Этот гостевой домик стал нашим с Мари убежищем, местом, где мы передавались нашей запретной любви не боясь быть застигнутыми. Вернее, сперва мы боялись и вздрагивали от каждого шороха, а внутри у Мари всё сжималось, вызывая у меня неконтролируемые спазмы удовольствия. Но со временем мы совершенно перестали беспокоиться о том, что кто-нибудь может увидеть нас. Эндо и Имамура были заняты друг другом, а Рина чаще всего до глубокой ночи писала в своей комнате. Эта неделя пролетела для меня, как одно мгновение, я и оглянуться не успел, как наступила пятница. Мы репетировали наш дурацкий спектакль, и Мари принимала в этих репетициях самое деятельное участие. Она даже стала почти похожа на настоящего куратора нашего клуба. С утра мы гуляли, после обеда читали и репетировали. В общем, было довольно весело, я даже не ожидал, хотя рассказывать в принципе особо и нечего. Всю эту неделю Рина не то, чтобы сторонилась меня, но была какой-то задумчивой и погружённой в себя. Наступила пятница, на следующий день к нам должен был приехать мой старик. Я знал, что наше сегодняшнее свидание здесь будет последним.

Пятно света от качающегося фонаря, осталось позади и я ступил во тьму, подул ветер, над моей головой глухо заворчали листья деревьев. Гостевой домик стоял почти под самыми кронами, доски на маленькой веранде жалобно скрипели под каждым моим шагом, я сдвинул дверь в сторону и оказался внутри. К этому моменту мои глаза совершенно привыкли к темноте, и я сразу различил Мари в лёгком светлом платье, стоявшую у открытого окна. Она обернулась ко мне едва я вошёл.

— Такаши-кун! — тихим голосом произнесла она. Она сказала это таким тоном как будто поздоровалась с учеником, опоздавшим на её урок. Я подошёл и встал рядом с ней. Деревья были совсем близко от дома, казалось, они начинались сразу за стеной, и до их шершавых стволов можно дотянуться рукой. Не отводя глаз, от окна Мари чуть повернувшись, прижалась ко мне плечом.

— Иногда мне хочется навсегда остаться здесь вместе с тобой, — прошептала она. Я обнял и поцеловал её, сейчас она была какая-то другая, не такая как обычно. И наш секс не был таким же бешеным и сумасшедшим, как всегда. В этом маленьком домике, скорее напоминавшим сарай, на единственном футоне, который я незаметно принёс сюда ещё в прошлое воскресенье, мы любили друг друга очень нежно, то, что я испытывал по отношению к Мари было одновременно любовью к матери и страстью к желанной женщине. Голые потные, мы лежали, рядом тяжело дыша и время от времени целовались.

— Сегодня все ощущения гораздо острее чем обычно! — прошептала Мари. Видимо из-за того, что я был слишком сконцентрирован на сэнсее, я совершенно не услышал приближающихся к домику шагов, и когда дверь сдвинулась в сторону и в потоке лунного света, я увидел стройную фигуру Рины, то от страха на секунду потерял дар речи. Рина вошла и закрыла за собой дверь. В комнатке стало почти совсем темно. Сидя на матрасе рядом со мной, Мари сжала колени и постаралась прикрыть обеими руками свои большие груди. Она смотрела на дочь с ужасом и мольбой одновременно.

— Можешь так не стесняться мама! — насмешливо проговорила Рина, — у тебя нет ничего такого, что могло бы меня поразить!

— Что ты здесь делаешь, Рина-тян? — сдавленным, задыхающимся голосом проговорила Мари.

— Что ты здесь делаешь, мама?! Трахаешься со своим сыном?!

— Технически я не её сын! — отвечал я, натягивая штаны, к этому моменту я уже немного пришёл в себя.

— Проваливай! Мне нужно поговорить с ней! — грубо сказала Рина, обращаясь ко мне.

Я натянул футболку и сказал, стараясь сохранять спокойствие:

— Я никуда не уйду!

— Если ты сейчас же не уберёшься отсюда… — прошипела Рина, подступая ко мне, даже в темноте я различил, как сжались её кулачки.

— Что ты сделаешь? Расскажешь моему отцу? — спросил я.

Пока мы препирались, Мари поспешно и как-то суетливо одевалась.

— Что, если и так? — грозно сверкнув на меня глазами, отвечала Рина.

— Валяй! — проговорил я равнодушно, — может быть так будет лучше для всех!

Лицо Рины исказилось от бешенства.

— Пошёл ты!

Она повернулась к этому моменту уже почти одетой Мари.

— А ты?! Старая, толстая шлюха! Что ты о себе возомнила?! — набросилась она на неё. Кровь ударила мне в голову.

— Заткнись Рина! — резко сказал я, едва сдерживаясь, чтобы не дать сестре пощёчину.

Мари подняла голову, глаза её заблестели.

— Нет, Такаши-кун, пускай она говорит! Лучше так! Пусть она выскажет всё что обо мне думает! Я устала бояться! Устала притворяться! Устала от этого постоянного чувства вины! — Мари почти кричала, мне ещё не приходилось видеть, чтобы она вела себя так в присутствии дочери.

— Почему? Почему? За что ты ненавидишь меня? — кричала она, наступая на дочь, она словно обезумела.

— Не приближайся ко мне! — растеряно проговорила Рина, отступая от Мари.

— За то, что твоя любимая «мамочка», моя старшая сестра и моя мать требовали от меня сделать аборт?! За то, что, когда ты родилась, они отобрали тебя у меня?! Они даже не дали мне увидеть своего ребёнка! Они упрятали меня в психиатрическую клинику! Два года! Два долгих года я провела там! Я практически забыла своё имя! За это ты ненавидишь меня?!

— Ты лжёшь! Огава-сан не могла такого сделать! — прошептала Рина, даже в темноте я видел, как сильно она побледнела.

— Уходи! — проговорила Мари, опускаясь на колени и закрывая руками лицо. Я бросился к ней обнял, прижал к себе и Мари разрыдалась бурно и горько, словно обиженный ребёнок.

— Уходи, — попросил я Рину. Моя злость на сестру прошла, осталась только горечь.

— Ты думаешь, мне легко?! — прошептала Рина.

— Тебя все любят! Тобой восхищаются! Я моложе тебя на шестнадцать лет, но Такаши предпочёл тебя мне! Зачем ты дала мне жизнь? Лучше было мне умереть!

Слёзы потекли по щекам Рины, она повернулась чтобы уйти, но Мари оттолкнув меня вскочила и повисла на дочери.

— Рина! Рина! Я люблю тебя! Прости меня за то, что вывалила всё это на тебя! Я не хотела! — шептала Мари покрывая поцелуями лицо дочери. Рина не вырывалась, рыдая она прижалась к матери и Мари принялась гладить её по голове дрожащей рукой. Я вдруг ощутил себя лишним и не сказав больше ни слова вышел из комнаты аккуратно прикрыв за собой дверь. Вернувшись к себе, я лёг на футон и сразу уснул.

На следующий день была суббота, рано утром приехал мой старик и мы сели завтракать полным так сказать составом. Я заметил, что отношения между Мари и Риной сильно переменились. Моя мачеха больше не отводила испуганно глаза встречаясь взглядом с дочерью. Теперь в её взгляде была лишь нежность и гордость. Рина же, похоже, смущалась, но всё же, кажется, тоже была не против. Отец тоже заметил перемену в их отношении друг к другу и то и дело расплывался в счастливой, глупой улыбке. Наш лагерь литературного клуба заканчивался завтра и видимо это было основной причиной того, что Эндо-сан выглядела грустной и подавленной. Однако она немного оттаяла, когда мы начали репетировать наш спектакль. В ней принял участие и отец, хотя Мари, сидя с пьесой в руках, приходилось постоянно подсказывать ему, так как текст он совершенно не знал. Однако видя, как, несмотря на свой нелепый вид, старается мой старик, я тоже начал выкладываться изо всех сил. Когда мы закончили, Мари наградила нас бурными аплодисментами. Рина подошла к ней, как ребенок, ищущий одобрения и Мари стала заботливо поправлять ей волосы. У меня возникло такое ощущение, что моя сводная сестра после вчерашнего слегка впала в детство и Мари всячески это поощряла.

— Давайте сыграем нашу постановку, во время культурного фестиваля! — предложила Имамура.

«Час от часу не легче!» — подумал я с тоской.

Когда мы перед ужином ненадолго остались наедине, Мари прошептала, прикоснувшись пальчиками к моей руке:

— Спасибо, Такаши-кун!

Опять меня благодарят, хотя я, собственно, ничего и не сделал!