Не отрицается также существование коррупции в избирательном процессе и в советские времена. Однако в условиях тоталитарного режима она «находилась в «одних руках», была регулируемой, партсоворганы определяли, кто должен представлять народ в органах власти… Все, что начертано партией, исполнялось без всяких инцидентов. Других форм электоральной коррупции, характерных современному периоду, в те годы не существовало»^[5]. Вместе с тем при детальном анализе советской государствоведческой литературы мы можем встретить более характерные и не потерявшие своей актуальности признаки коррупции в избирательном процессе. Как смело для своего времени писал А. И. Ким, итоги выборов в 1923–1924 гг. выявили серьезные недостатки «в развертывании советского демократизма», поскольку в ряде случаев «советские работники на местах не изменили методов и форм работы периода военного коммунизма, нередко нарушали принципы социалистического демократизма и революционную законность». Это привело к тому, что «такие работники оторвались… от избирателей, чувствовали зависимость лишь сверху, но не снизу, а отсюда бесконтрольность, самоуправство, произвол правителей». Как следствие – значительное снижение явки (28,9 %), в условиях которой сами выборы в Советы представляли собой «пустую канцелярскую процедуру протаскивания в депутаты людей, не пользующихся доверием»^[6].

Нельзя не согласиться с утверждением Е. П. Ищенко о том, что «коррупция резко активизируется в периоды коренных преобразований правовых и экономических устоев, политической нестабильности, слабости властных структур, дезорганизации общественной жизни»^[7]. В очередной раз избирательные отношения подверглись эскалации коррупционных процессов в конце XX в. Как отмечается в политологической литературе, электоральная коррупция «стала нормой политических процессов во всех странах СНГ. За нею стоят как «серые» схемы вливания денежных средств крупного бизнеса в предвыборные кампании, так и использование «административного ресурса» для манипулирования электоральными процессами»^[8]. Кроме того, для данного периода времени характерно массовое проникновение представителей организованной преступности во власть посредством процедуры демократических выборов: «Слом старой государственной машины социалистического типа, прекращение действия прежних законов и, соответственно, ослабление режима законности, повлекли объективные условия для насильственного подчинения властных структур представителями организованной преступности»^[9]. Как пишет В. В. Красинский, «анализ материалов избирательных кампаний свидетельствует, что все политические партии (и их региональные отделения) включали и продолжают включать в свои списки кандидатов из числа представителей криминалитета»^[10].

Все это говорит о том, что основные формы коррупции, такие как подкуп («продажность») и злоупотребление властью, были хорошо известны и находили широкое применение в избирательном процессе с давних времен. Вместе с тем научные публикации, посвященные проблемам познания и предупреждения данного вида коррупции, стали появляться лишь в начале XXI в.^[11]

Существенное значение при проведении криминологического исследования имеет выделение его объекта, представленного в виде относительно целостной системы, поскольку именно от этого «зависит полнота видения проблемы, выделение составляющих объект элементов, их связей между собой и вовне»^[12]. Принимая в качестве такового закономерности развития общественных отношений, которые возникают в связи с совершением коррупционных преступлений в избирательном процессе и деятельностью по их предупреждению, мы не можем оставить в стороне рассмотрение родового явления. Коррупционная преступность представляет собой один из элементов вышестоящей системы, который находится в непрерывном функциональном взаимодействии с иными коррупционными девиациями электорального поведения. Изучение подходов к пониманию и анализ существенных признаков коррупции в избирательном процессе являются необходимыми для ответа на открытый до настоящего времени вопрос о том, «какие близкие между собой по содержанию деяния включает в себя коррупционная преступность и какие преступления следует считать коррупционными» ^[13].

Одним из первых к изучению проявлений коррупции в избирательном процессе приступил П. А. Кабанов. Используя термин «электоральная коррупция», данный автор, в частности, указывает, что в узком политико-криминологическом смысле под ним следует понимать «особую разновидность политической коррупции, которая проявляется и выражается как в массовом подкупе избирателей, так и подкупе избираемых лиц на выборные государственные или муниципальные должности либо иных участников избирательных процессов во время проведения избирательных кампаний различного уровня»^[14]. Данное определение логично вытекает из общей теории политической преступности, к видам которой также относятся бунтовская, международная, тоталитарная преступность, криминальный политический рэкет, криминальный политический вандализм, политический терроризм, политическая коррупция, злоупотребление властью в политических целях, информационная (массово-коммуникативная) политическая преступность^[15] и др.

Отмечая высокий научный уровень данного определения, необходимо обратить внимание на то, что оно сформулировано в рамках узкого подхода к пониманию коррупции, который исключает из объема понятия любые коррупционные деяния, не связанные с подкупом («продажностью») должностных лиц. Как пишет Н. А. Лопашенко, «именно подкуп, который оборачивается продажностью подкупаемых, характеризует содержание коррупции. Подкуп является стержнем коррупции, присутствует в ней всегда, в обязательном порядке. Злоупотребления должностных лиц и иных служащих, даже носящие корыстный характер, с подкупом не связанные, на мой взгляд, не могут расцениваться как коррупционные»^[16]. Несмотря на строгий подход к терминологии (слово corruptio в переводе с латинского означает «порча, обольщенiе, особ. подкупъ»^[17]) и последовательность в аргументации, узкий подход не соответствует действующим нормативным правовым актам Российской Федерации, в том числе ратифицированным международным договорам в сфере противодействия коррупции, а также встречает обоснованную критику в научной среде.

На сегодняшний день значительная часть ученых придерживается широкого подхода к пониманию коррупции, включающего, помимо подкупа и продажности должностных лиц («коррупционной сделки»), также различные злоупотребления должностным положением, совершаемые в целях извлечения как материальной, так и иной личной выгоды. Данный подход в полной мере соответствует законодательному определению коррупции. По смыслу легальной дефиниции, приведенной в п. 1 ст. 1 Федерального закона «О противодействии коррупции»^[18], значительный массив коррупционных деяний представляет собой различного рода злоупотребления, которые выражаются в «незаконном использовании должностного положения» и не связаны с подкупом или продажностью. Следуя положениям Конвенции ООН против коррупции, к числу проявлений коррупции, подлежащих криминализации в рамках национального законодательства, помимо подкупа публичных должностных лиц относятся хищение, неправомерное присвоение или иное нецелевое использование имущества публичным должностным лицом (ст. 17), злоупотребление влиянием в корыстных целях (ст. 18), злоупотребление служебным положением (ст. 19), незаконное обогащение (ст. 20) и др.