При этом я весьма красноречиво взглянул на девушку, и та, вспомнив, видимо, мое «исподнее», густо покраснела.
В этот момент нашу содержательную беседу прервал зычный рев, раздавшийся во дворе:
— Госпожа Имань Фу приглашает многомудрого учителя Фун Ку-цзы и его ученика в свои покои!!!
Мой старый учитель подхватил полы халата и, грохоча своими деревянными сандалиями, ринулся к выходу из павильона. Я поспешил следом, но вполне отчетливо расслышал негромкие слова, сказанные мелодичным голоском за моей спиной:
— Ну… попадется еще раз мне в руки твой халатик, господин ученик!…
И мне живо представилось, что станется в этом случае с моей одежкой.
Фун Ку-цзы, не замедляя хода, врезался во входную дверь, от чего та с грохотом распахнулась, и через мгновение я услышал восторженный вопль моего учителя:
— Приветствую тебя, благой посланник, возвестивший мне благую весть о том, что благодетельная госпожа Имань Фу призывает недостойного предстать пред ее прекрасные очи!!! Я следую за тобой, гонец моей госпожи!!!
На секунду стало тихо, а затем до меня донесся вопрос, заданный неожиданно спокойным тоном:
— А где второй?…
— Второй?… — так же спокойно переспросил Фун Ку-цзы.
— Ну да, второй… Мне было сказано привести двоих… Учителя и его ученика… Ты, собственно, кто будешь: учитель или ученик?…
Именно в этот момент я появился в дверном проеме и смог лицезреть физиономию моего старого учителя, отвечающую на последний слышанный мной вопрос. Испугавшись, что со стариком от нанесенного оскорбления может случиться удар или он сотворит что-нибудь нехорошее с этим посланником, я поспешил вмешаться:
— Даже столь молодой человек, как ты, о посланник несравненной Имань Фу, мог бы догадаться, что почтенный старец, на челе которого написана истинная мудрость, не может являться никем иным, кроме великого учителя Фун Ку-цзы! Однако ты, как я вижу, еще слишком молод и слишком… неопытен, чтобы читать по лицам, а потому говорю тебе — ты сподобился лицезреть саму мудрость, воплощенную в человеке, а я ученик этого человека…
Посланник, действительно бывший весьма еще молодым парнем, стоял открыв рот и с довольно глупым видом слушал эту мою галиматью. Зато ученый старикан, казалось, просто наслаждался звуками моего голоса.
— А теперь выполни свое предназначение и проводи нас к пославшей тебя госпоже!… — самым торжественным тоном закончил я свою речь.
— Чего?… — переспросил парень.
— Веди нас туда, куда тебе приказано! — довольно грубо пояснил мою мысль Фун Ку-цзы, а затем повернулся ко мне. — Твоя речь, может быть, была хороша, но тот, для кого она говорилась, не готов ее понять…
Парень, поскребывая щеку, переводил глаза с меня на старика и пытался сообразить о чем это мы беседуем.
— Но даже сухой куст при обильном поливе может дать свежий побег… Даже скудный разум при достаточных усилиях может родить свежую мысль… — возразил я учителю и с удовольствием увидел, как удивленно вытянулось его круглое лицо.
— Сам придумал?…— недоверчиво поинтересовался он, забывая о посланнике и его невоспитанности.
— Ну что ты, учитель. — Я лукаво склонил голову. — Это твоя мысль.
— Да?! — Старик удивленно поднял правую бровь, но тут же «вспомнил»: — Ах да… Ну конечно же… Кхм…
Он повернулся к посланнику, строго посмотрел на него и сурово поинтересовался:
— И долго ты будешь так стоять?… Веди нас к своей госпоже!…
Парень то ли кивнул в ответ, то ли просто тряхнул головой, повернулся и молча направился по тропке, тянущейся к уже знакомой нам мощеной дорожке. Выйдя на дорожку, наш посланник повернул вправо. Через несколько минут мы вышли к речке или одному из ее рукавов, через который был перекинут маленький, очень изящный, но, на мой взгляд, слишком горбатый мостик. Перебравшись на другой берег речки, мы пошли вдоль ее тихого, но быстрого потока, скрытого от нас ровненькой порослью ивняка, а затем свернули влево, мимо изящной беседки, стоящей на невысоком, явно искусственном холмике, и оказались в двух шагах от довольно большого дома.
Дом был двухэтажный, деревянный и довольно высокий. По бокам к нему примыкали два одноэтажных длинных флигеля, так что вся постройка образовывала букву «П», причем двор перед домом был вымощен гладкой каменной плиткой. Высокие двустворчатые, покрытые затейливой резьбой двери главного здания были широко распахнуты, и за ними виднелся просторный зал.
Едва мы ступили на плиты двора, как наш увалень провожатый куда-то исчез, а мой учитель замедлил шаг и принял весьма почтительный, я бы даже сказал, подобострастный вид. Пристроившись за его спиной, я постарался подражать его манерам. Таким образом мы очень медленно, торжественно подошли к самым дверям дома и… остановились. Эта остановка позволила мне хорошо рассмотреть открывшееся перед нами помещение.
Зал не имел окон, так что свет в него попадал только сквозь распахнутые двери, зато он был очень высок — в два света, что создавало ощущение необыкновенного простора. На противоположной от дверей стене виднелся целый ряд портретов, под которыми была укреплена полированная доска, похоже, из красного дерева, на которой золотом было выведено несколько иероглифов. «Преданность и почтительность к старшим пусть продлятся в семье» прочитал я и перевел взгляд с надписи на стоящий под ней узкий и длинный стол, покрытый, словно некий алтарь, каменной плитой. Весь этот стол был довольно плотно заставлен курильницами, вазами и вазочками, как пустыми, так и с цветами, свечами, деревянными шкатулочками, впереди, масляно поблескивая начищенной бронзой, красовался небольшой колокол. Прямо над серединой этого стола на длинной цепи, начинающейся от центральной потолочной балки, висела большая, по всей видимости масляная, лампа.
Вдоль стен зала, в некотором полумраке, поскольку на дворе уже смеркалось, виднелась расставленная мебель — в основном небольшие диванчики, креслица, столики.
Едва я закончил свой осмотр, как в стене, левой от дверей, открылась небольшая дверка и в зал вошли три женщины. Две из них прошли к центру зала и остановились перед алтарем, а одна, постарше, поспешила к дверям, пришаркивая по плитам пола плетенными из веревки тапочками, мелькавшими из-под подола длинного атласного халата.
