Что дернуло меня обернуться – не скажу. То ли шуршание шин по мостовой, то ли какой-то другой звук. Может, просто почувствовал что-то – неважно. Обернулся. И увидел летящий прямо на меня мобиль. Быстро летящий, миль пятьдесят в час, а то и больше. За рулем – некто в кожаной куртке, кожаном шлеме и гогглах, лицо не разглядеть. И смотрит прямо на меня, так что сомнений в его намерениях быть не может. Еще и скалится, сволочь, словно личное что-то ко мне имеет. Был бы это автомобиль моего века, да на скорости под сотню – тут бы мне и конец пришел. Но – повезло, уже который раз за неполную неделю.

На то, чтобы спастись, у меня было не больше секунды, но этого хватило. Тело среагировало прежде, чем голова отдала приказ. Я сиганул в сторону отчаянным длинным прыжком, зачем-то выставив трость позади себя. Руку мою рвануло и тут же, не успел я еще приземлиться, раздался треск, грохот, скрежет железа по камню и, наконец, глухой удар. Я обернулся, не успев еще в полной мере осознать, что произошло, и увидел нормальную полноценную автомобильную аварию. Это не мое разбитое стекло на гонках, и не проломленная фанерка кузова той дамочки. Мобиль, еще секунду назад собиравшийся меня раздавить, замер, уткнувшись передом в чугунную тумбу фонарного столба. Весь перед был смят, из-под капота с шипением вырывались клубы пара. Одно из колес, правое заднее, лишившись всех деревянных спиц, катилось куда-то вниз по улице, а водитель, от удара вылетевший из своего аппарата, валялся на мостовой лицом вниз. Я кинулся к лежащему человеку, перевернул его на спину и стянул с его головы шлем с очками.

Вот черт! Передо мной лежал тот самый Клейст. Я прижал пальцем яремную вену: живой. Жаль, не убился, сволочь! Еще бы понять, в чём провинился перед ним Владимир Стриженов. Тем, что лучше ездит? Примитивная зависть Сальери к Моцарту или есть еще что-то? Кабы знать, может, и можно было бы прекратить эти дебильные покушения.

Но как Клейст, опытный гонщик, умудрился въехать в столб? Видать, моя выставленная в попытке защититься трость угодила как раз в спицы колеса. Может, в них уже были трещины, может еще что, но только они все раз – и сломались. Мобиль перекосило, он зацепил ступицей булыжник ну и вышло то, что вышло.

Прежде, чем попытаться обшарить карманы своего несостоявшегося убийцы, я огляделся по сторонам. На улице – никого, но вот в ближнем доме явственно дернулась занавеска. Вот ведь, наверняка наблюдают. И, конечно, обо всем доложат полиции. А поскольку человек я, благодаря газете «Ведомости», теперь известный, то случись какая пропажа, меня же и обвинят. Жаль, а я надеялся найти что-нибудь, что поможет мне разобраться в этой истории.

Я поднялся. Все, время упущено: вон, уже бегут люди. Скоро и представители властей подтянутся. Надо бы придумать, что говорить полиции. В смысле, был ли я чудом уцелевшей жертвой нападения или, все же, свидетелем катастрофы. Если я жертва, надо приводить доказательства. Людей на улице не было, а неудавшийся убийца спишет все на неисправность мобиля. И, заодно, в следующий раз будет действовать хитрее.А если свидетель – по-прежнему останусь для Клейста лохом и, пользуясь этой маской, смогу начать свою контригру. В общем, ответ очевиден.

Я успел вполне оправиться от пережитого, когда к месту происшествия подкатил мобиль. Особых знаков или расцветки на нем не было, но сидели в нем люди в форме. Они выскочили из мобиля и двое из них, не обращая внимания на Клейста, принялись бегать вокруг разбитой машины: осматривать, измерять, зарисовывать – в общем, делать все то, что полагается инспекторам ГИБДД. Третий же, очевидно, старший, подошел ко мне, коротко кинул ладонь к козырьку форменной фуражки и так же коротко представился:

- Охотин Вениамин Ильич. Старший инспектор дорожной полиции.

- Стриженов Владимир Антонович, - назвался я в ответ.

- Как же, наслышан, наслышан, - кивнул Охотин. – Вы нынче весьма известны, причем во всех слоях тамбовского общества. Буквально, от плебса и до самого высшего света.

- Увы, - поморщился я.

- Не любите лишнего внимания? – понимающе кивнул инспектор. – Но тут от вас ничего не зависит. Впрочем, мирская слава проходит скоро, если вы, конечно, не будете подпитывать интерес к своей персоне. Но давайте к делу.

Сразу к делу перейти не удалось: распугивая клаксоном зевак, подлетел еще один мобиль. Большой красный крест на борту явно определял его принадлежность. Из фургона выскочили люди в белых халатах с такими же красными крестами, вытащили носилки и побежали к пострадавшему.

- Оперативно прибыли, - отметил Охотин. – Подождите минуту, мне нужно переговорить с доктором.

И он быстрым шагом направился к медикам. Я последовал за ним.

- Добрый день, Марк Соломонович, - обратился он к одному из склонившихся над Клейстом врачей.

Тот сделал резкий жест – мол, обождите, - и продолжил свое дело. Но вскоре поднялся, дал команду своим помощникам, и те принялись осторожно перекладывать тело на носилки. Доктор же повернулся к нам.

- Добрый вечер, господа. Хотя добрым он является, очевидно, не для всех.

Он обратил внимание на меня. Пару секунд вглядывался, наморщив лоб, потом лицо его прояснилось.

- Стриженов Владимир Антонович. Так?

- Он самый, - подтвердил я.

- Очень рад знакомству, очень, - он протянул мне руку для пожатия. – Ах да, извините: Кацнельсон Марк Соломонович.

- Очень приятно, - пожал я руку доктора.

- Марк Соломонович, - донеслось от медицинского фургона. – пора ехать!

- Вениамин Ильич, - обратился доктор к полицейскому, - вы не подбросите меня к больнице? Разумеется, когда все здесь закончите.

- С удовольствием.

Кацнельсон обернулся к ожидавшим его коллегам.

- Езжайте, я буду позже, - махнул он рукой.

Санитары погрузились в мобиль и отбыли восвояси.

- Скажите, Марк Соломонович, что с пострадавшим? – спросил Охотин, доставая из кармана серебряный портсигар и закуривая.

- Ничего страшного, - ответил доктор. – сотрясение мозга средней тяжести. Повезло ему, даже ничего не сломал. От силы, недельку поваляется, и будет как огурчик. А если осложнений не случится, то и через пару дней встанет на ноги. Кстати, кто это?

- Выясним, - пожал плечами инспектор.

- Это Клейст Николай Генрихович, - вступил я в разговор.

- Вы его знаете? – тут же посерьезнел полицейский.

- Конечно. Это один из гонщиков Маннера.

- Так-так…

Охотин обернулся к своим подчиненным.

- Вы все осмотрели? Сидоров!

Немолодой полицейский с пышными усами а-ля Буденный подбежал, замер в двух шагах от начальства по стойке «смирно» и отдал честь.

- Так точно, господин старший инспектор!

- И что, по-вашему, произошло?

- Известно что, вашбродь, спицы колеса рассыпались. Тут поворот, видать не выдержали, вот и сломились. Ну а потом – сами видите.

- Рапорт составил?

- Вчерне, вашбродь. В участке перебелю и вам отдам.

- Хорошо. Тогда дождитесь грузовика, этот металлолом, - он кивнул на останки мобиля. – на свалку, а потом…

- Скажите, Вениамин Ильич, - перебил я его, - а что, хозяину этот мобиль уже не пригодится?

- Да вы ведь сами видите, что от него осталось. Теперь разве что в утиль.

В утиль? Вот этот явно гоночный мобиль? По моим понятиям, он лишь слегка помят. Да, перед кузова расхлестан вдребезги. Но потроха-то целы! Движок, передача, подвеска – все сохранилось. Да из этого конструктора можно такую конфетку собрать – закачаешься!

- А вы не подскажете, где можно на одну ночь пристроить вот это все – я кивнул на искореженный мобиль – так, чтобы не растащили по болтикам?

- На полицейскую стоянку, - пожал плечами инспектор. – Но только до полудня. Потом придется платить за пользование стоянкой, и по довольно высокому тарифу.

- Это было бы здорово! Если ваши люди, Вениамин Ильич, привезут останки мобиля к участку, я буду вам весьма признателен. И, конечно, обязуюсь до полудня забрать их оттуда.