В лесу уже ощущались сумерки, и Ян, переползая от бойца к бойцу, отдавал последние приказы, чувствуя, как тело охватывает дрожь непонятного, неведомого ранее возбуждения; во рту отчего-то появился солоноватый привкус, словно он нечаянно до крови прикусил губу.

Все будет в порядке…

Он успокаивал сам себя, наблюдая, как фигуры снайперов, сгорбившись, исчезают в сгущающихся сумерках среди густого ельника.

Вершина холма, где, судя по монотонному, басовитому гулу, продолжались какие-то работы, еще освещалась солнцем, что давало снайперам неоспоримое преимущество.

По легкому шелесту ветвей Ян понял – бойцы начали карабкаться на деревья: могучие ели служили хорошей маскировкой, а их высота позволяла снайперам занять господствующие позиции, откуда просматривался гребень возвышенности. Остальные бойцы распределились на границе ельника, блокируя склон, ведущий к поселку.

Ковальский полез на дерево.

Стараясь не шуметь, Ян ловко карабкался по ветвям, пока те не стали ощутимо гнуться под его весом. Найдя прочную развилку, он решил, что поднялся достаточно высоко, и действительно, отодвинув в сторону несколько зеленых молодых побегов с клейкими, еще не колючими иголками, он увидел картину, которую приблизительно представлял со слов Мари.

Кустарник на вершине холма оказался повален, выворочен с корнем, листва на нем пожухла, земля же была прорезана ровными, расположенными через равные промежутки узкими, но глубокими шурфами, словно по холму прошлись исполинской гребенкой.

Данная симметрия нарушалась лишь в одном месте, где механические старатели, очевидно, обнаружили искомое: узкий разрез почвы там превращался в широкий раскоп, в отвесной стене которого тускло поблескивали вкрапления металла.

Кто бы мог подумать, что под слоем земли обычный с виду холм (каких немало в окрестностях) скрывает какой-то механизм или, быть может, древнее сооружение.

Окинув быстрым, оценивающим взглядом панораму раскопок, Ян переключил внимание на андроидов.

Он насчитал десять человекоподобных машин. Из них вооружены были лишь пять, они стояли, будто изваяния, образовав редкое оцепление по периметру раскопа, остальные медленно двигались по нетронутым земляными работами участкам, вероятно, пытаясь определить при помощи встроенных сканеров размеры и точное местоположение обнаруженной конструкции.

Чуть в стороне сгруппировались семь или восемь приземистых, действительно похожих на черепах землеройных машин.

Все оказалось не настолько страшным и загадочным, как минуту назад рисовало воображение. Ян даже мысленно устыдился собственных страхов и сомнений.

Взглянув на часы, он понял, что снайперы уже успели занять позиции и разобрать цели. Пора начинать операцию…

Он приподнял пуленепробиваемое забрало шлема и тонко свистнул, подражая голосу одного из немногих пернатых обитателей леса.

Это являлось сигналом, и первые выстрелы сухо щелкнули спустя доли секунды после условного свиста.

Пять снайперов работали без остановки, каждый по своей цели, – опуская забрало «сферы», Ян услышал, как пули звонко прошибают металл; застывшие в охранении дройды не успели отреагировать на внезапный огонь, – он отчетливо видел, что оружие валится из механических рук, и тут же, не давая им развернуться, снайперы ударили по коленным кожухам, за которыми скрывались сервоприводные узлы пришлых механизмов.

В эти мгновенья лейтенанту Ковальскому казалось, что операция разыграна, как по нотам, и близится к стремительному победному финалу… ощущение длилось несколько секунд, пока за противоположным склоном возвышенности отчетливо не взревел двигатель и над склоном холма не появилась зловещая тень громадной, совершенно незнакомой машины, которая проломилась сквозь редкий кустарник, выворачивая траками гусениц огромные комья земли; в ее бортах открылись люки, и оттуда вдруг посыпались фигуры андроидов.

Их было несколько десятков, каждый экипирован и вооружен не хуже бойцов взвода Ковальского. Выскакивая из люков, они не останавливали начатое движение, а тут же, без промедления, ожидания команд или иных подготовительных действий открывали безошибочный ответный огонь по тем деревьям, где располагались позиции снайперов взвода.

Первый болезненный вскрик и характерный звук падающего, подламывающего ветви тела подействовал на Яна, словно внезапный удар в голову: сознание на миг помутилось, но шок исчез, растворился в невероятном всплеске нервного возбуждения, не прошло и секунды, как, выкрикнув команду, он вскинул «Абакан», дав две короткие прицельные очереди по перебегающим среди поваленного кустарника фигурам.

В ответ, высекая остро пахнущую древесную щепу, в ствол ели впились десятки пуль… и в этот миг от далекого горизонта, где громоздились кучевые облака, закрывающие закатный диск светила, ударил, найдя прореху, одинокий багряный луч солнца, осветив холм и окрестности нереальным оранжевым светом.

Ян навсегда запомнил этот изливающийся из поднебесья свет, в котором тонули частые отрывистые вспышки выстрелов.

Таким в его памяти запечатлелось начало жестокой неравной схватки.

Пули с глухим стуком впивались в кору дерева.

Ян слышал крики, автоматные очереди вспарывали сумрак ельника, на злополучном склоне холма горел человекоподобный механизм: горел молча, продолжая посылать во тьму короткие отрывистые очереди.

Ноги Ковальского наконец коснулись земли. Он отбежал на несколько шагов в сторону от демаскированной позиции, по которой продолжали бить из стрелкового оружия, и включил коммуникатор шлема.

Дальнейшее соблюдение радиотишины являлось глупой бессмыслицей.

Полковник Нагаев резко обернулся, заметив, как вспыхнул на тактическом терминале индикатор экстренного вызова: так автоматика отреагировала на всплеск активности в эфире, транслируя в реальном времени все перехваченные радиосообщения.

Участники совещания, стоически ожидавшие развития событий, вдруг услышали четкий голос боя – канал телеметрии вбирал в себя все, начиная от участившегося дыхания бойцов, звонких автоматных очередей, глухих взрывов, треска занявшегося на холме пожара, до отчаянных предсмертных вскриков и резких, перекрывающих иные шумы, команд взводного:

– Первое отделение, отойти на двухсотметровый рубеж, занять позиции для прикрытия!.. Ловацкий, обеспечить спуск снайперов, третье отделение, за мной! – Ковальский все еще отдавал приказы, как по учебнику, словно листал электронные страницы тактических наставлений, даже сленг пока отсутствовал в его командах, – Ян выговаривал фразы целиком, и оттого они казались штампованными, игрушечными…

Жуткий предсмертный хрип, перешедший в короткое бульканье, стал иллюстрацией к его словам, и тут вдруг разом включилось несколько экранов – это, наконец, начал поступать видеоряд с камер, установленных на шлемах бойцов.

Сидевший в центральном кресле Нагаев вдруг странно дернулся, будто шальная пуля, преодолев немыслимое расстояние, ударила его в голову.

Рядом с ним возвышался странного вида терминал, где в такт поступающим данным нервно и часто взмаргивал индикатор…

События развивались стремительно.

Рваная тьма на экранах телеметрии озарялась короткими злыми хоботками очередей, тлела отсветами пожара, слепла от рвущих ельник гранатных разрывов.

Нагаев резко схватил тонкую дугу коммуникатора:

– Ковальский! Ян, ты меня слышишь?

Ему отвечал бой.

– Ян! – В голосе полковника вдруг прорвались визгливые нотки.

Да. Они носили форму и знаки различия, но никто, от рядового до командира, не знал войны, не понимал ее сути…

Сегодня, сейчас, сию секунду они получали первый опыт… далекая, чужая смерть воспринималась как своя, внутренности сжимались, холод драл по спине ледяным ознобом…

Нагаев обернулся. Его взгляд, казалось, сейчас прожжет насквозь начальника штаба, который сидел в своем кресле со спокойным выражением деловой заинтересованности на лице.