Аля научила Лелю многим интересным вещам: отличать съедобные грибы от ядовитых, искать лечебные травы, угадывать с вечера, какая будет погода на следующий день.
Братья-близнецы Сережка с Костей научили ее плавать, правда, на речку ее мама одну не пускала, шла вместе с ней, садилась на берегу, смотрела, как Леля бьет по воде руками и ногами, а Сережка и Костя плавали возле Лели, готовые каждую минуту прийти на помощь.
Вера Бахрушина, ее дом находился напротив бабушкиного, научила Лелю вышивать гладью, и Леля грозилась, что, приехав домой, вышьет все полотенца и салфетки, сделает на них кайму — васильки, анютины глазки, розочки и ромашки.
Все они говорили немного иначе, чем Леля: «вёдро» — значит «хорошая погода», вместо слова «вечер» говорили «ужотко», теленка называли «сосун», мочалку — «вихотка».
Леля сперва смеялась, разве можно так говорить, а потом и сама незаметно научилась разговаривать по-деревенски.
Она выросла, стала смуглой, волосы ее выгорели от солнца. Мама говорила:
— Приедем в Москву, папа тебя не узнает...
— А я еще не хочу в Москву, — отвечала Леля. — Подожди, мама, мы еще успеем домой...
Мама соглашалась:
— Разумеется, успеем...
Однажды Леля отправилась с Алей по землянику.
— Хочешь, пойдем в самый дальний лес? — спросила Аля. — Там, говорят, земляники — сила, все кругом как обсыпано...
— Мама не велела далеко уходить.
— Это еще почему? — насмешливо спросила Аля. — Чего она боится?
— Она боится, что я заблужусь, — ответила Леля.
— Со мной не заблудишься, — сказала Аля. — Я тут все как есть леса кругом обошла, каждую тропинку наизусть знаю...
— Нет, — сказала Леля. — Я обещала маме, что пойду только в этот лес, а далеко никуда не пойду, она волноваться будет.
Аля засмеялась.
— Обещала, — протянула она. — Кому обещала-то?
— Маме, ты же знаешь, — ответила Леля.
— Маме? — повторила Аля. — Да какая она тебе мама? Она же неродная, понимаешь?
— Да ты что? — возразила Леля. — Как это, неродная?
— Точно тебе говорю, — уже серьезно произнесла Аля. — Это все у нас в деревне знают, кого ни спроси, твоя мать, родная, умерла, тогда твой отец женился на Марии, моя мама ее сызмальства знает, у нее испокон веку детей не было, она за вдовца на ребенка пошла...
Аля вытянула вперед розовые губы, и Леля мгновенно представила себе красивую Настю, которая, должно быть, именно так и сказала: «За вдовца на ребенка пошла...»
Аля между тем продолжала:
— Да ты погляди на нее и на себя, ничего в вас схожего нет, ни единой-разъединой черточки. Ты красивая, лицо у тебя круглое, белое, глаза — во какие, — Аля пальцами показала, какие у Лели большие глаза. — Волосы густые-прегустые, а у Марии глазки, как жуки лесные, махонькие, и волос на голове считай что не осталось...
Леля вдруг закричала на нее:
— Не смей! Перестань, слышишь, перестань немедленно!
Аля замолчала, удивленно расширила глаза:
— Да ты что? Что это с тобой?
А Леля внезапно повернулась, не говоря ни слова, побежала от нее прочь. Аля закричала ей что-то вслед, она не слушала, бежала изо всех сил, не замечая, что потеряла косынку с плеч, что куры, мирно сидевшие на обочине дороги, разбежались в разные стороны.
Бабушки не было дома, мама сидела у окна, чинила Лелино платье. Увидев Лелю, мама удивилась:
— Ты откуда, дочка? Неужели уже из леса вернулась?
Леля не ответила ей, молча глядела на нее, мама перекусила нитку, наперстком разгладила аккуратно положенную заплатку.
— Кушать будешь? Бабушка тебе творожка свеженького принесла...
Леля молчала, не спуская глаз с мамы.
— Аля тоже с тобой вернулась? — спросила мама. — Так зови ее, я ее тоже угощу творожком....
— Я больше с Алей не вожусь, — сказала Леля.
— Вот как, — сказала мама, нисколько не удивившись. Лелю отличало некоторое непостоянство в дружбе, она умела быстро сходиться с подругами и так же быстро остывала к ним. И мама иной раз говорила папе:
«Наверно, как вырастет наша Леля, будет вот так же своих поклонников щелкать, сегодня один нравится, завтра другой...»
«Ну и что? — спрашивал папа, — Пусть будущие поклонники переживают...»
«Да, пусть поклонники, — соглашалась мама. — Лишь бы не она...»
Леля подошла к ней, спросила, не сводя с мамы глаз:
— Это правда, что ты мне неродная?
— Что? — переспросила мама, щеки ее вспыхнули разом, стали малиновыми и даже на глаз горячими. — Что ты сказала? Что за глупости!
— Аля говорит, что ты за вдовца на ребенка, значит, на меня, пошла, у тебя никогда своих детей не было, и это все знают, моя мама умерла, а ты неродная мама...
— Ну и люди, — мама покачала головой, вздохнула, и Леле сразу же стало жаль ее, и она подумала про себя, может быть, не надо было передавать маме Алины слова...
— Ну и люди, — повторила мама. Притянула Лелю к себе, прижалась щекой к Лелиной щеке. — Надо же такое придумать!
— Это неправда? — спросила Леля.
Мама засмеялась:
— Конечно, неправда! Ты у меня самая-пресамая родная дочка! Неужели не видишь?
— А почему же Аля так сказала? — не сдавалась Леля. — Откуда она взяла, что ты у меня неродная?
— Не знаю, — ответила мама. — Просто взяла и ляпнула, а чего, наверное, и сама не поняла.
— Она говорит, что ты за вдовца с ребенком пошла...
— Ну что за люди! — снова произнесла мама. — И как только не совестно такой ерундой детям мозги засорять?
— Я сейчас пойду и скажу, чтобы она... — начала было Леля, но мама решительно оборвала ее:
— Никуда ты не пойдешь, дочка, и вообще, о чем тут говорить. Мало ли какие люди глупости придумают, а ты что, со всеми спорить будешь?
— Я с ней больше не буду водиться, — сказала Леля.
Мама пригладила ладонью Лелины растрепавшиеся на висках волосы.
— Веришь мне, дочка?
— Верю, — помедлив, ответила Леля.
— Ты моя самая что ни на есть родная, поняла? И никогда не слушай всякие глупости и сплетни, слышишь? Не будешь слушать?
— Не буду, — пообещала Леля.
— Верь мне, я — твоя мама, самая настоящая, родная...
Вместо ответа Леля потерлась носом о мамино плечо.
У нее уже окончательно отлегло от сердца, она понимала, мама права, Аля вместе со своей мамой придумали ерунду и все это, само собой, враки, и сейчас она поест творожка, который принесла бабушка, потом побежит на берег, там наверняка сейчас купаются Катя с Верой и братья Сережка и Костя...
Но тут мама сказала озабоченно:
— Вот что, доченька, я забыла тебе сказать, мы же сегодня уезжаем...
— Сегодня? — удивилась Леля. — Ты же хотела, по-моему, дней через десять, сама же говорила бабушке, что еще дней десять побудешь...
Глаза Лели мгновенно наполнились слезами, день за окном, сияющий, лучезарный, полный солнечного тепла и блеска, как бы разом померк и потускнел.
Сколько же было планов на эти самые десять дней! Во-первых, бабушка обещала повести Лелю в телятник, показать новорожденных телят, потом Слава, тот самый, который встречал их в Огородском, обещал покатать Лелю на мотоцикле, и еще Леля задумала сделать бабушке сюрприз — вышить ей полотенце красными петушками, и вот неожиданно, в один миг мама решила — уезжать...
Леля заплакала, а мама, словно бы не замечая Лелиных слез, начала собирать вещи.
Леля поплакала немного и перестала. Странно все-таки, обычно мама мгновенно сдавалась на ее слезы, стоило Леле заплакать, как мама сразу же говорила:
«Ну хорошо, ну ладно, пусть будет по-твоему, только не плачь!»
А теперь мама словно бы не замечала Лелиных слез, собирала вещи, укладывая их в чемодан и рюкзак.
Потом пришла бабушка, удивилась.
— Ты что, Маша? — спросила. — Никак, собираешься уехать?
— Собираюсь, — ответила мама. — Дел в Москве много, и потом Семена надо пожалеть, каково ему там одному?
Бабушка кивнула:
— Это так, конечно, только я думала, еще немного у нас побудете...
