— А у меня отличный вкус, — донеслось из-за спины.

Калеб удовлетворенно улыбнулся. Парень выглядел хорошо: темно-фиолетовая рубашка, расстегнутая у ворота и смолянисто-черные брюки. Но Леа поежилась от его сального взгляда, чувствуя себя проституткой. Попытка подтянуть подол ниже ни к чему не привела.

— Ты о чем?

— Я выбрал отличное платье для тебя, — пояснил он. Леа не поняла, комплимент ли это и как стоит реагировать на услышанные слова. — И не горбись, тебе не идет. На собрании ты держала осанку, выглядела шикарно, а сейчас похожа на сморщенный гриб.

Леа начинала сердиться. По какому праву он отпускает подобные замечания? Действительно, после утренних занятий у нее болело все, но в особенности — спина и из-за этого она слегка горбилась. Попытка свести лопатки оборачивалась болью. Но разве принято говорить такое даме на свидании? Она на свидании никогда не была, но предполагала, что проходить оно должно несколько иначе.

— Ладно, пойдем, — протянул он, подавая Леа ладонь.

Неохотно взяв его руку, девушка шла рядом с парнем, усердно глядя под ноги. Ее сердце бешено колотилось в ушах, а сознание кричало, что она поступает неправильно. Зачем отдавать дар так рано? Ведь куратор дал ей тридцать дней. За это время она может помочь Виктории соблазнить темного мага, и он забудет о ней. А с другими парнями разделается сегодня в полночь. Затея с Калебом представлялась ей все более глупой, но отступать было поздно.

Вокруг — березовый парк. В отблеске заката таинственно прекрасный, наполненный розовато-багровым светом. Воздух свежий — как она любит. Таким хочется дышать полной грудью. Леа мечтала, что когда-нибудь встретит парня, который покорит ее сердце и они будут гулять, держась за руку, обниматься под луной и любить друг друга под звездами. Да. Она хотела и любви, и физической близости. Но не абы с кем и не по принуждению. А по зову сердца, но никак не обстоятельств…

— Ты чего напряглась вся, как палка? Это ведь была твоя идея, сделать все сегодня.

— Мне кажется, что идея была не самой лучшей, — она остановилась и освободила свою руку.

— Ты что, решила меня продинамить? — парень на такое не рассчитывал. Он потратил деньги на платье и босоножки, а при виде светлой у него уже встал.

— Не продинамить. Просто… отложим. Ты ведь сказал, что подождешь, если это будет необходимо. Так вот, мне это необходимо. Я еще не готова.

— Да что там готовиться? — он притянул светлую за талию к себе. Почувствовав, как в бедро уперся эрегированный член Калеба, девушка напряглась. — Дело сделать — пять минут. Больше разговоров.

— Ты вынуждаешь меня быть грубой. Отпусти, иначе я стану защищаться.

Оттолкнув от себя девчонку, он выругался. Насиловать Леа парень не планировал. Да и дар от этого достанется крошечный. Он хотел полный. Такой, чтобы все завидовали его силе.

— Я кучу денег на платье убил и ничего не получу взамен?

Леа никогда не считала себя дешевкой. Тысяча растонских — не та сумма, из-за которой мужчина может упрекнуть женщину. Столько стоит корзина продуктов на пару дней для бездомных. Хлеб, молоко, консервы, макароны. Сейчас же ее пытались упрекнуть в том, что она — дешевая шлюха. Фактически, платье — отвратительное и пошлое — Калеб пытался преподнести как своего рода плату за дар. Даже не думая о последствиях, она стянула его через голову, вывернула, аккуратно свернула и положила на лавочку, возле которой они остановились. Даже в одном нижнем белье девушка чувствовала себя более прилично, нежели в этом безвкусном куске ткани.

— Я не стала срезать ценник. Подаришь другой идиотке. Я не шлюха и не дешевка. Ты не достоин моего дара.

Развернувшись на каблуках, она гордо удалилась. Босоножки возвращать не станет. Ступать по холодной от росы траве — удовольствие сомнительное, которое может обернуться воспалением легких. Леа знала об этом не понаслышке. Одна девчонка из их компании умерла от воспаления из-за мокрых и замерзших ног.

— Леа! Постой, давай поговорим!

На окрики она не реагировала, быстрым шагом удаляясь от парня. Даже в спортивном бюстгальтере и трусиках она чувствовала себя более уверенно, чем в том вульгарном платье. Но через несколько минут пожалела об опрометчивом поступке. В вечернем парке прохожих не было, но девушка боялась натолкнуться на кого-нибудь. И боялась не зря, ведь Блэквел уже терял терпение, дожидаясь ее в беседке на очередной урок, о котором Леа совершенно забыла. Поэтому окрик за спиной заставил вздрогнуть от страха и сжаться в комок.

— Курсант Суарес. Развернуться и подойти!

Попалась!

Не смея ослушаться, она развернулась и, обхватив себя за плечи, подошла к куратору, стесняясь поднять взгляд. Почему-то под взором Калеба она не чувствовала своей наготы, а находясь рядом с куратором дрожала всем телом, испытывая жгучий стыд. Кроме него — еще и холод, усыпавший кожу мурашками. Через мгновение на ее плечи легла мягкая теплая ткань.

— Застегните.

Подняв удивленные глаза, увидела, что Блэквел снял с себя рубашку, чтобы прикрыть ее наготу. Он предупредительно скрыл их под пологом невидимости. Мужчина не хотел, чтобы кто-то любовался фигуркой его маленькой светлой. Пристально наблюдая за тем, как она трясущимися пальчиками застегивает пуговички на черной шелковой рубашке, темный маг отметил, насколько хорошо сложена девчонка. Природа наградила ее всем: хрупкостью, белоснежной и наверняка бархатной кожей, тонкой талией, мягкими округлостями и плавными изгибами. Но больше всего его влекла невинность. Леа не принадлежала никому и он будет единственным, в чьих объятиях это великолепное тело станет трепетать.

Застегнув рубашку, Леа снова опустила взгляд. Телу стало необычно тепло и приятно. Мягкая ткань пахла темным магом — древесными нотками и хвоей. Так пахло в ее каморке. Так пах ее дом. Она утонула в рубашке Блэквела, надежно скрывающей ягодицы и нагие места. Загнув рукава, девушка вновь обхватила плечи руками. Поднять глаза было страшно — куратор перед ней наполовину обнажен. Но украдкой девушка успела отметить, что, помимо рельефных очертаний упругих мышц на гладкой груди имелись шрамы. Большое количество шрамов. Они привлекли ее внимание и, уже отбросив стыд, Леа принялась жадно их разглядывать. Не менее дюжины круглых отметин, диаметром один-полтора сантиметра. Неужели остались от пуль? Скрестившиеся на груди руки закрыли обзор, и она недовольно посмотрела на их обладателя. Блэквел усмехнулся.

— Поразительно. Сначала стыдливо прячешь глазки, а теперь недовольна, что не дают разглядывать?

Мужчина на мгновение исчез в темноте, из которой вынырнул уже с новой, на этот раз белоснежной рубашкой. Наскоро накинув ее, быстрыми и уверенными движениями застегнул.

— Откуда у вас эти шрамы?

— Душевные разговоры мы вести не будем. Они никак не относятся к нашим занятиям. Скажи лучше, как окончилось ваше свидание?

— Откуда вы…

— Леа, — уводя девушку в сторону беседки, менторским тоном начал Этан. — Неужели ты полагаешь, есть что-то, чего я о тебе не знаю?

Она искренне полагала, что есть. В противном случае, наверняка была бы мертва. Вслух свои предположения девушка озвучивать не стала.

— Первый опыт оказался плачевным, — откровенно созналась она, усвоив урок с первой встречи: когда Блэквел спрашивает, стоит сразу ответить. — Но я не теряю надежды.

— Но теряешь одежды, — неожиданно пошутил он, растянув губы в улыбке и вспомнив Рейну. Она бы ответила именно так. — Усердие достойное похвалы.

Проигнорировав неуместную шутку, девушка приняла руку куратора, который помог ей подняться по лесенкам в беседку. Там стоял небольшой круглый столик, изящно сервированный и накрытый белоснежной скатертью.

Блэквел надеялся, что вечер пройдет иначе. Вид светлой в его рубашке, едва прикрывающей ягодицы, знание, что под ней — практически ничего нет, требовали от мужчины неимоверной выдержки. К тому же, Виктория, сговорившаяся с девчонкой, изрядно потрепала ему нервы. Давно он себя не муштровал воздержанием. В паху вновь разлилась болезненная тяжесть, поэтому он быстро помог девушке сесть за столик, обогнул его и сел напротив, повторяя про себя, что наградой за терпение станет весь дар, а не его жалкая часть.