— Будем считать, что мы никого не видели! Но! Чуб остается с нами!

Видать, лесная жизнь, которой подчевал своих людей Сыч, изрядно им наскучила. А еще больше наскучило то, что наградой за все лишения была постоянная угроза смерти. Как, например, сейчас.

— А ты приди и возьми! — выкрикнул Сыч.

Оглянувшись на притихших разбойников, Сыч зло тряхнул чубом, резко размахнувшись, всадил в землю секиру, двумя рывками стянул с себя волчью безрукавку, отшвырнул ее в сторону. Выдернул топор, небрежно забросил на плечо и вразвалочку пошел навстречу.

За их с Котлом спинами вновь заскрипели туго натягиваемые луки.

— Ну что ж, желаешь поговорить, давай поговорим, — насмешливо бросил, приближаясь и с показным безразличием не обращая внимания на нацеленные в него луки, Сыч. Сорвав резким движением с плеча топор, он крутанул его в воздухе так, что лезвие натужно загудело, разрубая воздух.

— Отчего ж не поговорить? — прогудел в шлем Котел. — Такой редкий в природе случай, когда дерьмо само рвется в беседу, упускать, конечно, нельзя.

Он сбросил с руки щит, нагнувшись, сдернул с головы шлем, кинул его на землю, после чего вновь взялся за щит.

— Какого лешего… — вдруг опустив секиру, пролепетал Сыч. Когда он увидел лицо вставшего напротив него поединщика, от его бесшабашной воинственности не осталось и следа. — Ты?! Но…

И он порывисто бухнулся на колено, преклонив перед Котлом голову.

— Мой ярл.

Кутьке как обухом просеж глаз шибанули. Неверящим взглядом он уставился на белозёрца. Который все эти седмицы учил его ратному делу и которого тайно и совершенно искренне считал своим старшим побратимом.

Котёл устало выдохнул.

— Какой же ты идиот.

Шагнул в сторону преклонившего колено Сыча, коротко махнул мечом — и чубатая башка, подрыгивая клоком волос, поскакала по траве, изгвазданной в крови. Тело медленно завалилось набок.

— Какого рожна тут творится? — пролепетал один из охотников.

— Опустить луки! — взревел Котёл. — Только что я убил главного татя Белозерья. Теперь нам эту шайку можно не бояться. Я сказал — опустить луки!

Только сейчас с Кутьки словно спали оковы изумления. И ужаса.

Набрав в грудь побольше воздуха, он проорал:

— Измена!

Но было поздно. Увидел он только непонимающе обращённые к нему лица ополченцев да опущенные луки. В то время, как ватажники уже успели подобраться ближе к их измочаленной рати.

— Вали их всех, — глухо отдал приказ Котёл.

И отдал он его разбойникам. С воплями, гиком и диким свистом они бросились на растерявшихся охотников. Одного из станичников дружинник воеводы Перстня остановил, когда тот уже замахивался на Кутьку каким-то уродливым чеканом:

— Этот — мой.

Ошалело глядя на старшего товарища по оружию, учителя и побратима, который словно нехотя пошёл по кругу, приближаясь к нему, Кутька едва не взвыл.

— Почему? — только и смог проронить он. — Почему…

— Потому что это я — отпрыск Синѐуса. Князя, имевшего столько же прав на великий киевский стол, сколько и Рюрик. Но преданного и убитого своими же побратимами.

— Но… но ты же всё это время был с нами!

— Держи врага к себе ближе, чем друга, слыхал поговорку? — усмехнулся здоровяк, поднимая с земли топор Сыча.

— Тебя ранили тогда в хате.

— Идиот Сыч. Давно хотел срубить ему башку. Один хрен от неё толку не было. Это ж надо было приказать засыпать дом стрелами, зная, что Я нахожусь внутри. Эта его дурь едва не порушила мне все планы.

Не успев закончить фразу, Котёл метнулся вперед, с гулом разгоняя воздух вокруг описывающей восьмерки секиры. Такой скорости от кряжистого здоровяка Кутька не ждал. Он не стал подставлять под плетущий убийственные петли топор иссеченный щит. Увернулся раз, другой, третий, пустив в ход свой топор только тогда, когда Котёл неуловимо-кошачьим движением выудил свободной рукой откуда-то из-за пояса тесак с широким лезвием и едва на противоходе не поддел на него парнишку. Железо в последний миг звякнуло о железо.

— А в Киеве я остался для того, чтобы сойтись с Ольгой и ромейскими воронами при её дворе, — как ни в чём ни бывало, продолжил ходить кругами и разглагольствовать бугай, как только понял, что первый его наскок пошёл прахом. — Ты думаешь, меня и правда повязали в ту ночь, когда всех остальных людей Светлого резали? Да я изначально был при её дворе. И старому пройдохе Василию на тебя указал я сам. Чтобы ты, выполняя его просьбу, вызволил чёрта Никодима из темницы и притащил его к Святославу. Вот вышла бы потеха, что именно ты был бы виновен в его смерти.

Хмыкнув, Котёл вновь бросился вперёд и обрушил на недодружинника град прямых, косых и свистящих по дуге выпадов. Кутькиных умений и навыков хватало только на то, чтобы отбиваться. Последний удар, который белозёрец нанес топором, вложив в него всю свою тяжесть и силу разворота, парень отразил-таки щитом, метнувшись в сторону и уводя страшный по мощи выпад по касательной. Иначе щиту наверняка пришел бы конец. Вполне возможно, что и держащей его руке — тоже.

21. Битва у Мегры (окончание)

Вокруг кипела сеча, и кто в этой пляске смерти берёт верх, непонятно было, должно быть, и самой смерти.

— Зачем тогда сражался здесь против нордов? Тех, кого сам нанял сюда придти?

— Это только в реке течение никогда не меняется. А в политике — постоянно. Понял, что если сегодня русичи выиграют у моих наймитов, то это позволит мне взлететь при дворе Светлого очень высоко. А у ближника князя возможностей его подвинуть куда больше, чем у дружинника из Белоозера.

Он навалился с очередным крутящимся вихрем ударов так же неожиданно, как и в два предыдущих раза. И точно так же Кутьку, с руки которого уже едва сам собой не сваливался щит, хватило лишь на то, чтобы вихрь этот отразить. Без помыслов об ответных атаках.

— Если бы не этот кретин с чубом, всё бы пошло гладко, — тяжело выдохнув, продолжил Котёл. — Понимаешь? Кто бы сегодня здесь ни победил, победил бы в любом случае я. А сейчас мне придётся тебя порешить. Хотя видят боги, со временем хотел натаскать тебя как следует и привлечь на свою сторону. Особенно — учитывая твоё происхождение. Хотя… С другой стороны, именно учитывая твоё происхождение, порешить тебя мне доставит особое удовольствие, рюрикова ты гниль.

— Что ты такое несёшь?

— Ах, да, тебе ж никто ничего так и не сказал. Ни твой однорукий тысяцкий, ни сам Светлый, — разминая руку, которая не до конца оправилась от ранения, и которая доставляла ему неудобства с самого утра, ухмыльнулся бык.

— Не сказал чего?

— То, что ты его пащенок. Наследник престола с гнильцой, намешанной в княжью кровь. Сын неразумного пацана на троне и безответной потаскухи.

Удар кутькиного топора был скор и неожидан. Как и учил его Котёл. А когда бугай отбил его обухом секиры, рука Кутьки загудела, но осталась тверда и оружия не выпустила. Как и настаивал во время их тренировок Котёл. Предугадывая следующий замах врага по движению его ног и плеч, на что не раз обращал внимание Котёл, гоняя парубка по княжьему двору, Кутька отпрянул в сторону и тут же снова ринулся вперёд. Пытаясь достать самое слабое место своего поединщика. Как всегда учил Котёл.

А местом этим было увечное плечо.

Княжий сын из Овнища откинулся назад, как только позволила изогнуться поясница, и изо всей силы припечатал шлем в раненое плечо заговорщика. И когда тот невольно скривился от боли и сделал шаг назад, Кутька отбил в сторону удар секиры и изо всех сухожилий саданул по ране измочаленным щитом.

С глухим вскриком бугай грохнулся на землю. Топор-переросток Сыча отлетел в сторону. На плече проглянуло ржавое кровавое пятно от открывшейся раны.

Вспомнив подёрнутое мучительной судорогой лицо Ивы, Кутька шагнул к Котлу и занёс над ним топор.

Со стороны кипящей на холме резни по всему берегу вдруг разнесся рев боевого рога.

Было это так неожиданно, что княжий отпрыск вздрогнул. И тут же получил удар по затылку.