— Значит, мы можем съездить к твоим родителям и навестить наш любимый домик!

— Ага. И Китти очень хотела, чтобы мы приехали. Я с ней разговаривала перед отъездом. Надо только подарков прикупить, правда я кое-что уже купила, только сомбреро на смогла привезти, к сожалению. Нарежь пожалуйста еще ветчины!

Через два дня мы уже въезжали в ворота усадьбы Гриннов, нагруженные подарками и хорошим настроением.

— А-а! Мери! — Китти как всегда экспрессивно бросилась обниматься и чуть не завалила свою старшую сестру будучи крупней ее и соответственно тяжелей.

— Ну, ты и отрастила себе телеса! — Мери отстранила свою младшую и критически оглядела выпирающие из блузки приличные буфера. — Тебе же только шестнадцать! Куда растем⁈

— Не знаю, но парням нравится! — Китти закусила губку и подошла ко мне подставляясь для родственного поцелуя, блудливо играя глазками.

— Бобби! Не смей ее лапать! — Сказала Мери и пошла в дом играя обтянутыми бриджами булочками.

— Привет! Чмок! Хорошо выглядишь! Чмок! — Я поцеловал румяные щечки, а Китти оглянулась не видит ли сестра и, обхватив мою шею, впилась затяжным поцелуем в губы.

— Ох! Класс! С приездом! — Она оторвалась, тяжело дыша и улыбаясь алыми от прилива крови губками. — Надолго? А то меня никуда одну не пускают. Боятся, что я подмочу репутацию нашего семейства, ха-ха-ха! Давай помогу с вещами!

Мы побыли у родителей до позднего вечера, проведя его в кругу семьи. Ужин, разбор подарков и обмен новостями прошли на высшем уровне, и мы в хорошем настроении убыли в свой домик сразу забравшись в любимую кроватку устав за бесконечно длинный день, совместивший утомительную езду и общение с родственниками. Уснули почти моментально с ощущением уюта родного гнезда и любимого тела под руками.

Проснулся с ощущением абсолютного счастья ощущая под рукой гладкое бедро жены и слыша мерное дыхание маленького носика зарывшегося в подушку. Маленький червячок попытался испортить это настроение, пугая что нельзя расслабляться и все такое, но я задвинул его подальше, фаталистически решив, что от всего не убежишь, только умрешь уставшим. Позволил себе поваляться размышляя о вечном, но поняв что в данный момент все идет своим чередом и никаких подвигов совершать не нужно, обратил свое внимание на раскинувшееся в пределе доступа роскошное тело жены, которая как нарочно выставила свои стоячие груди на мое обозрение, так как мы почти всегда ложились голышом, чтобы лучше ощущать друг друга и ничто не мешало заниматься сексом. Я потянул за простыню, обнажая крутые бедра и раскинутые ножки, любуясь пухленьким лобком с трогательной щелкой под кудрявой челкой. Даже жалко стало портить такую красоту и я потратил пол часа разглядывая и впитывая каждой клеточкой сознания ракурсы и виды тела моей жены в мельчайших подробностях приближая свой взор вплотную то к вершинкам великолепной груди, то почти утыкаясь носом в сосредоточие ее естества, вдыхая неповторимый запах самочки хомо сапиенс. Наконец не выдержал и поцеловал припухлые со сна губки, накрывая ладонью любимый пирожок.

— М-м-м… У-а-а… Что, уже утро? Милый ты становишься однообразным! — Хихикнула жена, когда я принялся лобызать мягкие полукружия розовых ореол, приподнимавшихся нежными холмиками на безупречных женских атрибутах, достигших идеальной формы и размера в самый пик женского созревания. — Ты чего присосался! Ай! Молочка захотелось⁈ — Мою голову столкнули с вожделенных сосудов, и я заскользил губами по вздрагивающему животику вниз, пока не добрался до второго по привлекательности местечка. Правда они периодически менялись местами, но в данный момент я с интересом любовался приоткрывшейся розочкой, которая влекла своими нежными складочками, вызывая желание попробовать их на вкус.

— Ай, Боб! Ты зачем так делаешь⁈ — Мери еще не привыкла к таким ласкам, и смущенно попыталась оттолкнуть мою голову, еще ниже.

— Не мешай! Видишь, ему нравится! — Маленький любопытный зверек выглянул из складочек, и я лизнул его как мамаша маленького котенка.

— Хи-хи! Щекотно! — Милая замерла и стала прислушиваться к своим ощущениям, которые вскоре захватили все ее естество, и она мило кончила, прижимая мою голову к своему пирожку, зарывшись пальчиками в короткую прическу. — Ой! Ой! Ах…

Я полюбовался на капельку росы в сжимающемся в ритмичном спазме отверстьице и поспешил наполнить его своим давно ждущего этого инструментом. Милая не успела опомниться, как я быстро нагнал ее и с мучительным наслаждением принялся наполнять ее норку продуктом моих фабрик клонов, работающих двадцать четыре часа в сутки.

Затем мы как водится полежали, потом опять потерлись телами до изнеможения, а потом я понес расслабленную женушку под душ, чтобы смыть с нее и с себя в основном свои продукты, которые я умудрился размазать почти по всей плоскости нашего общения.

— Вот, видишь какой я полезный! — Я потер молочно-белую грудь жены, скрипевшую под пальцами отмытой кожей. — Мой крем творит чудеса!

— Твой крем скоро у меня из ушей полезет! А это что⁈ — Жена протянула к моему носу прядь своих волос с капельками свернувшегося белка.

— Ничего не знаю! Я себя не контролировал! Хочешь я тебя расчешу?

Потом мы пошли завтракать, погуляли, пообедали и устроили сиесту, которую прервала неугомонная младшая.

— Так и знала! Опять в постели! Вы бы хоть разделись! Извращенцы! Кто обещал меня развлекать⁈

Мы с женой переглянулись и одновременно вздохнули.

— Ты когда научишься стучаться? — Наконец высказалась женушка, вытаскивая из своей пазухи мою ладонь.

— Фи! Чего это я там не видела⁈ Ха-ха! И когда вы уже заделаете мне племянницу⁈

— Почему племянницу, а не племянника?

— Хочу маленькую куколку с зелеными глазками! Большую то у меня забрали! Ха-ха! Вы уже обедали? Тогда собирайтесь! Хочу много музыки, танцев и драйва!

Пришлось нам покинуть уютную кроватку, в которой мы почти свили гнездо, и отправиться с Китти в клуб, где девушки разошлись не на шутку отплясывая танцы в стиле диско. В моду вошел клеш и мои любимые мини, так что я получал удовольствие от вида того и другого на симпатичных попках. Китти втихаря умудрилась дерябнуть вина и раздухарившись потащила нас в казино, потрясая сэкономленными на школьных завтраках долларами.

Я обменял две сотни на фишки и отдав половину жене сел за рулетку, пытаясь угадать куда упадет шарик. Через час у меня осталась одна десятидолларовая фишка, когда подошли проигравшиеся в пух и прах сестры игравшие на сверкавших огнями и музыкой одноруких бандитах.

— А мы все проиграли! Давай я поставлю! Пожалуйста! — Китти сделала жалобные глаза. — А выигрыш поделим! На троих!

— Ты собираешься выиграть миллион? — Усмехнулся я.

— А сколько? Если твоя фишка выиграет, сколько максимально получится?

— Умножь на тридцать пять.

— Триста пятьдесят! Давай! — Китти протянула ладошку лихорадочно блестя азартом в голубых глазищах, заразившись вирусом игромании.

— Э, нет! Ставим вместе и только один раз! Проиграем или выиграем не важно. Ставим и уходим, согласна⁈

— Нехороший! Согласна…

Я вложил фишку в ладошку младшей и сказал:

— Закрой глаза и сосредоточься. — Захватил ее ладонь и повел над полем со ставками. Шарик тем временем закрутился в рулетке, а я попытался почувствовать хоть что-нибудь, сосредоточившись на своих ощущениях. На какой-то момент мне показалось, что рука потяжелела, и я повел ее обратно, концентрируясь на этом ощущении. Над одной из клеток игрового поля руку определенно тянуло вниз, и я придавил руку младшей поставив фишку на число двенадцать. Китти открыла глаза и, сложив ладошки перед собой, уставилась на замедляющийся шарик.

— А-а-а! Двенадцать! — Оглушил ее пронзительный крик и меня прижали к груди, перегнавшей размером сестринские, которые были близки к уверенной троечке и радовали этим меня и мои руки.

— Двенадцать красное! — Выкрикнул крупье и подвинул к нашей фишке еще тридцать пять аналогичных кругляшей.