Она не заметила, что прошипела последние слова. Её подданые непонимающе переглянулись. Абаллия наклонилась над столом и взяла слово:

— Милая Нарнетт, алтарь — это символ, как и столица королевства. Важна кровь. Отправься с посольством в ставку к королю, приготовься к походу. А пока разошли шпиков, нужно найти его.

— Не принимать решение за меня, Абаллия, — Нарнетт не почувствовала, как сверкнула глазами в сторону пожилой дворянки.

— Дорогая, — вступил Жарнор, что сидел ближе всех к Наре, — всё королевство сейчас грызётся друг с другом. Только мы не участвуем в гражданской войне. Так бы наши люди могли выпустить пар…

— Я могу показать, где наши люди могут выпустить пар! — чуть не взревела владычица. — Проводите мобилизацию, мои дорогие. Через неделю, если Всеотец будет милостив, к вам вернутся только грифоньи наездники! Которые сразу же дезертируют со службы! Или вообще не явятся домой!.. На каждое моё письмо с просьбой о помощи вы присылали отписки! Боитесь гор, так и скажите! Не нужно скрываться за красивым слогом!

— Не боимся, — прервал молчание относительно молодой граф Ольбаст Индерит, что сидел напротив Жарнора. — Но и оставлять наше герцогство без защиты нельзя. Наши соседи — воюют друг с другом, пусть пока и в центре королевства. Не хотелось бы, чтобы одним из полей боя стала наша земля.

— Дорогая, успокойся, — вновь вступила Абаллия. — Мы после твоих родителей, мужа и сына ближайшие к тебе люди, ближе твоих дальних родственников и придворных. Нужно решить, выступим ли мы от лица герцогства Сальвиар, что наша лояльность короне неоспорима, или нет.

— К западу от нас находится герцогство Норкерак, герцогство Снежного Барса сейчас — ближайший союзник мятежников, у них земля беднее нашей, но опытных охотников и хорошей лёгкой кавалерии у барсов много, — напомнил окружающим Старый Лис. — К югу — герцогство Айрснерар, родина королевы, которая воюет с мятежниками. На родине её отца, Серебряного Кота, сейчас дислоциируется настоящий дивизион ударных чародеев, собранных со всего королевства для противодействия прошлогодним голодным бунтам.

— «Когтистые» называется этот чародейский орден, — сказал граф Аманесир.

— Но бунты почти закончились, началась гражданская война. Чародеев не распускают. Кто знает, для каких целей они нужны… Всё, что я хочу сказать, уважаемые милорды и миледи, если мы вступим за одних, другие начнут устраивать нам диверсии. А пока мы нейтральны — никто не трогает нас.

— Говорят, король с королевой в ссоре, Жарнор, — заметил Гэбриал Аманесир, что сидел напротив Абаллии. — Сейчас в королевстве несколько сторон.

— Жаль, что этого ублюдка не поймали… — проговорила Нарнетт. — Я бы отдала все божьи камни на свете, если бы ко мне привезли Валдиса Унгартта после его поражения. Я бы посмотрела в его мерзкие, змеиные глаза.

— Валдиса с его ордами прокажённых разбили почти три месяца назад, — сказал барон следом за незнакомой баронессой. — Ваша светлость, ваши сиятельства, если поднимать вопрос о горах, то разумно ли будет обратиться к тем, кто специализируется на уничтожении чудовищ?

— О чём ты, Фингред?

— О герцогах Гербертах, госпожа Абаллия. Ведь именно они под холмами Аббата Киттана разбили многотысячную орду прокажённых и едва не поймали оккультиста Валдиса.

— Я думала об этом, — Нарнетт прекратила потирать лоб и уставилась на относительно молодого барона. — Но, во-первых, я боюсь издержек за оказание нам помощи извне. Во-вторых, Герберты лояльны короне, ведут войну с мятежниками. Если мы вступим с ними в переписку, они потребуют от нас выставить армию под своё знамя, под знамя королевы… Так, Жарнор, прости. Если королева с королем ведь действительно по разные стороны баррикад. Тогда мы даже не знаем, за кого Герберты.

— Всё смешалось в нашем чане под названием королевство Вайндуол, — неловко отшутился Старый Лис. — Главное, что мы друг за друга. Если отбросить в сторону окрашиваемые в красные тона таверны и ристалища.

Долго обсуждали политику. На чьей стороне правда, когда мятежники столкнутся с королём в прямом бою, почему союзники королевства по большей части остранились от войны, кому могло быть выгодно развязывание гражданской войны и как в этом может быть замешана церковь. Нарнетт не любила политическую демагогию, а сейчас её буквально выворачивало наизнанку от подобного.

— Я отойду, простите, дорогие друзья, — сказала она и быстро покинула зал советов.

Появилась чесотка. Ей хотелось разорвать свои предплечья, вцепиться с них ногтями, вырвать кожу с мясом. По голове прошёл страшный зуд. Организм изменялся, каждое новое изменение было более радикальным и невыносимым. Нарнетт, едва дошагав до своих палат и ударив по лицу услужливого пажа, что вызвался открыть дверь, заперлась изнутри. Убедилась, что тут никого нет. Сняла геннин, платье и котту, осталась в камизе. Взглянула в зеркало, моментом увидела не свои глаза. Её отражение пыталось что-то внушить ей. Пыталось овладеть ею.

— Да будь ты проклят, род Мэссиров! — вскрикнула она и вцепилась в свои волосы. — О, Всевышний, что это?.. Что это?!

В её руках остались клочки волос. Она взревела, заметалась у зеркала, с кулака врезала по своей насмехающейся копии в зеркале. На руке остались порезы. Голова горела, требовала расчесать себя. Руки не слушались, требовали соединиться с головой. Она вырывала из себя клочки волос, царапала кожу, едва не распорола нос обоюдострым маникюром. Кое-как пришла в себя, схватила кресло и с неведомой силой швырнула в зеркало туалетного столика, зеркало каскадом рассыпалось по полу крупинками и стекляшками.

Ворвались слуги и стража, она оценила их звериным взглядом. Люди не на шутку перепугались, застыли на месте.

— Я в порядке! — она не заметила, что голос её изменился. — Пошли вон! Вон!

Потоптавшись и переглянувшись, они вышли. Нара рухнула на пол, взяла самый крупный осколок зеркала, приглянулась. С её темени ползли ручейки крови, глаза заливала ярость — новые трещинки дали о себе знать. Но причёска больше не принадлежала благородной даме — от роскошного огненно-рыжего водопада, который под головным убором обычно поддерживался обручем или диадемой, остался лишь потрескивающий костерок, бурьян помадковых тонов. Нарнетт достала из комода лечебное зелье, половину отпила с горла, остальное вылила на голову, не забыв обмазать пальцы. Голову защипало, она нашла повязку, порвала ткань, наспех связала платок и обмотала им голову. Для уверенности, чтобы сбить запах крови, прыснула на себя парфюм. Едкий орехово-травяной букет ударил в самые лёгкие. Геннин и остальную одежду вернула на голову и тело, встала, отряхнулась, ещё раз взглянула в осколок зеркала — пряди волос всё же выглядывали из-под повязки и головного убора. Подумав, направилась прочь.

— Уберите там. На следы крови не обращайте внимания, я справилась.

Паж потупил взглядом, но служанка треснула его по темени. Стражники отмолчались.

Вновь дворяне одарили её скрипами кресел и томными взглядами встающих за стойку тавернщиков. Она села.

— Нара, что с тобой случилось? Словно побледнела.

— Нездоровится в последнее время, Абаллия. Не волнуйся, врачеватели следят за мной. На чём мы остановились? Прошу, избавьте от глобальной политики. Меня интересует только моё герцогство.

— Но, дорогая, — продолжала пожилая графиня, — нам нужно как раз решить вопрос большой политики. За кого мы выступим?

— Ни за кого. Мы сидим дома и точка.

— Наша мелюзга то и дело разбойничает, — вступил Старый Лис. — Северные границы Айрснерара горели всё лето. Разве ты не разобрала кипу писем от нашего южного соседа, на минуточку — отца дражайшей королевы?

— Я каждый месяц отписываю Керту, что разберусь, — отвечала Нара. — И каждый раз он более настойчив в своём слоге. Думаю, он понимает, что с непогодой «наша мелюзга» прекратит безобразничать. А в следующем году посевы дадут норму, дичь расплодится в лесах, всё вернётся в старое русло.

— Кроме тебя.