Бартлен, присевший на край кресла, с готовностью кивнул, и Марк придвинул к себе несколько листов, на которых ранее записал свои вопросы.
Их разговор затянулся на несколько часов, и Бартлен доходчиво и подробно отвечал на вопросы графа, а тот слушал внимательно и просил разъяснить то, что было ему непонятно, стремясь как можно лучше представить себе как процесс добычи серебра, так и положение на доставшихся ему шахтах.
Они даже не заметили, как пролетело время, и вскоре на пороге кабинета возник Модестайн. Он сообщил, что стол к обеду накрыт в малой столовой.
— Что ж, господин Бартлен, — проговорил Марк, отложив в сторону листы с вопросами, которые теперь пестрели пометками, сделанными во время их разговора, — давайте ненадолго прервёмся. Я приглашаю вас разделить со мною трапезу.
И прервав нетерпеливым жестом смущённое бормотание молодого человека, встал из-за стола и пригласил его следовать за собой. Однако они даже не успели сесть за стол, когда в столовую вбежал встревоженный Эдам и, покосившись на гостя, торопливо проговорил:
— Ваше сиятельство, из посёлка под названием Сен-Жак прибыл гонец. Он сообщил, что возбуждённая толпа осадила дом господина Бартлена и требует выдать для расправы его мать, которую считают ведьмой.
— Это ещё что? — нахмурился Марк и вопросительно взглянул на инженера, а тот, внезапно побледнев, схватился за грудь.
— Боже мой! Неужели она опять кого-то оскорбила? Поверьте, ваше сиятельство, моя мать не злая женщина, но у неё дурной нрав, чему есть причины. Она никогда никому не делала ничего плохого, но её язык постоянно доводит её до беды. Я должен срочно вернуться домой и попытаться умиротворить толпу, пока они не сожгли наш дом, где, помимо нас и нескольких слуг, живут старики и калеки, которых приютила мать.
— Я поеду с вами, — произнёс Марк и обернулся к Эдаму, тревожно смотревшему на него. — Позови Шарля и сообщи капитану де Ланьяку, что мы немедленно выезжаем. Пусть седлают коней.
Его отряд промчался по горной дороге и въехал в селение, которое было ему уже знакомо. Марк сразу же узнал небольшую площадь и приземистое здание трактира, куда заехал перекусить несколько месяцев назад, когда искал пропавшего графа де Бриенна. Однако в этот раз он не стал задерживаться на площади, а поскакал дальше, вслед за вырвавшимся вперёд Бартленом. Ещё издалека они услышали крики возбуждённой толпы, и вскоре, проехав по широкой улице, где стояли вполне добротные дома, сложенные из песчаника, подъехали к двухэтажному особняку, украшенному грубо вытесанными колоннами. Перед высоким крыльцом стояла небольшая толпа рудокопов, вооружённых кирками и лопатами, среди которых находились несколько женщин, кричавших громче других. Дорогу им преградил согбенный годами старец, который стоял, тяжело опираясь на клюку, но явно не собираясь отступать. Его руки и лицо до сих пор были темны от въевшейся в кожу пыли и казались почти чёрными в окружении белоснежной бороды и длинных седых волос. Он пытался увещевать толпу, а из окон нижнего этажа и приоткрытой двери испуганно выглядывали другие старики.
Марк сразу же обогнул толпу, въехал на площадку перед домом и остановил коня рядом со стариком. За ним следом появились его рыцари и застыли, положив руки на эфесы мечей, но Марк гневным жестом велел им отступить.
— Что здесь происходит? — спросил он, окинув взглядом толпу. — Почему вы бесчинствуете, нарушая покой этих людей?
— Ваше сиятельство! — выскочил вперёд молодой парень с киркой и рухнул перед ним на колени. Его лицо было залито слезами, а глаза покраснели. — Я прошу вас о правосудии! Ведьма, которая живёт в этом доме, погубила мою любимую невесту Жоржетту, чему вы сами, несомненно, были свидетелем, поскольку это случилось в вашем замке! Она обиделась на мою голубку за то, что та назвала её старой вороной, и наслала на неё порчу, отчего Жоржетта наложила на себя руки! Это уже не первый случай, когда она творит зло, но теперь мы поймали её за руку! Выдайте нам её или покарайте сами!
— Я брат Жоржетты, — вышел вперёд ещё один молодой рудокоп. — Мой отец убит горем, мать не встаёт с кровати с тех пор, как ваши люди привезли тело моей несчастной сестры, и не знаю, оправится ли она. Я тоже прошу вас о справедливости!
Толпа снова зашумела, и Марк поднял руку, переводя взгляд с одного лица на другое, пока не увидел среди них своего старого знакомого.
— Сильвен! — проговорил он, поманив его к себе. — Ты спокойный и рассудительный человек, так расскажи мне, что случилось, и почему вы считаете, что госпожа Бартлен виновна в смерти Жоржетты.
Тот вышел вперёд и, поклонившись, произнёс:
— Что верно, то верно, ваше сиятельство, мамаша Бартлен — грубая женщина, и боги пометили её таким уродством, что смотреть на неё страшно. Она со всеми ссорится и часто у людей, с которыми она поругалась, случались несчастья. Вот и несколько дней назад, когда она ходила в замок клянчить деньги, Жоржетта велела ей уйти, поскольку благородная графиня де Лорм не подаёт нищим. А старуха в ответ прокляла её, называя бесстыдницей и прямо крикнула: «Нож тебе в бок!» А сегодня, когда Жоржетту переодевали для погребального обряда, женщины увидели, что на её теле рана от ножа. Говорят, что там была ещё одна служанка, которая прогоняла её, и та бедняжка тоже уже мертва. Так кто, если не эта ведьма, которая с утра до вечера собирает в горах колдовские травы и варит свои зелья, мог это сделать?
— И не колдовские это травы! — возразил старик, стоявший рядом, опираясь на клюку. — Мамаша Бартлен — добрая и милосердная женщина, она приютила у себя немощных людей, которым некуда идти, кроме как побираться по дворам. Многие из нас нуждаются в лечении и поддержании сил, вот она и собирает травы, чтоб готовить целебные настойки и отвары.
— Где она? — спросил Марк, обернувшись к нему.
— Она в доме, ваше сиятельство, — сообщил старик. — Она хотела выйти к людям, чтоб всё объяснить, да язык у неё, и верно, дурной, так что мы уговорили её сидеть тихо, чтоб она не разъярила толпу ещё больше.
Марк обернулся к де Ланьяку и кивнул ему, а сам взбежал по ступеням и вошёл в дом. Проходя по длинному тёмному коридору, он видел распахнутые двери, которые вели в небольшие комнаты, заставленные грубо сколоченными кроватями. На некоторых из них лежали старики и довольно молодые, но, по всему видно, больные люди. В доме стоял тяжёлый запах, но было сравнительно чисто.
Госпожу Бартлен он нашёл в её тесной комнатке, должно быть переделанной из кладовки. Здесь помещались только большой шкаф, старинная узкая кровать у двери и маленький столик с туалетными принадлежностями, над которым на стене висела круглая картина, изображавшая какую-то святую. Женщина сидела на кровати, сложив на коленях руки, и он сразу отметил её опрятное платье из дорогого сукна с белым кружевным воротником и чепец из тонкого полотна с розовой лентой. Она подняла голову, и только то, что он уже видел много изуродованных войной лиц, удержало его от потрясения. Лицо её было пересечено двумя глубокими шрамами, задевшими лоб, переносицу и левую скулу. Нанесённые ей удары были страшными, и оставалось удивляться, как ей удалось уберечь глаза и вообще остаться в живых.
Сурово взглянув на вошедшего, она спросила:
— Кто вы такой и почему ворвались в мой дом без приглашения?
Марк представился и подошёл к окну, чтоб посмотреть, что делается снаружи. Толпа рудокопов немного успокоилась, может, потому, что теперь между нею и домом стоял не один немощный старик, а цепь хорошо вооружённых рыцарей.
— Граф де Лорм, — криво усмехнулась она, от чего её лицо стало ещё более уродливым, — надо полагать, вы явились сюда, чтоб умиротворить этих разбойников, что осадили мой дом? Или вы пожелаете прослыть добрым господином и выдадите старую ведьму на расправу? Что ж, я не удивлюсь! Что Лормы, что Лианкуры, все вы хотите выглядеть просвещёнными господами, добрыми к своим подданным, а на деле не желаете и пальцем о палец ударить, чтоб позаботиться о тех, кто отдал свою молодость и здоровье на ваших рудниках. Господин маркиз считает, что о стариках и немощных должны заботиться их семьи и общины, и лишь из жалости даёт скромную сумму на их содержание. А господин Робер и вовсе спустил на меня собак, когда я пришла просить его о помощи. Только господин Аделард был заботлив настолько, что повелел выделить мне небольшое пособие, дабы я убрала нищих с глаз его гостей в свой дом, но после его смерти выплаты прекратились.
