Устав метаться по своей одиночной камере как зверь в клетке, она обессиленно опустилась на жесткий матрас кровати и подложив руки под голову, устало прикрыла глаза. Яркие, словно реальные, воспоминания незамедлили явиться перед ее мысленным взором.
Она как будто снова почувствовала липкий, сковывающий душу страх, когда автобус, в котором она ехала, стал медленно останавливаться на блокпосте. Со своего места она отчетливо видела двух полицейских, быстро направляющихся к ним. Дверь бесшумно открылась и поднявшись в салон они сказали, что будут проводить проверку документов. Усталые пассажиры, не задавая лишних вопросов, начали послушно доставать свои паспорта и удостоверения личности. Один из офицеров прошел по салону, бросая мимолетные взгляды в протянутые ему документы. Не похоже было что его интересуют все эти люди, его цепкий внимательный взгляд быстро скользил по лицам, словно выискивая в толпе кого-то конкретного. Она сидела в самом конце душного полутемного салона, вспотев от страха и вжавшись к глубокое кресло, словно это могло спасти ее от пристального взгляда полицейских. Отчаяние, затопившее ее при приближении офицера полиции, усугубилось, когда его блуждающих взгляд остановился на ней. В его лице ничего не изменилось, не дрогнул ни один мускул, но она поймала этот неуловимый оттенок узнавания и ее сердце стремительно упало вниз, неумолимо пропуская удары. В порыве отчаяния она попыталась избавиться от телефона, просунув его в щель между сидениями, но он заметил это движение и потянулся к кобуре, из которой виднелся пистолет.
– Документы!
Резко бросил он, поравнявшись с ней.
Дрожащими руками она достала из рюкзака паспорт и протянула ему. Едва мазнув по нему взглядом, он повертел его в руках, словно решил вдруг потянуть время, перед объявлением окончательного решения.
– Прошу следовать за мной для досмотра.
Бросил он спустя минуту. К тому времени еще двое полицейских вошли в салон автобуса и под вопросительные взгляды других пассажиров, приблизились к ним.
– Я очень тороплюсь, мне надо ехать.
Преодолевая дрожь в голосе произнесла она, поспешно закрывая рюкзак и стараясь не смотреть на торчащий между сидениями телефон.
– Вставай и двигай на выход! Для тебя же будет лучше если ты сделаешь это по-хорошему.
Понизив голос, произнес второй полицейский, но в его голосе отчетливо прозвучала плохо скрытая угроза.
Она не двигалась с места, словно приросла к сидению и панически озираясь вокруг, словно всерьез рассчитывала на помощь окружающих людей. Но все упорно делали вид что ничего не слышат, занимаясь каждый своими делами.
Видимо терпение полицейских начало заканчиваться, потому что один из них внезапно схватил ее за локоть и грубо выдернул из кресла, швырнув в узкий проход. Она едва удержалась на ногах, больно стукнувшись плечом о соседнее кресло и беспомощно оглядываясь по сторонам. Ей не оставалось ничего другого, как подчиниться и молча пойти к выходу.
Она почти не помнила, как ее затолкали в машину и привезли в полицейский участок. Не помнила длинные полутемные коридоры, душные кабинеты, пыльные полки, заваленные увесистыми папками и усталые лица людей в форме. Ее водили из кабинета в кабинет, задавали одни и те же бестолковые вопросы, на которые у нее не было ответов. Это продолжалось бесконечно долго, настолько, что она потеряла счет времени. У нее отняли рюкзак и все личные вещи и куда-то унесли, оставив ее один на один с пожилым мужчиной в штатском. Он задавал вопросы и что-то аккуратно записывал с своем блокноте. А когда не писал, он поднимал глаза и смотрел на нее долгим немигающим взглядом, словно пытаясь прочитать ее мысли. Слава богу он не умел читать мысли, иначе очень удивился бы тому, что творилось у нее в голове. Когда в кабинет снова зашли сотрудники, сопровождавшие ее сюда, началось самое худшее. У них в руках был ее рюкзак и телефон, от которого она пыталась избавиться в автобусе. По выражению их лиц, она поняла, что самое плохое еще впереди.
Когда пожилой дознаватель хлопнул на стол перед ней раскрытый рюкзак, она сначала не поняла, что он от нее хочет.
– Это твои вещи?
Спросил он ничего не выражающим голосом. Она непонимающе кивнула.
– Доставай!
Произнес он и это прозвучало как приказ.
По-прежнему не понимая, что происходит, дрожащими руками она начала доставать из рюкзака один предмет за другим – плейер с наушниками, зонт, модный молодежный журнал, упаковку жевательной резинки, расческу, упаковку пластырей, блокнот, пару карандашей, косметичку. Там еще оставалось много всякой мелочи, когда полицейский жестом остановил ее и указав на косметичку спросил:
– Это тоже твое?
Она мазнула взглядом по хорошо знакомой фиолетовой косметичке, которой пользовалась уже давно и молча кивнула.
– Что внутри?
Несколько раз она растеряно моргнула, не зная, как реагировать на этот вопрос, но поняв по лицу своего собеседника, что он далеко от того чтобы шутить, ответила максимально серьезно:
– Косметика.
– Открывай!
По-прежнему не понимая, что происходит, она открыла косметичку и протянула ее дознавателю.
Даже не взглянув на нее, он высыпал все содержимое на стол, равнодушно наблюдая как по всей поверхности стола рассыпаются пудра, помада, тени, румяна, карандаши для глаз и куча прочей косметики, которой пользуется каждая девушка. Среди всего этого барахла, он достал две маленькие черные коробочки, размером не больше спичечного коробка и аккуратно разместив их на ладони, протянул ей.
– Откуда это у тебя?
Она с удивлением уставилась на коробочки в его руке, не вполне понимая из предназначение.
– Я не знаю, никогда их не видела.
Пожала она плечами, с возрастающей тревогой наблюдая за реакцией своего собеседника.
Сначала его лицо нахмурилось, потом губы медленно растянулись в иронической улыбке.
– Ты меня за дурака держишь, деточка?
Она молчала, не зная, что ответить и кожей чувствуя его нарастающее раздражение.
– Еще раз спрашиваю – кто тебе это дал?
– Я не знаю, что это такое и откуда взялось в моей косметичке.
– В самом деле?
Тихо, почти ласково спросил он, обдав ее обжигающим взглядом ледяных глаз.
– Может стоит спросить у твоего дружка?
Вопрос прозвучал неожиданно, словно пощечина, причинившая странную боль. Она скривилась и отвела взгляд, но после его слов страшный смысл происходящего начал медленно доходить до нее. И чем очевиднее становилась ситуация, тем больше ей не хотелось верить в свои подозрения.
– Ну так что, будешь говорить или по-прежнему предпочитаешь строить из себя дуру?
Презрительно спросил он через некоторое время, пристально наблюдая за ней.
– Мне нечего сказать. Я не понимаю, что вы от меня хотите и не знаю, что в этих коробочках. Они не мои.
– Ах ты не знаешь… Так я тебе скажу. Это взрывчатка, 400 грамм тротила, которых достаточно чтобы взорвать многоэтажный дом. Ты знаешь, какой срок тебе светит на хранение взрывчатки? В твоих же интересах сотрудничать со следствием, в противном случае пойдешь соучастницей своего дружка.
– Причем здесь он? – Все-таки спросила она, хотя меньше всего на свете хотела говорить с этим человеком про Мира, – Или вы преследуйте всех мусульман из-за их религии?
Ее собеседник едва заметно усмехнулся, отчего его лицо прорезали глубокие складки. Он откинулся на спинку своего кресла и пристальное посмотрел на нее, играя с ручкой.
– Значит, все-таки решила косить под дурочку… Что ж, дело твое, но потом не говори, что я тебя не предупреждал.
– Что вам от меня надо? Я не сделала ничего плохого и Мир тоже, оставьте нас в покое.
Собравшись с духом, произнесла она на одном дыхании, словно нырнув под воду и задержав дыхание.
Она думала, что он рассердится и начнет кричать на нее или еще хуже выгонит из кабинета, но вместо этого он открыл один из шкафчиков стола и достав оттуда толстую папку в красном переплете подвинул к ней. Медленно, словно во сне, она открыла папку и бросила взгляд на ее содержимое. Первое, что бросилось ей в глаза на белом листе бумаги, заполненном печатным текстом, это фотография Мира, где ему было лет восемнадцать, не больше. Фотография была совсем крошечной, черно-белой, явно из паспорта. На ней он выглядел таким юным и невинным, и таким умилительно серьезным, что горячая волна нежности на миг захлестнула ее, обдав согревающим тепло. Но потом ее взгляд заскользил по тексту и выражение ее лица стало стремительно меняться. Она жадно читала текст, буквально впитывая его всем своим существом и отказываясь верить тому, о чем здесь говорится. Но в тексте приводились ссылки на разные источники, в которых трудно было сомневаться. Проглотив текст буквально за несколько минут, она перевернула страницу, уперевшись взглядом в фотографии, от которых у нее перехватило дыхание, а перед глазами поплыли размытые круги. Фрагменты тел, были запечатлены так естественно и так красочно, разорванные тела, оторванные конечности, кровавые лужи и пустые глаза, с навсегда застывшим в них ужасом. Картинок было много, так много, что она сбилась со счета, вглядываясь в их тошнотворное содержимое. Она прочитала несколько страниц и подняла глаза на пожилого мужчину, внимательно наблюдавшего за ней все это время.
