– Татьяна Тимофеевна кричала из-за того, что все наши куры и кролики погибли. Кормушки в порядке, признаков болезни нет. Я считаю, что причиной их смерти послужило нечто противоестественное.
Жужиков с удовольствием отметил, как скривилось лицо Иваневского. А что? Он не соврал. Его жена, действительно, кричала из-за того, что их домашние животные оказались мертвыми. Кормушки и поилки исправны, следов внешних повреждений нет. Виктор Петрович не мог представить, что какая-то болезнь могла одновременно и столь стремительно поразить далеких друг от друга биологически кур и кроликов, но при этом не тронуть ни одно дачное хозяйство в округе.
– Это что-то мистическое! – повторил Жужиков и захлопнул калитку прямо перед лицом Иваневского.
Честно говоря, он был практически уверен, что всему найдется разумное объяснение, просто нужно отойти от первоначального шока и здраво проанализировать факты. Но желание сделать что-нибудь на зло Иваневскому оказалось сильнее. А в смерти своих домашних питомцев он все равно разберется, времени еще предостаточно. Эта мысль была чудовищным заблуждением Жужикова, потому что вслед за почти незамеченной грозовой тучей и трагической смертью кур и кроликов случилось то, что нагнало страха на всех обитателей «Сапфира».
Места вокруг дачного кооператива были глухие, но нельзя сказать, чтобы совсем уж необитаемые. Каждый из кооперативов состоял из двух «линий» – помимо как всегда оппозиционного «Белого медведя», состоявшего из трех – и линии эти вели к отдельным для каждого кооператива пожарным прудам. За все годы пруды использовались по прямому назначению только один раз, во время жутких пожаров на торфяных болотах, когда Москву и область заволокло ядовитым дымом. В остальное же время в этих прудах купались или ловили мелкую рыбешку, именуемую ротаны или бычки, которую либо выпускали обратно, либо отдавали на корм дачным кошкам. Но там, за пожарными прудами, всего-то в получасе ходьбы по болоту, было кое-что, о чем сапфировцы, а вместе с ними полянщики, веснянщики, литейщики и даже белые медведи старались не упоминать. Там находилось заброшенное село. От домов ничего не осталось, кроме нескольких гнилых бревен, но дома значения не имели. Значение имела церковь, некогда каменная, большая, добротная, с колокольней. Сейчас, конечно, не осталось ни колокола, ни куполов, но стены, построенные на совесть, стояли даже спустя сотню лет. И магнитом притягивали дачную молодежь. Тщетно сапфировцы рассказывали внукам о том, что село когда-то принадлежало печально знаменитой Салтычихе6 и что именно там она пытала своих крепостных – это только разжигало любопытство. Поговаривали, что в середине девяностых церковь облюбовали сатанисты, но доказательств этому не было. К описываемому времени в старой церкви можно было в большом количестве найти пустые бутылки и окурки и абсолютно ничего сверхъестественного. До дня, который последовал за днем, когда погибли кролики и куры Жужиковых.
День этот был субботним, то есть тем днем, когда население дачного кооператива временно увеличивалось в два раза в связи с наплывом посетителей. Близость лета, близость свободы, а также некоторые другие важные интересы привели в «Сапфир» внучку бывшего главного конструктора Иваневского второкурсницу Верочку. Напевая какую-то песенку и весело перепрыгивая через майские лужи, Верочка шла со станции до дачного кооператива. Про таких, как она, в иные времена говорили «чудо как хороша». Верочке было восемнадцать, у нее были длинные светлые волосы, точеная фигурка, очень правильные, как будто бы скульптурные, черты лица, огромные синие глаза, пухленький ротик, высокие скулы и, самое главное, постоянное выражение счастья на лице, из-за которого домашние называли ее «солнышко» и «наша радость». Одевалась Верочка всегда модно и дорого, училась на психолога то ли в РСГУ, то ли в РАГСТУ, причем исключительно на одни пятерки, конечно же, была звездой в классе, а потом и звездой в группе, от поклонников отбоя не было, но… Но не майская же погода заставила молодую современную девушку ехать два часа на электричке в скучный до тошноты дачный кооператив. Конечно же, нет, но не будем сразу раскрывать все секреты прекрасной Верочки.
Изрядно натерев ногу, наша героиня наконец-то добралась до дедовой дачи, привычно открыла калитку из выкрашенных охрой стальных реек, прошла по узкой дорожке между грядками, перепрыгнула через лужу, которая исторически собиралась у теплицы, и остановилась на пороге хозблока. Внутри спорили. Верочка слышала тихий, но уверенный голос бабы Ани и не менее уверенный, но совсем уже не тихий голос деда. Что-то про кроликов, и вдруг прозвучала фамилия Жужиков. Верочка вздрогнула, сделала шаг вперед, оказавшись точно в слепой зоне между окнами.
– Врет он все! – говорил дед. – Как обычно мне на зло!
– Да почему ты думаешь, что он все делает тебе на зло? – возражала баба Аня. – Будто весь мир вокруг тебя вертится…
Верочка облегченно вздохнула, ее плечи расслабились, а на лице снова появилось солнечное выражение. Она уверенно распахнула дверь хозблока.
– Верочка! – дед расплылся в улыбке.
Баба Аня тоже улыбнулась, но как-то странно и даже многозначительно, от чего у Верочки кольнуло сердце. Дальше ее кормили обедом, потом повели пить чай в беседке и рассказали все последние новости «Сапфира». Про споры о времени подачи воды Верочка слушала вполуха, про бедственное состояние двух из двадцати пяти кустов черной смородины не слушала совсем, но потом снова прозвучала фамилия Жужиков, и Верочка насторожилась, тем более, что рассказывала про это не баба Аня, а сам дед. Дед как всегда говорил обстоятельно и менторским тоном. Смерть кроликов и кур у него называлась «неожиданная эпидемия», позиция Жужикова о сверхъестественном – «бредом сивого кобеля», моментально поверившие в это сапфировцы – «бестолковым стадом». Верочка и баба Аня многозначительно переглянулись. Кажется, даже более многозначительно, чем обычно, и снова в душе Верочки мелькнуло беспокойство.
– А ты чего приехала-то? – неожиданно закончил дед свой монолог.
– Да так… – Верочка пожала плечами. – Просто соскучилась.
Дед расплылся в улыбке, и Верочка подумала, что не зря она учится на психолога, но тут ее глаза встретились с хитро блестящими глазами бабы Ани, и у Верочки мелькнула мысль, что она не так уж и хорошо разбирается в психологии. Впрочем, продолжения в голове блистательной отличницы и звезды группы эта идея не получила. Майские дни все еще были короткими, и на «Сапфир» начали опускаться сумерки.
– Я в хозблоке переночую, – нарочито небрежно бросила Верочка, – на чердаке.
– Так холодно же, – попытался возразить дед.
– Калорифер включит, – иронично заметила баба Аня, чем уже откровенно заставила Верочку покраснеть.
– Ну ладно… – дед ничего не заметил.
Потом были обычные хлопоты с переносом из дома в хозблок свежего постельного белья, проверка работы калорифера и много чего еще, пока на «Сапфир» не опустилась густая майская ночь. Верочка поцеловала деда и бабу Аню, поднялась по железной лестнице на второй этаж хозблока, села на кровать, положила перед собой телефон и стала смотреть на темный экран. Так она просидела минут сорок, что для столь юной и беззаботной особы как Верочка можно считать абсолютным рекордом, а потом экран телефона вспыхнул сообщением от некоего Н. «Я на месте». Сердце Верочки выпрыгнуло из груди на пару метров. Когда сердце вернулось обратно, она осторожно выглянула в окно из-за занавески. В доме – а так называлось основное трехэтажное строение на дачном участке – конечно же, горел свет, дед и баба Аня всегда ложились поздно. Верочка это предусмотрела. Она поплотнее задернула шторы, чуть приглушила ночник и выскользнула на лестницу. Верочка спустилась вниз, но на дорожку не пошла, а обогнула хозблок с другой стороны – у канавы, которая отделяла их участок от участка соседей. Соседка тетя Ира в это время обычно была увлечена вечерним сериалом, но Верочка на всякий случай пригнулась, пробираясь мимо ее окон. Теперь самое сложное – калитка. Само собой, на ночь ее запирали, но замок был старый, навесной, как говорил дед, надежный, как швейцарский банк. Копией ключа от швейцарского банка Верочка обзавелась уже года три как, но проблему это решало только частично: замок чудовищно скрипел, когда его открывали и закрывали, и это, по мнению деда, служило еще одной гарантией надежности. Верочка посмотрела на горящие окна дома, до нее доносились голоса, но не деда и бабы Ани – работал телевизор. Верочка прислушалась, узнала голос ведущего вечернего ток-шоу и улыбнулась. У этой передачи была очень громкая заставка, нужно просто дождаться и повернуть ключ в замке. Прайм-тайм федерального канала Верочку не разочаровал, душераздирающий скрежет замка утонул в вое, сигнализировавшем уход передачи на рекламу. Верочка прошмыгнула мимо окон, остановилась и несколько раз глубоко вдохнула. Ответила Н. «Иду» и почти побежала в сторону озера. Тут надо отметить, что две линии «Сапфира» почти точно посередине соединял перешеек, именуемый Поворот, как раз на Повороте располагались водонапорные башни – особая гордость «Сапфира». Дачи до Поворота были менее престижными, там обретались работяги вроде Лаврентьича и дяди Коли, дачи после Повтора уже занимал руководящий состав. Конечно же, дача Иваневского располагалась ближе к озеру, что указывало на его высокое положение, и именно к озеру Верочка и устремилась. Ночь была облачной и безлунной, последние, самые близкие к озеру дачи, были не заселены, так что Верочка без труда добралась до вожделенного водоема незамеченной. Было темно, тишина стояла гробовая, стало даже немного жутко. Верочка с трудом подавила желание написать своему Н., чтобы он ее встретил, мотнула головой в знак того, что она бесстрашная и современная, и бросилась в только еще набухающие весенними почками заросли. Знакомая с детства тропинка повела Верочку вдоль озера, а потом стала уже не такой заметной, потому что шла в глубь редколесья. Закричала птица, Верочке стало жутко, она стиснула в руке телефон, но Н. все еще не решалась писать. Она не трусиха. Верочка сжала пухлые губки и уверенно пошла вперед. Кусты, кочки, деревца – после каждой зимы все это неуловимо менялось и казалось вроде бы знакомым, а вроде бы и чужим. Верочка лет пять ходила этой дорогой, но все равно не была уверена, что идет правильно. А если она заблудится? Ничего страшного, строго сказала себе Верочка, она не в тайге, всегда можно выйти. О том, сколько человек бесследно пропадает в подмосковных лесах каждый год, Верочка, конечно же, не знала, да и не хотела знать. Наконец, лес расступился, и Верочка вышла на открытое пространство. Прямо перед ней возвышался скелет церковной колокольни. Верочка почему-то очень обрадовалась, когда увидела эту жуть, она побежала вперед, ловко перепрыгивая через гнилые бревна и ямы, которые остались от вырытых века назад погребов. Туда, туда, к церкви, там… Вспыхнул экран телефона, на мгновенье осветивший лицо, и Верочка побежала еще быстрее, прямо навстречу своему Н. Она почти повисла у него на шее, он крепко обнял ее, и так они и стояли на пороге разрушенной церкви.
