Как и все папы, начиная с Урбана II, Иннокентий III был горячим сторонником войны с исламом. В 1198 году, сразу после своего назначения, он призвал к новому крестовому походу, а затем написал обращение к баронам и епископам Заморья, в котором горячо убеждал, что их соглашение с сарацинами мешает его попыткам поднять европейских христиан на защиту веры. Для сбора средств на крестовый поход он ввел дополнительный 2,5-процентный налог на все доходы церквей. Он гарантировал полное отпущение всех грехов, если согрешивший сознался и раскаялся, — и не только тем, кто лично отправился в Палестину, но даже тем, кто направил туда уполномоченных от своего имени. Священная война за освобождение Святой земли превратилась в главную идею всего западноевропейского мира, однако в период позднего Средневековья организация крестового похода уже была невозможна без привлечения огромного количества сборщиков, банкиров и стряпчих, занимавшихся сбором и распределением денег.
Как и Ричард Львиное Сердце, Иннокентий III испытывал двойственные чувства к ордену Храма. Он был осведомлен о его упадке. Папам, как высшим гарантам суверенных рыцарских орденов, постоянно поступали жалобы на братьев-рыцарей как от представителей светской знати — например, от короля Иерусалимского Амальрика, доложившего об убийстве тамплиерами мирных послов ассасинов, — так и от духовенства, роптавшего из-за ущемления его прав. Поскольку подавляющая часть летописцев в тот период состояла из церковников, таких как Вильгельм Тирский, неудивительно, что они сформировали в общественном сознании крайне неприглядный образ рыцаря-храмовника.
Некоторые из выдвинутых ими обвинений были довольно примитивны — например, они писали, что колокольный звон в иерусалимской общине госпитальеров нарушает покой патриарха Иерусалимского и мешает совершать службу каноникам храма Святого Гроба Господня. Порой они откровенно завидовали привилегиям, которые рыцарские ордена получали от пап римских, особенно освобождению их от уплаты десятины. На третьем Латеранском соборе в 1179 году был принят ряд декретов по сокращению орденских льгот, однако позднее папа аннулировал эти ограничения. В 1196 году папа Целестин III упрекнул тамплиеров за несоблюдение соглашения, которое они заключили со служителями храма Гроба Господня относительно распределения десятинной подати, а в 1207 году уже Иннокентий III бранил их за неподчинение его легатам: они пользовались привилегией служить мессу в церквах, на которую теперь был наложен интердикт (временный запрет). Но одновременно постановил, что, «ежели кто пожелает заплатить два или три пенса на поддержку тамплиерского братства… даже в случае его отлучения от церкви — за супружескую измену, ростовщичество, либо за что другое, — тому следует предоставить возможность быть погребенным по-христиански». Как выразился папа, «и да изойдет из них дух алчности».
В какой-то момент под вопросом оказалось само существование рыцарско-монашеских орденов. Настоятель цистерцианского монастыря л’Этуль (недалеко от Пуатье) англичанин по имени Исаак публично возносил молитву против «новоявленного монстра» под видом nova militia («новая гвардия», лат.) — этот термин был взят им из названия программного трактата Бернарда Клервоского «De laude novae militiae». В своем памфлете Исаак обличал тех, кто насильно обращал мусульман в христианство и грабил неверных, удостаиваясь при этом мученического венца. Позднее в том же XII веке два других англичанина, монахи-летописцы Вальтер Мап и Ральф Найджер, также высказывали сомнения в правомерности применения силы для распространения христианства. Вальтер Мап, непримиримый враг цистерцианцев, подверг тамплиеров резкой критике за их алчность и расточительность, так не соответствовавшие скромности и благородству основателя ордена Гуго де Пейна.
Общий настрой против тамплиеров усиливался присущей им скрытностью. И если в условиях Палестины действительно имелись веские причины сохранения военной тайны и неразглашения планов, то в Европе это делалось с целью скрыть моральное разложение своего ордена. Потому о проступках храмовников и наложенных за это наказаниях практически никогда не становилось известно за пределами тамплиерского братства: как и большинство других организаций такого типа, тамплиеры предпочитали скрывать свои прегрешения и трудности. К середине XIII века во всех трех рыцарских братствах действовали строгие ограничения, запрещающие братьям говорить кому-либо о принятых решениях и событиях внутриобщинной жизни. Плотный покров тайны также окружал и церемонию приема в орден тамплиеров новых членов.
Солидное благосостояние ордена Храма неизменно вызывало зависть окружающих. Узнав о бедах, которые потрясли Святую землю, многие подумали, что храмовники просто отказались раскошелиться и решили приберечь свои деньги. В отличие от обычных монашеских общин рыцарские братства отдавали лишь незначительную долю своих доходов на общегосударственные нужды: один из первых критиков тамплиеров Иоганн Вюрцбургский отмечал, что хотя тамплиеры и дают милостыню нищим, но в неизмеримо меньших размерах, чем те же госпитальеры. Подобно своим более ранним предшественникам — бенедиктинцам и цистерцианцам, — благодаря обильным благотворительным вливаниям и умелому управлению многочисленной недвижимостью ордена храмовников и госпитальеров стали одними из самых богатейших корпоративных организаций в королевствах Западной Европы. В результате такого быстрого обогащения духовные наследники Бенедикта Нурсийского и Бернарда Клервоского оказались в положении, не соответствующем первоначальным идеалам апостольской бедности, присущей всем монашеским братствам. Печален пример ордена францисканцев, который под тяжестью свалившегося на них богатства фактически разложился.
Несмотря на распространение подобных тенденций в монашеской среде, тамплиеры жили в довольно спартанских условиях и отличались умеренностью в быту. Вдали от крупных городов или территорий, где проходили военные действия с их участием, они не тратили больших денег на строительство крупных замков или роскошных церквей: сохранившиеся до наших дней командорства, такие как Ришеранш во Франции, выглядят весьма скромно, особенно в сравнении с величественными монастырскими ансамблями той эпохи.
На территории командорств и прецепторий (орденских хозяйств, включавших сельскохозяйственные фермы и мастерские) строились главным образом амбары для хранения зерна, стойла для лошадей, дормитории (спальные корпуса), рассчитанные примерно на полдюжины братьев, и небольшие укрепления, могущие защитить лишь от воров. Часовни — также имевшие весьма скромный вид и служившие символом главной миссии тамплиеров и госпитальеров — были уменьшенными копиями иерусалимской церкви Гроба Господня. Оба ордена соперничали между собой — каждый пытался предстать перед обществом как главный и единственный защитник христианских святынь в Палестине.
В обществе складывалось мнение, что рыцарские ордена, обладая немалыми средствами, использовали их преимущественно на привлечение и экипировку новых добровольцев, что жизнь в самих братствах не столь комфортна, как многие утверждают. Пожалуй, единственными, кого открыто критиковали за стремление к роскоши, были клюнийские епископы. Тамплиеров их современники больше упрекали за другое: несмотря на исключительное положение рыцарей и дарованные им права, лишь немногие из них с оружием в руках боролись с неверными. Огромное же большинство управляло более чем девятью тысячами поместий, пожалованных ордену благочестивыми владельцами, или занималось хозяйственной деятельностью. Различные привилегии и освобождение от традиционных феодальных повинностей и податей, распространявшееся даже на самых нижних членов тамплиерской общины, вызывали естественное негодование и зависть местных феодалов. Вообще говоря, отношения с королевскими судами и официальными представителями королевской власти были довольно дружескими; однако порой они обвиняли тамплиеров, что те за взятки принимают в свои ряды уголовников и грабителей, укрывая их от суда и наказания.
