Второй ряд патологических явлений наблюдался на собаках с кишечной фистулой, наложенной несколько особым образом. Обыкновенная металлическая фистульная трубке с навинчивающимся верхним кружком, укрепленная в кишке нажним кружком, выводилась из брюшной полости через троакарное отверстие. Так как вскрытие брюшной полости по большей части производилось по белой линии, то троакарное отверстие делалось сквозь толщу прямого брюшного мускула. Операция кончалась зашиванием разреза по белой линии и навинчиванием верхнего кружка. Описанное видоизменение операции вызывалось крайне неблагоприятно протекающим заживлением раны, когда фистульная трубка фиксируется в разрезе. В нашем случае прямой мускул находился между обоими кружками фистульной трубки и при каждом сокращении должен был ударять на лежащую между кружками кишечную стенку и раздражать ее. Этими ритмическими раздражениями я думал бы объяснить себе те явления, которые я сейчас опишу, впрочем не ручаюсь за непременную верность такого объяснения.

У этих собак наблюдалось следующее: прежде всего, как и у собак первой группы, появлялся стоматит ( так и должно было ожидать, так как операция производилась тоже на двенадцатиперстной кишке) и затем присоединялось поракение всей кожи в виде пузырчатой сыпи с гнойниками, сопровождавшейся сильным зудом. У двух животных (из четырех) наблюдалось развитие фистулезных ходов около заднего прохода. Несмотря на тщательную дезинфекцию, последние не заживали. По вскрытии у первой из этих собак мы совместно с профессором Высоковичем обратили внимание на крайне дряблое сердце, такое, какого ни он, ни я ни разу не видели. Замечательно, что все эти собаки, как первой, так и второй серии, несмотря на стоматиты и даже параличи, как сказано уже выше, имели хорошее самочувствие, прекрасный аппетит, много ели и тем не менее неудержимо продолжали худеть.

Третья серия наблюдений касается животных, у которых из желудка был образован отдельный маленький желудочек, изливающий свой сок наружу. Кусск стенки желудка, из которой строится изолированный желудочек, в основании своем остается связанным с остальным желудком только мускульным и серозным слоями, на счет же слизистой оболочки делается перегородка между большим и маленьким желудочком. Следовательно, изолированный желудочек, укрепленный одним концом в брюшной ране, продолжается, как через мостик (из мускульного и серозного слоев), в остальной желудочек. У нас имелось уже значительное количество так оперированных собак, и если многие из них не представляли серьезных отклонений от нормы, то у некоторых патологические симптомы были в высшей степени резки. Прежде всего бросилась в глаза почти всех собак после операции изолирования желудочка наклонность лежать на спине ногами вверх. Это положение указывало, очевидно, на возникновение неприятных или болезненных ощущений при обычном положении животного. Затем обращало на себя внимание отношение этих собак к кормлению большими порциями пищи. Уже при небольшом увеличении порции собаки, видимо, чувствуют себя худо, отказываются от пищи, пульс у них учащается; короче - у них появляются признаки тошноты. Проходило час, два, и все эти явления исчезали. Одна из этих собак дала еще более интересное явление: двух- или трехдневный паралич зада при таком увеличении порции. Паралич этот потом бесследно исчез. Наконец одна собака прямо поразила нас своим состоянием. Она прекрасно перенесла операцию; прошла уже неделя, и лишь тогда, когда мы стали ее кормить порядочными порциями, она представила первые отклонения от нормы в виде неожиданно наступающего и быстро минующего отказа от пищи и т. д. Сначала это казалось старой историей и не смущало нас, но когда явления эти стали усиливаться, мы волей-неволей начали склоняться к предположению, не имеется ли перед нами перитонит. Однако то обстоятельство, что собака временами подлизывала рану, брала кусок-другой хлеба и т. д., говорило все же против перитонита. Затем собака быстро впала в тяжелое состояние: она вполне безучастна ко всему окружающему, не шевелится, пульс делается частым, едва ощутимым, наконец, совсем не прощупывается. Животное начинает холодеть, дает температуру 37.5°, тогда как ниже 38.2° 20 у здоровых собак не бывает. Теперь мы уже окончательно решили, что имели дело с перитонитом от разрыва одного из наложенных нами швов. Собака настолько симулировала умирающую, что я решил было убить ее и произвести вскрытие, но что-то помешало этому. Каково же было наше общее удивление, когда на другой день мы узнали, что собака не только не умерла, а вечером даже немного поела хлеба. Подобные явления повторялись у нее еще несколько раз, но в конце они совершенно прекратились.

Последние наши наблюдения относились только к одной собаке, но зато аналогичные явления встречаются уже в литературе. Нам надо было разобщить желудок с двенадцатиперстной кишкой, для чего мы разрезали привратниковую часть желудка пополам, зашили оба конца и в каждую часть желудка вставили по фистульной трубке. Собака перенесла операцию сначала вполне хорошо, но через неделю стало заметно патологическое явление - беспричинная игра мышц, сначала головных, затем передних конечностей и т. д. Дело окончилось общим столбняком.

Итак, мы видим: после перечисленных нами оперативных приемов развивается ряд функциональных и органических изменений в организме собаки. По нашему мнению, все эти изменения есть результат рефлекторных раздражений с брюшной полости. Другая возможная точка зрения - именно, не есть ли это какое-либо следствие расстройств пищеварения - едва ли бы оправдывалась, так как случавшиеся расстройства пищеварительного канала не были ни значительными, ни постоянными. Предположение о рефлекторном характере описанных явлений тем более делается вероятным, что нас несомненно был налицо ненормальный раздражитель. Так, в первой серии опытов нарушалось нормальное положение кишки, и она подвергалась необычному травматизму, во второй - указанные мною выше ритмические удары прямого мускула постоянно раздражали стенку кишки и в третьей - растягивающийся от больших партий пищи желудок сильно напрягал мостик к маленькому желудочку. В чем же состоит этот рефлекс и какова его ближайшая натура? Стоматиты можно было бы объяснить прежде всего рефлекторными анестезиями. Это предположение выиграет в ваших глазах, если добавить, что язвы наблюдались как раз на местах, которые наиболее подвергаются давлению или ударам при акте еды. Но такая точка зрения не согласовалась бы с описанными выше поражениями кожи. Можно было бы, конечно, думать о рефлекторных изменениях кровообращения, но мне не верится, чтобы сосудистая система могла иметь такое быстрое и резкое влияние на ткани и органы. Сколько раз приходится у лабораторных животных перерезать сосудосуживающие или сосудорасширяющие нервы, однако нарушение тканей не бросается в глаза. Кажется, что все описанные явления всего полнее объединялись бы при предположении, не имеют ли здесь места трофические рефлексы. Те же самые причины, которые при нормальном состоянии тканей проходят бесследно, у оперированных нами животных, благодаря рефлекторным трофическим изменениям, вызывали бы и стоматиты, и поражение кожи, и все прочее. Относительно этого трофического рефлекса во всем его объеме можно было бы составить такое представление. Организм есть ассоциация органов. Последние служат друг для друга, так что каждый орган находится в известном соотношении с другим. Можно привести несколько примеров, доказывающих, что одни органы живут в известных случаях насчет других. Достаточно общеизвестного примера с голоданием. Нет сомнения, что и при других патологических состояниях одни органы жертвуются, чтобы отстоять целость всего организма. Мы знаем далее, что сильно раздражающие влияния на внешнюю поверхность тела тормозят действие всего пищеварительного канала. Почему же не предположить наоборот? Почему пищеварительный канал не может также влиять угнетающим образом на жизнь других органов?

Очевидно, описанные явления - еще негочатое поле для исследователя. Разъяснить здесь придется очень многое: самый механизм рефлекса, его путь, причину и цель его возникновения и много других сторон. Я же решился сообщить свои наблюдения только затем, чтобы возбудить интерес и желание к дальнейшим исследованиям, указав, что экспериментальная основа дела уже в наших руках и что остается только приложить старание и труд для окончательного анализа этих, как мне кажется, важных для клиники физиолого-патологических отношений.