— Это случается с теми, кто голодал, — пояснил Марк и сочинил на ходу: — Он рассказывал мне, что когда он был ребёнком, в его племени начался сильный голод, многие умерли. Чтоб выжить, он прятал еду. Это произвело на него такое впечатление, что он до сих пор не может избавиться от этой привычки.

— И он спит на полу! — уточнила Мадлен. — Жоржетта говорит, что всё время находит покрывало с постели сбитым в кучу возле камина. Это старинный гобелен, но он теперь весь в пятнах, возможно, он испорчен.

— Какой-то старый гобелен, — проворчал Марк. — Пусть Хуан делает с ним, что хочет. И спит где хочет, хоть на потолке. Просто не стелите ему другое покрывало, иначе он испортит и его.

— Он очень странный, Марк, — вздохнула Мадлен. — И порой я его боюсь. Как и эту баронессу де Флери.

— Не надо его бояться, — улыбнулся он. — Просто прими его таким, каков он есть, и, уверяю, ты увидишь, что он довольно мил.

— Не знаю, — неуверенно пробормотала она.

— А я думаю, что он действительно милый! — отважно заявила Орианна. — И я хочу с ним подружиться!

— С кем это ты хочешь подружиться? — на террасу вошёл Теодор и, взглянув на Марка, кивнул, дав знак, что отправил гонца в Лианкур, после чего перевёл взгляд на девушку.

— Лучше дружи с Теодором, — усмехнулся Марк.

— И то верно, — подтвердил тот. — Как жаль, что здесь нет такого сада, как в Лианкуре! Я в Сен-Марко очень скучал по закатам, которыми мы любовались вдвоём.

— Вы можете подняться на крышу, — заметила Мадлен. — Оттуда очень красивый вид на закат.

— Правда? — ещё больше оживилась Орианна. — Там есть скамейка?

— И скамейки, и широкая балюстрада, и фонари, если вы просидите там дотемна, — рассмеялся Марк.

— Тогда идём! — воскликнула девушка и, вскочив, побежала к лестнице.

— Ах, да, — Теодор взглянул на Марка. — Я встретил у ворот Бартлена, управляющего рудниками. Этот скромный юноша никак не решится потревожить ваше сиятельство своим визитом, хоть и знает, что пора доложить о делах. Сегодня он принёс вам целую кучу бумаг на ознакомление, а светлым утром всё же явится, чтоб дать пояснения. Я велел отнести эту кипу отчётов и пояснительных записок в ваш кабинет.

— Отлично, — проворчал Марк. — Похоже, он обеспечил меня увлекательным времяпрепровождением на всю тёмную половину суток.

Ему совсем не хотелось тратить последние светлые часы на бумажную работу, и он предложил Мадлен спуститься в сад. Романтические отношения, которые Орианна и Теодор, избавленные от строгого присмотра маркиза де Лианкура, и не думали скрывать, навеяли и ему подходящее настроение для прогулки с возлюбленной. Он снова подумал, как мало было в их с Мадлен совместной жизни таких моментов. Даже выезжая вместе в Шато-Блуа, он не всегда находил время для того, чтоб пройтись с ней под руку по цветущим аллеям старинного сада, задержаться у фонтана, чтоб послушать плеск воды или присесть у пруда и смотреть, как всплывают из зеленоватой глубины толстые мерцающие золотой чешуёй королевские карпы.

Здесь тоже были карпы, и можно было присесть на край бассейна, глядя на них. Марк нашёптывал что-то милое на ухо Мадлен, а она улыбалась и смущалась, как юная девушка, которой первый раз признаются в любви, и сжимала пальчиками его ладонь. Потом они дошли до фонтана, и она села на край чаши, протянула ладонь к тонкой струйке и смотрела, как с пальцев падают серебристые капли. А Марк невольно залюбовался её склонённой головкой, блестящими рыжими локонами на белой шее, тонким профилем, длинными ресницами и алыми губами, которые складывались в нежную задумчивую улыбку.

— Даже если б я не знал тебя до сей поры, мой ангел, я бы снова влюбился в тебя в этот миг, — произнёс он и с наслаждением вдохнул цветочный аромат.

Подняв голову, он окинул взглядом клумбы цветов, окружающие фонтан и вдруг улыбка угасла на его губах. Он смотрел на высокие цветы с длинными изысканно закрученными тонкими лепестками ярко-жёлтого цвета. Эти красивые цветы вдруг показались ему зловещим напоминанием о произошедшей недавно трагедии. А потом он заметил кое-что странное и подошёл ближе.

Совсем небольшой просвет в гуще цветов привлёк его внимание и, нагнувшись, он увидел, что одного цветка нет, вместо него торчит зеленоватый стебелёк, совсем ещё свежий, словно его сломали недавно.

— Мне тоже нравятся эти цветы, — заметила Мадлен и, подойдя, обняла его за талию.

Он опустил руку ей на плечи и улыбнулся.

— По мне так они слишком яркие. Я больше люблю розы. Или фиалки, которыми пахнут твои волосы.

— Знаешь, Жоржетта рассказала мне, что с этими хризантемами связано какое-то страшное поверье, будто если оставить такой цветок на ночь в комнате девушки, то она покончит собой.

— Твоя Жоржетта глупая и суеверная девица, — заметил он. — Но на всякий случай не ставь в своей комнате эти цветы.

— Я уже не невинная девушка, как ты помнишь, и совсем не глупая и не суеверная. Мне нравится, когда в комнате стоит букет, но если ты так хочешь, я не буду ставить в вазу эти цветы. Идём в дом? Скоро стемнеет. Тебе пора браться за дела, а мне — навестить Валентина и узнать, как прошёл его сегодняшний урок. Знаешь, он начал уставать от учёбы и капризничает.

— Построже с ним, — произнёс Марк и, с сожалением взглянув на уже слегка темнеющее небо, повернулся к дому.

— Конечно, — ответила она тоном, в котором прозвучало: «Сама разберусь».

Он поднялся в свой кабинет, где Монсо уже зажёг на столе свечи и разложил рассортированные документы. Он стоял рядом, поясняя, по какому принципу он разобрал их, когда за дверью раздались шаги, и в кабинет влетела возмущённая Женевьева де Невиль.

— Ваше сиятельство! — возопила она, сцепив руки, казалось, лишь для того, чтоб не рвать на себе волосы. — Вы знаете, что происходит на крыше?

— А что происходит на крыше? — уточнил Марк, оторвавшись от отчёта, который просматривал.

— Я требую, чтоб вы немедленно поднялись туда и увидели всё своими глазами! Это возмутительно!

— О чём речь?

— Я не могу… — она задохнулась и, наконец, взяв себя в руки, сообщила: — Теодор Шарбо устроил там свидание с этой девицей Орианной де Бомон! Они сидят там, едва не обнявшись, и шепчутся.

— Всего-то… — пробормотал Марк и снова посмотрел на отчёт.

— Как вы можете! — взорвалась Женевьева. — Как они могут превращать этот дом в обитель разврата! В конце концов, она ему не ровня! К тому же они даже не помолвлены! И что скажет его сиятельство маркиз де Лианкур?

— При чём здесь маркиз? — нахмурился Марк. — Это мой дом. Теодор — сын графа, хоть и незаконнорожденный, и внук маркиза. Орианна — дочь виконта. Они нравятся друг другу, их с детства связывает взаимная симпатия. Судя по вашим словам, они ведут себя вполне благопристойно.

— Но этот юноша, он…

— Он уже не юноша. Он мужчина, рыцарь. И он вправе сам решать, кого любить. И сам может разобраться со своим дедом, если тот будет чем-то недоволен. По мне так они — чудесная пара.

— Вы решили стать сводником? — не выдержала она.

— Мадам? — он изобразил недоумение.

Она слегка остыла под его холодным взглядом.

— Возможно, я была непочтительна, но искренне беспокоюсь, — произнесла она. — Теодор — сын Аделарда, теперь он не просто рыцарь, он принят при дворе, его возвышение — это вопрос времени. Он может составить великолепную партию любой знатной и богатой девице. А эта воспитанница маркиза… Я слышала, что его сиятельство даёт за ней весьма скромное приданое без каких-либо владетельных прав, её отец беден и прозябает в безвестности, к тому же у него есть и другие наследники. Я беспокоюсь о Теодоре, боюсь, что эта… девушка вскружит ему голову и помешает добиться того, чего он достоин.

— Госпожа де Невиль, — удивление Марка стало искренним, — давно ли вы сами называли его внуком угольщика, а теперь так печётесь о его будущем?

— Я давно не видела его, — немного смущённо призналась она. — Мне казалось, что он похож на своего деда, а теперь вижу, что он — вылитый Аделард. Наш граф… — она взволнованно вздохнула, — наш бедный молодой граф, он был бы так горд, так счастлив, если б увидел, каким вырос его единственный сын. Он не позволил бы своему отцу так унижать своего наследника и сделал бы всё, чтоб мальчик занял подобающее ему место.