– Мне не нужно ничего согласовывать. Я офицер Заслона.

– Повторяю вопрос. Допрос согласован?

– А я повторяю ответ – я офицер Заслона и мне не нужны согласования для допроса. У меня особые полномочия.

– И все же? – не унимался дежурный. – Начальство в курсе?

– Наше – в курсе.

– То, что ваше руководство в курсе мне все равно. С нашим руководством допрос согласован?

– Это ваше руководство. Вот и согласовывайте.

– Товарищ Гагарина, – вздохнул дежурный. – У нас ведь не просто какой-нибудь следственный изолятор…

– А мы не просто какой-нибудь следственный отдел, – перебила Гагарина. Потом кивнула на красный стационарный телефон на столе. – Сообщайте руководству, что нам нужно провести допрос. В противном случае я доложу своему начальнику, что вы препятствуете следственным действиям! Вы же наверняка знаете, что дело Гаврилова на контроле в главке и партии? Туда, кстати, тоже сообщим о препятствии с вашей стороны.

Дежурный подумал с миг, а потом снял трубку и пробубнил:

– Это Топтунов. Соедините с Милославским. Да, вопрос важный. Нет, подождать не могу, – и дождавшись, когда его соединять, продолжил, еле слышно кашлянув. –Товарищ майор, Топтунов беспокоит… тут люди из Заслона пришли… из Заслона говорю. Да. Им тут доступ в изолятор нужен. На допрос маньяка. Гаврилова. Да, того самого. Так точно. Так точно. На посту все спокойно. Так точно, я все сделаю, – сказал дежурный и осторожно положив трубку на место, принялся молча выписывать пропуска. – Вам на минус третий этаж. Там дежурный офицер покажет куда идти.

Когда пропуска были у нас на руках, Полина пошла по холлу к неприметной дверце. Я не отставал. За дверцей небольшой тамбур с одинокой лампочкой под потолком на черном проводе и лестница вниз, ведущая в подвалы КГБ. Стали спускаться…

Один пролет, второй пролет, третий. С каждым пройденным метром я ощущал кожей, как становилось прохладней.

Минус третий этаж. На небольшой лестничной площадке закрытая железная дверь, и спуск еще ниже. Нам в дверь. Позвонили в звонок, дверь щелкнула замком. За ней решетчатая дверь, дежурка, проверка документов. Офицер изучил пропуска. Я осмотрелся: мы находились в сером коридоре с шершавыми бетонными стенами, тусклые сороковатные лампочки под потолком. Коридор весьма длинный. Глухие железные двери камер. Черт возьми, сколько здесь изоляторов? Десятка два. Точно не меньше.

Проверив пропуска, дежурный поднялся с места и повел нас в допросную. Открыл нам дверь, щелкнул выключателем и в допросной зажегся свет.

– Располагайтесь. Сейчас приведу, – сказал офицер и пошел за Мастером.

В допросной ничего лишнего: стол, по обе стороны стола два стула. Стены выкрашены темно-зеленой краской. Полина заняла свое место, я встал по правое плечо от нее. Спустя миг дежурный привел Гаврилова, и посмотрев на нас, проговорил:

– Если что-то будет нужно – зовите, – и на этом закрыл дверь с той стороны.

С несколько секунд между нами и Мастером было молчание. Смотрели друг на друга. Потом Полина кивнула ему на стул, и Гаврилов неспешно сел.

Его лицо было ничем не примечательным. Обычное лицо. Пройдешь мимо такого человека и даже не обернешься, и мысли не будет, что это маньяк. Я даже скажу больше – его лицо располагало к себе, и было в Мастере что-то аристократическое. То ли дело в длинном носе с горбинкой и тонкой переносицей, то ли в высоком лбе, или же в длинной шее. Или в тонких длинных пальцах, как у пианиста?

Взгляд – умный, живой и… добрый. Нет искр безумия и нет ничего звериного. Что самое интересное, ничего я к этому человеку не чувствовал. Ни ненависти, ни злобы, даже ударить не хотел. Что не скажешь о Полине. Сжимала кулачок так, что костяшки побелели, но со стороны она была невозмутима, как море во время штиля.

Ну не похож он на маньяка и все тут. Но факты говорили сами за себя. Вот он перед нами, человек, который держал в страхе всю Москву в течение нескольких месяцев. Полина достала из сумочки диктофон, и положив на стол, включила запись. Потом перевела взгляд на Мастера и холодно, с некоторой сталью в голосе, сказала:

– Ваша имя и фамилия.

– Гаврилов Петр Ильич.

– Год и дата рождения.

– Десятого мая тысяча девятьсот семьдесят восьмой.

– Знаете за что задержаны?

– Мне толком не объяснили. За хранение гелия, полагаю.

– Вас подозревают в серии убийств. Всего пятнадцать.

– Помилуйте, товарищ милиционер, какой из меня убийца?

– Знаете кто такая Татьяна Петренко?

Помолчав с секунду, Мастер ответил:

– Нет, в первые слышу.

–«Судя по реакции его зрачков и по частоте дыхания, с высокой долей вероятности могу сказать он не врет», – произнесла Эя.

–« Это как так? Он не может не знать, кто такая Петренко. Вероятно, что действительно не знал как звали девочку».

Полина открыла в галерее телефона фотографию трупа Петренко, которую она сделала в лаборатории у Алксниса, и положив телефон на стол экраном вверх, подвинула Мастеру.

– А теперь? – спросил напарница.

Гаврилов посмотрел на фото и побледнел.

– Простите, можно воды? – попросил он.

– Не положено. Узнаете? Знакома? Ваших рук дело!

– Моих?! Да что вы такое говорите! Я ее не трогал! Знать не знаю, кто это!

– Да? Тогда откуда все это оборудование у вас в квартире? Откуда янтарь? Откуда гелий? Отвечайте по порядку!

Нижняя губа Мастера задрожала, он прижал рот ладонью и зажмурил глаза, замер так на пару секунд, а потом убрал руку. Дрожь прошла, словно Гаврилов взял себя в руки. Он причмокнул пересохшими губами и спокойно сказал:

– Послушайте. Я и правда не знаю кто такая Петренко. Я не знаю, кто сделал это с ней. Что касается моей квартиры… я занимаюсь биологической кибернетикой… это что-то вроде хобби… я боготворю науку и хочу сделать мир лучше. Гелий нужен мне для опытов.

Мастер все больше напоминал мне какого-нибудь учителя биологии или ботаники – прям душка человек. Для полного образа очков для зрения не хватает.

– Так. Продолжайте, – сказала Полина и подвинула к себе свой телефон.

Он снова причмокнул:

– Дело в том, что у меня есть теория… я пытаюсь воплотить ее в жизнь. Она заключается в том, чтобы вживить в биологический организм имплантат. Например, чтобы гипертоник постоянно знал свое давление, и имплантат ему в этом поможет – будет отслеживать все показатели организма в режиме реального времени.

– Очень ловкая легенда, но она никак не объясняет наличие у вас гелия и янтаря. И внутренних органов в колбе.

Мастер нервно рассмеялся:

– Я вам сейчас все объясню. Органы не человеческие. Они принадлежали животным.

– Вы проводите эксперименты над животными? Вы знаете, что это незаконно?

– Да. И я готов за это ответить.

– Ответите, не переживайте, за все ответите!

– Только не за убийства людей. Я их не убивал!

– Статья сто два УК РСФСР – умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах части г,е,з,и,л наказывается лишением свадьбы на срок от восьми до пятнадцати лет или смертной казнью. В вашем случае, Гаврилов, суд назначить вам смертную казнь! Отвечайте! Ну! Вы убили пятнадцать человек? Облегчите душу! Расскажите обо всем! Я знаю вы хотите это!

Полина сказала это с таким чувством, что даже я проникся и мне стало не по себе. Почувствовал себя преступником. А ведь я должен тоже сидеть на месте Мастера, один замес на крыше высотки тянет на вышку – поймал себя на мысли.

– Я не убивал! – взвыл Гаврилов.

– Это мы скоро выясним. Не уходите от темы. Где, у кого и с какой целью взяли гелий и янтарь?

– Гелий мне предоставил мой давнишний знакомый. Он работает на «Гелиймаше» главным инженером. Гелий нужен мне для экспериментов. Боюсь вы не поймете всех принципов его взаимодействия с тканями организма… этого даже современная наука не в силах понять… не хочу хвалить себя, что я, мол, такой умный… но это так – наука еще не дошла до таких технологий. А я дошел. Если говорить простым языком, то гелий предотвращает отторжение тканями инородного тела, то есть имплантата. Еще он улучшает проводимость нервных импульсов и регенерацию тканей. Это если объяснять простым языком. Но поверьте, все не так просто, как кажется на первый взгляд.