До места я добирался часа полтора. Да, пешком – это вам не на машине. И не на мотоцикле. Вчера вечером я потратил на дорогу от игнатьевского особняка до своей будущей мастерской от силы минут двадцать. И то потому, что жалел свою коняшку, не выкручивал пар на максимум. Ну да ничего: вот переберу мотоцикл, и тогда уже всласть погоняю. Ну а пока буду бороться с гиподинамией.

На подходе к магазину мне на глаза попалась аккуратно припаркованная дамская вуаретка. И вид ее напомнил мне об одной чересчур жадной особе. Так-то я о ней и думать забыл, а тут вот вспомнилась. Подойдя ближе, я разглядел на лакированном борту мобиля следы недавнего ремонта. На том самом месте, что пострадало от грубого вмешательства безвестного грузовика. Надо же, та самая машинка! А раз она здесь, стало быть, и хозяйка поблизости.

Не задерживаясь, я прошел в магазин, сопровождаемый звоном колокольчика на входной двери. В торговом зале было пусто. То есть, имелись ряды манекенов, облаченных в тот или иной костюм, имелись полки с разложенным на них товаром. А вот продавца видно не было. Что ж, обождем. Я присел на кушетку и принялся коротать время, разглядывая выставленные в качестве образцов дамские туалеты.

Ждать пришлось совсем недолго: не успел я осмотреть и половины нарядов, как в недрах магазина раздался звонкий мелодичный голос под аккомпанемент стаккато легких каблучков. Не желая сталкиваться с владелицей голоса, я вскочил с места и поспешил укрыться среди манекенов.

- Пьер, отошли это платье ко мне домой. Адрес ты знаешь, – произнесла девушка.

- Будет исполнено, сударыня, - отвечал ей Пьер, а, вернее всего, Петр. Меня ведь тоже ни за что, ни про что обозвали Вольдемаром.

- Вот тебе за аренду платья.

До меня донеслось шуршание купюр.

- А это тебе лично. И не забудь: если появится полковник, назовешь ему полную стоимость туалета.

- Конечно, сударыня.

- Платье тебе завтра занесет моя служанка.

- Как скажете, сударыня.

Каблучки протопали на выход, звякнул колокольчик, хлопнула входная дверь, и я решил выйти из своего укрытия. Петр-Пьер поднял голову от расходной книги, в которую вписывал факт сдачи дамского платья в аренду госпоже Неклюдовой за двадцать рублей на один день.

- Доброе утро!

- Доброе утро, господин Стриженов.

- Вы меня знаете? – я даже не попытался скрыть удивления.

- Конечно, - невозмутимо ответил приказчик. - В Тамбове вас знают все, кто читает «Ведомости». Чем могу служить?

- Ваш магазин посоветовал мне господин Игнатьев. Мне нужен хороший фрак напрокат на сегодняшний вечер.

- Никаких проблем. Имеется как раз ваш размер. Даже не потребуется подгонять. Пройдите, пожалуйста, в примерочную, я сейчас его принесу.

Через полчаса я покидал магазин, став беднее на двадцать рублей. Мальчишка-разносчик убежал доставить фрак в пансион мадам Грижецкой. Я направился туда же. Мне предстояло две трудные вещи: подготовка к визиту и объяснение с бедной одинокой женщиной.

Глава 11

К моему удивлению, объяснение с мадам Грижецкой прошло легко и спокойно. Да, ощущалась некая досада со стороны почтенной вдовы, но не более того. Она заявила, что прекрасно все понимает и ни на что не претендует; на том и разошлись. Я с облегчением выдохнул и занялся подготовкой к балу. Фрак и сорочку по указанию хозяйки забрала горничная Глафира, чтобы вычистить и отутюжить. Мало ли, что он только из магазина. Дело серьезное, непременно надо и проверить, и поправить, и пылинки удалить. Так что мне ничего не оставалось делать, как собрать белье и отправиться в баню.

Предшественник мой, при всей разрухе в его голове, по отношению к личным своим вещам был аккуратистом. Весь его невеликий гардероб был аккуратно разложен и развешен в платяном шкафу. Даже для белья была выделена отдельная полка. Туда-то я и полез в поисках пары поновей и поприличней, и принялся вынимать по очереди, с краю. Отложил в сторону одну – чересчур застиранная. Отложил другую – штопанная. Третья и вовсе оказалась донельзя ветхой, годной разве что на обтир. Да что ж это такое! Хотя нет, вон тот комплект, что лежит у самой задней стенки, выглядит практически новым.

Полка с бельем была расположена весьма неудобно: чтобы добраться до вещей, сложенных в глубине, недостаточно было просто нагнуться и протянуть руку. Пришлось встать рядом со шкафом на колени. Вот я и встал. Засунул руку в недра шифоньера и ухватил намеченную цель. Ого-го, а бельишко-то непростое!

Я осторожно вытащил добычу на свет, развернул рубаху, и моему взору явилась небольшая изящная шкатулка. Деревянная, лакированная, с резной крышкой. Белье, баня и бал – все мгновенно ушло на второй план. Со шкатулкой в руках я вернулся на диван. Откинул запор, открыл крышку и… пожал плечами. Не впечатлили меня фамильные драгоценности. Две пары запонок, одни – золотые с мелкими изумрудами, выложенными в виде буквы «Т», другие – массивные, черненого серебра. Золотой довольно увесистый перстень, опять же с буквой «Т», только вырезанной на крупном изумруде и залитой золотом. И пара изумительно красивых серег. Для разнообразия, камни в серьгах были темно-красными. Гранат? Рубин? Не знаю, не слишком-то я разбираюсь в этом. Но вот понять, что передо мной на бархатной подушечке лежит шедевр ювелирного искусства, вполне смог.

Серьги, скорее всего, фамильные и некогда принадлежали покойной матушке. Удивительно только, что они не ушли в качестве подарка одной ушлой девице. Впрочем, возможно, что те золотые капельки с сапфирами, что я видел на госпоже Неклюдовой, тоже были вынуты из этой шкатулки, а эти были сочтены неподходящими. То ли по цвету камня, то ли по еще какой причине. Наверное, Володя Стриженов и не подозревал, что этой милой барышне сгодились бы любые серьги, ведь они очень легко превращаются в деньги. А, может, он просто не хотел лишаться последней вещи, напоминавшей ему о матери? Вот и я продавать их не стану. Пусть себе лежат до поры. Глядишь, решусь однажды обзавестись семьей, тогда и передам их будущей мещанке Стриженовой в качестве свадебного подарка.

Запонки – вещь однозначно мужская. Да и перстень тоже. Но буква «Т»… А ведь что-то такое на глаза попадалось! Я оставил шкатулку на журнальном столике и отпер секретер. Вынул папку с бумагами, пролистал, нашел нужную. Вот! В свидетельстве о смерти значилось: «мещанка Стриженова Елизавета Васильевна, в девичестве Травина». Это, получается, привет даже не от матушки, а от ее семейства! Ну и ладно. Тридцать лет лежали, и дальше полежат. Разве что серебряные запонки возьму, они к моему наряду вполне подойдут.

Я закрыл шкатулку, убрал ее в секретер и запер замок. Очень уж ненадежное укрытие для ценных предметов выбрал мой не слишком предусмотрительный двойник. Отложил себе пару белья, убрал остальное на место. На всякий случай обшарил остальные полки – ничего. Ну да и ладно, мне и этого довольно.

- Владимир Антонович! – постучалась в дверь Глафира. – Баня готова!

Чистый душой и телом, облаченный в белоснежную сорочку, фрачную пару и до зеркального блеска надраенные штиблеты, с повязанным хитрым узлом черным галстуком-бабочкой, со вдетыми в манжеты запонками, я стоял у входа в пансион, ожидая извозчика. Чувствовал я себя до крайности непривычно. Накрахмаленный до хруста ворот сорочки давил шею, фрак заставлял держаться неестественно прямо, штиблеты сверкали так, что глазам было больно. Вокруг меня столпились все постояльцы пансиона во главе с самой мадам Грижецкой. Прислуга тоже присутствовала, но в некотором отдалении. Наверное, все эти люди хотели таким образом хоть в малой степени, хоть через мое посредство прикоснуться к недостижимому, к небожителям, к высшему кругу общества.

Внезапно мадам Грижецкая всплеснула руками:

- Владимир Антонович, а перчатки у вас имеются?

- Перчатки? – недоуменно переспросил я. – Какие перчатки?

- Как, разве вы не знаете? – удивилась одна из дам. – На балу кавалеры непременно должны быть в белых перчатках. Если военные – замша, если гражданские – лайка. Появиться на балу с голыми руками – моветон! В прежние времена могли без перчаток и вовсе на бал не допустить. Сейчас, конечно, не так строго, но все равно с вами ни одна дама танцевать не станет.