мы стоим небольшим кружком в тихом кафе. Единственные посетители, кроме нас, сидят в дальнем углу, хихикают и заигрывают друг с другом. М-да.

— Я уже пытался подкупить директора, — добавляет Черч, поднимая глаза к потолку и размышляя, помешивая кофе со льдом, отчего кубики звякают о стакан. — Не сработало. А если попросить вашу матеру пригрозить, а, Тобиас?

— Нет, если я попрошу об этом, она отправит меня в какое-нибудь военное училище, — говорит он, хмурясь, и я приподнимаю бровь. Недавно у меня была такая же мысль, только о себе. Интересно, что он делал до приезда сюда, чтобы заслужить такой уровень недоверия со стороны мамы? — Ты уверен, что не хочешь, чтобы мы все отправились туда?

— Директор что-то знает, — повторяет Черч, и я хмурюсь. Я не хочу верить, что папа каким-то образом замешан во всём этом дерьме. Итак, я передаю то, что рассказал Росс о мистере Мерфи и мистере Дэйве. Рейнджер и Черч обмениваются взглядами, но я не могу понять, о чём они думают.

— Может быть, мы начнём с этого – допросим их двоих? — спрашивает Спенсер, но всё это кажется таким безнадёжным.

Я нутром чувствую: вернусь в Калифорнию.

— Я поговорю с ним ещё раз, — говорю я, но особой надежды у меня нет.

Арчи Карсон такой же упрямый, как и я.

Набрав мамин номер, я ничего не добиваюсь. Она снова его поменяла. И когда я спускаюсь вниз, чтобы попросить папу дать мне её новый номер, он одаривает меня таким взглядом.

— Любые твои увещевания матери за моей спиной ничего не изменят.

Я скрещиваю руки на груди.

— Почему?

— Шарлотта, я объяснял это много раз. — Он встаёт из-за стола, собираясь снова убежать. Да, он определённо лжет. Мой отец не любит отступать от споров, особенно тех, в которых, как он уже знает, что победил. — Сейчас я буду бронировать тебе билет на самолёт, так что, если у тебя есть какие-то предпочтения, мне нужно знать.

Он начинает идти, и я следую за ним, вытаскивая камень из кармана.

— Ты знаешь, что это такое? — спрашиваю я, и он быстро берёт его, изучая мгновение, прежде чем вернуть мне.

— Нет, не знаю. И, честно говоря, я не понимаю, какое это имеет отношение к чему-либо. — Я хмурюсь, но всё равно снова кладу камень в карман.

— Я встречаюсь со Спенсером, — говорю я, просто для пущего эффекта. Папа никак не реагирует, проходит в кабинет и садится за стол.

— Ещё одна причина для твоего отъезда, — бормочет он себе под нос, открывая авиакомпанию и вводя дату рейса в один конец. — Мы оба знаем, сколько твоего времени и внимания отнимают эти отношения.

— Это такая глупая отговорка, и ты это знаешь, — молвлю я, задаваясь вопросом, не стоит ли мне добавить ещё и «близнецов», действительно задать ему жару. — Здесь у меня оценки лучше, чем когда-либо дома.

— И всё же прошлой ночью ты сбежала в Нью-Йорк, солгав мне о церемонии с фонариками. — У меня отвисает челюсть, и я таращусь на него, когда он начинает указывать Лос-Анджелес в качестве города назначения.

— Сан-Хосе, — бормочу я, чувствуя, как замирает сердце и из меня уходит вся энергия. — В любом случае, я буду убита горем и одинока, лучше быть там, где мне всё хорошо знакомо. И почему ты думаешь, что из всех мест Лос-Анджелес хоть немного лучше или безопаснее, чем здесь, это просто смешно.

Он игнорирует меня, выбирает рейс и переходит к следующей странице, а я плюхаюсь в кресло по другую сторону его стола.

— На самом деле, у меня ещё и четырёхсторонние открытые отношения с близнецами МакКарти, — добавляю я, просто чтобы посмотреть, не вытянет ли это немного энергии из старика. Его ноздри раздуваются, но он всё равно достаёт кредитную карточку и вводит информацию.

— Вместо того чтобы ещё больше позорить себя, почему бы тебе не начать собирать вещи? Всё, что ты не уместишь в чемоданы, мы отправим.

— Ты что-то от меня скрываешь, — говорю я, но он по-прежнему отказывается смотреть на меня. — Чем больше ты меня игнорируешь, тем очевиднее это становится.

— Иди начинай собираться, — велит он мне, и я с раздражением заставляю себя подняться на ноги, одаривая его мрачным взглядом.

— Отослать меня будет самой большой ошибкой, которую ты когда-либо совершал, — говорю я, прежде чем направиться к двери и подняться по лестнице в свою комнату.

Я не задерживаюсь там надолго.

Почему я должна это делать?

Арчи уже назначает мне самое страшное наказание, которое у него припасено в рукаве: изгнание.

— Я отправил тебе полный дневник Дженики, — говорит мне Рейнджер, когда мы сидим в женском общежитии, и он смотрит на то место на стене, где раньше висела её фотография. Там, где она должна быть, цвет стены немного выгорел. Интересно, узнаем ли мы когда-нибудь, кто это сделал? — И её предсмертную записку. По крайней мере, фотографии всего этого.

— Спасибо, — говорю я ему, потому что знаю, что ему трудно вот так раскрывать секреты сестры. Когда была младше, я радовалась, что у меня нет братьев и сестёр, потому что это означало, что мне не нужно было ничем делиться. Теперь я вроде как рада, потому что это просто означает, что мне не нужно волноваться.

«И всё же в тебе есть маленькая зелёная жилка зависти, которая хочет, чтобы у тебя был кто-то, кому ты могла бы довериться, кто-то, о ком ты заботилась бы так же сильно, как Тобиас и Мика заботятся друг о друге».