– Скорее всего, это дух, – согласилась матушка. – Или из древних и проклятых служителей – первых обитателей этих мест. Или из праколдунов.

– Нам следовало поговорить об этом раньше, – признал мастер Гьириб. – И разделаться с этой напастью, пока хотя бы мы, колдуны, о ней помним. Пока мы верим в то, что это реальность, а не легенда.

– А о чём ещё вы помните? – вкрадчиво поинтересовалась матушка Шанэ.

– Давай решать проблемы по мере их убывания, – улыбнулся старый колдун. – Сначала – сорок восьмой причал, а потом… Я уже поручил своему заму по древнему колдовству покопаться в архивах. Какие-то дела мы закончим с тобой, какие-то – с твоим сменщиком, а за тем, до чего не дотянемся, продолжим следить, чтобы разобраться при случае. Оба парня правы, Шанэ, – и Рьен, и служитель храма. Негоже бросать тебя наедине с нашими проблемами. А город предчувствует беду и восстанавливает древнюю защиту. Потому что и северных колдунов нынче немного, и прежней силы в них давно нет. Как и знаний и умений. Видишь, даже о пробуждающейся защите мы узнаём случайно и последними. Поистёрлись, к сожалению, старые связи. А вместе с верой в призраков мы утратили бдительность. Превратились в бытовиков, хотя нам – нам, а не иноземцам, – должно защищать свой город, – он помрачнел и хмуро добавил: – Но с чем сможем, с тем поможем.

– Семиречью скоро семьсот лет, – матушка Шанэ внимательно посмотрела на колдуна. – Это важно, Гьириб?

– Ещё от праколдунов нам досталась привычка создавать цикличные заклятья, – пояснил он. – На год. На десять лет. На сто лет. На триста. На семьсот. Раз город всполошился, значит, через два-три года кончится что-то очень важное. Ну и реки, Шанэ. Раз в сто лет они обновляются и очищаются – и поднимаются выше прежнего, и звенят громче обычного. Мой наставник говорил, что в это время на дне реки Тягучей тает лёд, река Мелкая поднимается в два раза выше обычного, а Кипучая ревёт и сметает всё на своём пути.

– И сколько же гадости они поднимут со дна… – прошептала матушка, стискивая полупустую чашку.

– Поэтому с опасной древностью разберёмся сейчас, коль руки дошли, – решительно сказал мастер Гьириб. – Я сообщу Рьену, что мы в игре. А ты… А что ты делала с песком перед моим приходом?

– Гадала, – усмехнулась матушка Шанэ, доставая заветный мешочек. – Песок всё знает – всё и даже больше. Он хранит всю память мира от зари времён. Я редко прошу его о помощи – это всё равно что Лодочника по пустякам дёргать. Но сегодня я попросила – и он готов дать совет.

***

Спустя три дня посеревшая от работы и архивной пыли компания в лице Иххо, Сьята и Рьена собралась в начальственном кабинете обсудить итоги дела и наметить планы на будущее.

– А где Мьёл? – Рьен посмотрел на часы.

Совещание было назначено на полдень, часы показывали половину первого, а обычно пунктуальный колдун до сих пор отсутствовал и даже предупреждающей записки не прислал.

– Сьят, говори, – начальник строго посмотрел на рыжего.

– Ладно, всё равно узнаете… У него со вчерашнего вечера какой-то опыт, – признался Сьят. – Часов до семи он помогал нам в архиве, а потом получил письмо из Колдовского ведомства, собрался и сбежал. И это всё, мастер.

– Понятно… – Рьен поморщился. – Если этот неуёмный не убьётся случайно, то я его всё-таки уволю за самоуправство. Хоть бы предупредил.

– Вы бы запретили, – заметил рыжий.

– Я бы знал, когда начинать беспокоиться и куда направлять команду спасателей, – сухо возразил начальник. – Вы же не дети малые, чтобы запрещать вам заниматься личными делами. Предупредили – и свободны.

– Видимо, Мьёл думал, что успеет, – Сьят нервно перебрал бумаги. – Не рассчитал.

– Начнём тогда, – Рьен открыл папку с отчётами.

Со вчерашнего дня он разгребал свою совещательно-начальственную работу, и итоги архивных раскопок подводились без него.

– По архивным данным, за последние триста лет колдунов пропало больше, чем за предыдущие столетия, – доложил Сьят. – В общем-то, понятно, почему – и колдуны, и родственники пропавших знали причину исчезновений и нам не докладывали. Искали, как обычно, сами. Потом некоторое время причал считался уничтоженным, поэтому родственники обращались в Сыскное ведомство. И вы правы, мастер, путь сорок восьмого причала прослеживается очень чётко – от Шестьдесят Девятого острова до Сорок Первого. Только нечётные острова. До пяти человек в год. Раз в сезон, включая Мёртвое время. А когда круг нечётных замыкался, то начинался опять с Шестьдесят Девятого. Мы с Иххо посчитали и прикинули – в этом году причал должен появиться у Пятьдесят Третьего острова. Последнее заявление об исчезновении такое: в ночь с девятого на десятый день нынешней зимы пропал колдун, двадцати шести лет, жил на Пятьдесят Пятом острове.

Иххо, сидевшая в соседнем кресле, скромно кивнула.

– Остальные тоже пропадали чаще всего в начале сезона… – Рьен хмуро перелистнул отчёт и достал из папки следующий. – Вовремя мы. Весна только началась, и пока ещё никто не пропал, верно?

– Никто, – заверил Сьят. – Я проверяю сводки несколько раз в день, да и дежурные предупреждены.

– Ещё и колдовские протоки… – Рьен пробежался взглядом по тексту.

– Да, большая часть колдунов пропала именно так – они уходили с работы или на работу протокой и всё, – подтвердил рыжий. – Больше их никто не видел. В общих правонарушениях клянутся, что искали всеми возможными способами – по крови тоже. И ничего. Как испарились. Исчезли без следа.

– Ясно, – Рьен закрыл папку. – Кажется, я понял, где наш колдун. Дело Мьёла все читали? В курсе, какая у него родня?

– Кажется, его дед протоками занимался, – припомнил Сьят.

– Колдовские протоки – это искусственные тропы, – объяснил Рьен. – Их прокладывали и огораживали несколько десятилетий. И прапрадед Мьёла был одним из первых ходоков – из тех, кто исследовал колдовское пространство, прокладывал тропы общего пользования в неизученных частях города и составлял карты проток. Колдуны, конечно, и прежде ходили протоками, но есть огромная разница между готовой тропой и самостоятельной работой. Команда прапрадеда сделала пространство удобным, общедоступным и безопасным. А его дед изобрёл зелья, которые хранят колдунов от холода. До него мало кто решался ходить зимними протоками, а он придумал, как сберечь организм в ледяной воде. Амулеты-то в протоках не работают. Это стоило деду здоровья – он ушёл очень рано. А я все десять лет нашей совместной работы жду, что Мьёл пойдёт по стопам своей знаменитой родни и сунется туда, куда живому человеку лезть не следует.

– Но он же не совсем безголовый, – удивилась Иххо. – Хотя…

– Что? – прищурился Рьен.

Иххо покраснела и призналась:

– Мьёл вчера заметил, что подходит причалу. И северный колдун, и сильный, и тридцати лет ещё нет. Но я подумала, он так, не всерьёз…

Сьят выразительно хмыкнул, а Рьен едва сдержался. Он никогда не ругался ни на своих, ни при своих, но сейчас с трудом прикусил язык.

– Ладно вам, мастер, не нагнетайте, – примирительно сказал Сьят. – Мьёл знает, что делает. При всей его странной любви к рисковым опытам человек он здравомыслящий и колдун умный. Знающий. Из древнего рода. Он не сунется туда, откуда не сможет выбраться.

Где-то закапала вода.

– У нас что, крыша течёт? – Рьен поднял голову.

Перестук капель участился, и потянуло рекой.

– Колдовство, – рыжий улыбнулся и расслабленно вытянул ноги. – Ждём.

А минут через десять в кабинете колдуна что-то грохнуло. Зашипело. Заругалось. Опять грохнуло.

– Мьёл! – встав, рявкнул Рьен.

– Чего? – колдун появился на пороге. – Ну извините, опоздал.

– Ты откуда такой… мокрый? – опешил начальник.

На самом деле Мьёл был безобразно грязным – словно его в гнилостное болото с головой окунули. Слипшиеся потемневшие волосы, лицо и руки в разводах, одежда мокрая и грязная. Но, что характерно, на пол грязь не стекала, а подошвы сапог не оставляли на полу неподобающих следов.