— Ты помнишь, когда это началось и когда закончилось? — выпалил Алек. Ника заинтересовалась. Теперь её глаза смотрели в самую душу Алека. На глубине зеленовато-серых радужек прыгали среди огоньков лампы другие, живые, огоньки, которых Алеку так не хватало в Нике последнее время.
— Кажется, помню. — Она воодушевилась. — Что-то странное было вечером перед… тем днём. И оно пропало сразу утром.
— Когда ты вышла?
— Наверное.
Алек снова вскочил. Он не мог больше сидеть на месте. Голова работала на полную, а глаза предательски закрывались и болели от яркого света с потолка. Взгляд Ники словно спрашивал, что всё это значит, к чему он ведёт. На этот взгляд Алек и ответил:
— У теней должна быть своя природа. Они откуда-то появляются и куда-то исчезают, и… — Он не сдержался и сделал крошечную театральную паузу. — Я думаю, нет, я почти уверен, что тень только одна. И она одна ходит между людьми и перемещается от одного к другому.
Алек перешёл порог реальности. Он доказывал существование мистической тени! А Ника слушала, открыв рот, и ни одним словом не подвергла сомнению зачатки его теории.
Алек складывал в голове все появления тени, про которые он знал, и они собирались в одну мозаику: деталь за деталью. Время не совпадало. Одно это заводило Алека. Ощущение пусть маленького, но всё же успеха приятно щекотало нервы. Алек чувствовал себя, как человек, увидевший свет в безнадёжной темноте.
— Убийца и тень — одно и то же? — задумчиво спросила Ника.
Алек так и обмер от её слов, произнесённых тихим мелодичным голосом. Ника смирилась со странностями. Алек старался, но выработанная годами логика полицейского не позволяла искать в мистике все ответы.
— Тень, которая может обращаться любым человеком, — закручивала Ника. — Подбирает жертв, доводит их преследованием, подставляет нужного. И всё это без малейшего подозрения.
И Алек втянулся. Что-то щёлкнуло, и смелые идеи взяли верх над логикой. Фантазия закружила его. От мыслей, озвученных вслух, от предположений, которые вдруг сходились, срастались и переплетались и больше не казались глупыми выдумками, захватывало дух. Алек чувствовал себя ребёнком, проникшим в какую-то новую тайну. Только-только он ходил вокруг закрытой двери, заглядывал в щель, гадал, что может за ней скрываться, и вдруг застал ту самую дверь открытой и уже одной ногой шагнул за её порог. Или это Ника подкинула ему ключи. И Алек понял, что ключи эти на самом деле были в его кармане, просто завалились за подкладку.
Он стоял на пороге неизведанного. И среди темноты легко было не бояться. Потому что в абсолютной темноте теней не видно. Это когда капли света вливаются в темноту, она кажется пугающе опасной. «В жизни сильнее всего освещаются опасные места». Как все запуталось!
Алек смотрел на Нику. Её щёки горели. В её глазах танцевали крошечные золотые мотыльки, сгорали и снова возрождались, когда она слишком резко поворачивала голову. Сверху лился слабый подрагивающий свет. «Нужно поменять лампочку». Странная мысль, совсем не к месту.
Алек поднял глаза к потолку. Лампочка на самом деле дрожала. Вокруг неё вились веером мошки. Потолок растянулся над головой, чисто-белый, с прыгающими отблесками света и призраками теней. Эта игра не закончится. Свет и тень на потолке не вытеснят друг друга, даже если починить лампочку и задёрнуть шторы.
Алек смотрел в окно. Город спал. Он застыл до утра. Там тоже был свет. Он тоже мигал, прятался и снова появлялся. Даже луна моргала, серебристая пенка плыла по её диску. Город ещё недавно был необъятной громадой. Сейчас он казался маленьким, беззащитным под лунным светом и ночным покровом. Город не мог и не хотел бороться с натиском теней.
— Тени, не верится, — прошептала Ника. И Алек снова посмотрел на неё. Мотыльки уснули. Ника смотрела вглубь комнаты, в тот самый угол, где спряталась и тихо ворочалась темнота.
— Не верится, — эхом повторил Алек. Слова переливались в горле ощутимо, сложно. Они, наверное, тоже засыпали. И только фантазия неутомимо подбрасывала новые картинки.
— Выходит, призраки существуют, — недоверчиво, удивлённо и в то же время абсолютно спокойно. Ника разглядывала свои руки. И Алек тоже опустил глаза. Он и не заметил, что всё это время касался ладошки сестры.
Ника руку не убрала, пошевелила пальцами, словно проверяла, не сон ли всё это, закинула ногу на ногу и задумчиво замолчала.
— Значит, мы ничего её знаем о мире.
Алека тянуло на философию. Слабо протестовал засыпающий разум. Фантазия играла на струнах ощущений и предчувствий, и эта музыка легко заглушила бурчание логики.
— Но как ты её поймаешь? Она же тень, — слабо возразила Ника и, не дождавшись ответа, устроилась на плече Алека и закрыла глаза.
— Поймаю, обязательно поймаю, — невпопад ответил он, убирая за ухо её растрёпанные волосы.
Ника спала. Ночь легла на её лицо. Свет, и тень плясали на нём также, как на потолке и на стенах, и повсюду в комнате и во всём мире. Она улыбалась во сне. И черты её казались мягкими и спокойными. Мотылёк выбрались из радужек её глаз и искрились на волосах. Тихо вздымалась грудь. Ровное дыхание щекотало кожу. Алек не двигался. Он не мог видеть часов за спиной. А дыхание Ники и стук ветра за окном оказались громче секунд. Он не мог взять и телефон, оставшийся в рюкзаке на тумбочке. Ничто не напоминало Алеку, что у него осталось мало времени. И как может идти время в мире, где всё спит, всё живое неподвижно, а неживое неизменно.
Алек не узнавал себя в мыслях, которые сливались из когда-то увиденного, когда-то прочитанного, из всех потрясений и воспоминаний последних дней. Он пробегал по минутам разговора с Никой.
Убийца не человек, тень в обличии человека. Он проникает в мысли любого и принимает физический облик любого. Поэтому все убитые перед смертью боялись тени. Он проник в особняк, находясь внутри самого Нагилёва и потому не попал на камеры. Потом, в гостиной, он превратился в одного из тех людей, которым Нагилёв своей жадностью сломал жизнь, и убил его. Выбрался из особняка он, став тенью Маши. Влада он тоже преследовал и в обличие девушки, той самой неизвестной девушки с фоторобота, пробрался в квартиру. Наверное, Влад уже познакомился с этой девушкой-тенью в баре. И ему хорошо было в её обществе, потому что тогда из него самого выходила тень. Эта девушка и убила Влада и ловко подставила Леру, которой на самом деле не было ночью дома.
А потом, наверное, она заняла место самой Леры. И именно с ней, с тенью-убийцей, говорили Алек с Камиллой. Тень играла, подкидывала подсказки всё это время! Третье убийство: тень была в обличие Гриши. Сначала она напугала его, потом забрала его тело и наказала Милану за театральную жизнь.
Тень, преследуя Андрея, заставляя его проживать заново два худших своих кошмара, пыталась разрушить доверие между ним и ребятами. Она знала о ловушке. Каждый ход она знала заранее.
А потом тень взялась за Камиллу и не стала скрываться, когда убивала Дорохова. И всё это время она приходила к Алеку. Нет, приходила она ко всем, но только к Алеку — постоянно, неизменно, медленно, кадрами выдавая воспоминания. Она играла. И играла она с Алеком.
Тот человек в цветной нелепой одежде… Неужели он тоже подсказка? Неужели намёк на перевоплощения тени?
Всё это перелистывалось в голове, как страницы книги, мелькало и пропадало. Алек ещё не понял, не поверил окончательно. И завтра утро упадёт на него и закружит в водовороте. А пока даже самые ужасные мысли казались лёгкими, как та дымка на луне, и прозрачными, как тени на потолке.
Ника спала уже крепко. Алек повёл плечом: она не пошевелилась. Тогда Алек медленно поднялся. Ника не проснулась, когда он положил под её голову подушку.
Мир пошатнулся, вздрогнул. И Алек ещё больше убедился в иллюзии всего происходящего. Только иллюзия может вот так поплыть перед глазами и разойтись разводами света на потолке. Алек подошёл к окну. Оно оставалось непроницаемо твёрдым и холодным. Тогда Алек потянулся к ручке, повернул её и дёрнул на себя. Ветер ворвался в комнату. Ручка выскользнула из неподвижных, словно чужих пальцев. Рама стукнула по плечу. И на секунду Алек проснулся. Ветер откинул назад волосы и ударил в лицо ледяной струёй, залетел под рукава, за воротник, обдав горячую кожу свежей прохладой. Он пробежал по всей комнате, всколыхнул пучки темноты. По потолку проплыли волны света. Мушки и мотыльки куда-то исчезли. Край одеяла приподнялся, словно открылся тёмный рот. И Алек захлопнул окно.
