«Зоси Палыча больше нет с нами…»

Шутка?

Что это за томное многоточие?

Солнце немилосердно жарило с самого утра. Автобус подошел полупустой. Сейчас спокойно сядем и разберемся.

Люблю работать летом – народ выметается из города, и в транспорте становится легче дышать. И уже вроде не работа, а прогулка.

Без зазрения совести можно погрузиться в творчество или впасть в созерцание под гундеж подкаста. А можно просто сорок минут зависнуть в Сети. Что я и сделала.

Опять нырнула в новостную ленту. Почти сразу – фото церковной свечи – как банально! – и подпись:

«Зоси Палыча больше нет с нами…»

Шутка?

И это томное многоточие.

Пост написала вчера в семь вечера Катя Крупенко, жена Зоси. Неужели, не шутка?.. Сердце сиротливо прижалось к прутьям ребер:

– Палыч! Ну как же так?! – вырвалось на выдохе. Набрать воздуха обратно получилось не сразу. Слезы передавили внутренний шланг, и помимо воли получились жалкие всхлипы. На прошлой неделе обсуждали планы; еще в четверг переписывались в чате, а в понедельник он уже в могиле целую ночь. Почему?!

Зося Палыч – писатель-самоучка и охранник на заводе. А кто из нас безгрешен? За последний год его рассказы так набрали обороты, что мы с ним всё ждали, когда пригласят по ним сериал снимать. Он получил три премии начписов одна за другой: «Лучший сатирический рассказ», «Находка самиздата» и «Лучшая серия года» за цикл мини рассказов «Гнутые гвозди». И, собственно, перестал считаться в нашей среде начписом.

Его смерть не могла случиться. Сейчас точно не могла!

Не верится. Не хочу верить!

Автобус мчался по безлюдной набережной. Еще низкое солнце подсвечивает закоулки полупустого города. Нева свободна и растрепана, как одиночка поутру.

Ветер врывался в открытый люк, в окна, поднимал волосы дыбом, будто подстрекал их сбежать, мгновенно высушивал позорные мокрые борозды на щеках. Комменты:

«Мир праху»

«Такой молодой, еще и талантливый. Жаль парня!»

«Работать надо, а он жену с детьми впроголодь держал!»

«Да бухал, наверное, как не в себя. Как все они!»

«Как вам не стыдно так про мертвого! Вы же совсем его не знаете!»

«Покойся с миром, Палыч»

«Катя, держись! Мы рядом»

…И всякое, всякое. То плохое, то хорошее. Тысячи комментариев за двенадцать часов.

Написала Кате в личку:

«Если могу чем-то помочь, только скажите».

Почти сразу ответ:

«Ира, здравствуйте! Назарет, Зося, просил вам рукописи передать. Приезжайте, когда сможете. Я их не хочу у себя держать».

Назарет – какое имя странное.

А сама-то!

В сети меня все зовут Ирой, но от рождения я Ириада.

Все-таки много у нас с Зосей было общего.

***

Автобус подъезжал к моей остановке. Готовясь к выходу, переложила сумку на бок и увидела, что пальцы в черных разводах туши. Платка нет. Шмыгнула и посмотрела по сторонам, не заметил ли кто. Пожилая женщина через сиденье напротив покачала головой. В ее глазах тоже стояли слезы:

– Крепись, доченька, все можно пережить.

Кивнула ей и выползла в проход. Еле успела выскочить в закрывающиеся двери.

С лицом надо что-то делать. С общим настроем – тоже.

Под высоченной стеной фабрики с ночи всё еще влажно и прохладно. Солнце сюда пока не добралось. После раскаленного салона автобуса по спине побежали зяблые мурашки.

Плюхнулась на скамейку и поняла, что не могу идти на работу. Даже рук поднять не могу.

«Зоси Палыча нет с нами» и горящая свечка! Он бы никогда на своей страничке не допустил такой банальщины.

«Рукописи» – всплыло в голове сообщение Кати. И тут же появились силы. Изнанкой футболки стерла явные потеки туши. Написала Зосиной жене. Та, будто ждала, сразу же прислала адрес. Надо же! Живем в соседних районах и за столько времени ни разу не встретились.

Я села на обратный автобус и поехала мимо своего дома на окраину.

По пути в голову лезли воспоминания. Как мы познакомились на писательском марафоне, как списались под вполне безобидным предлогом – он накосячил в посте, забыл теги поставить.

Общение почти сразу перешло на личности. Мы были единомышленники почти во всем. Никто так меня не поддерживал, как Зося.

Без вопросов, он более талантливый, более успешный. Он старше и в писательстве он опытнее. Писал, что еще в конце девяностых у него был журналистский опыт, но ему не понравилось. Мол, проституцию бросил еще в восьмом классе.

Шуточки у него иногда соленые проскальзывали. Бесили они меня. Зося ерничал и балагурил постоянно. А я наивно многие вещи принимала за правду. Может эта наивность и подкупала его? Нравилось ему голову морочить дурочке.

Но он никогда не был злым. Грубым – да, но не злым. Всегда пояснял, где я повелась, и как не попасться в следующий раз. Но я следующий раз попадалась все равно. Уже на другой шутке. Он говорил: «Ага! Опять подорвалась! Как же ты в этом мире живешь, дурёха?!» – и снова объяснял.

Я выходила из себя, кидалась в ответ на обидное неоднозначными смайлами, но всегда смеялась при нашей переписке. Мне кажется, он тоже. Жаль, что личных встреч у нас не получилось.

***

Три симметрично параллельные улицы, одинаковые кварталы из домов 137-й серии. Типовая двушка. Как у меня.

Дверь открыла девушка в мокасинах. Бриджи с полосатой отделкой на манжетах, обтягивающих спортивные икры. Шелковый струящийся топ пыльно розового цвета. Я засомневалась, что пришла по адресу. Зося гордо говорил, что Кате на сорокалетие в прошлом году подарил дорогущий браслет. Но этой женщине на вид нельзя было дать и 36. Даже 30 – с трудом.

– Ирина?

– Просто Ира. Вы Катя?

Девушка кивнула. Дуновение воздуха донесли до меня легкий аромат бергамота с базиликом. При этом в ее безупречной укладке не шелохнулась ни одна волосинка.

– Проходите, в гостиную. Я сейчас еще кое-что соберу в спальне, – она виновато улыбнулась и пояснила, – Назарет почти месяц не вставал из-за болезни. До сих пор разгребаю его гнездо.

Я и понятия не имела, что он болеет. Мне казалось он вполне активный, много работал…

– Он писал, что на заводе работает, – решила я уточнить показания своей памяти.

– Что вы! Он уже год выходит из квартиры только до пивного. Пару раз вытолкала его на площадку, но… В общем, он домосед со стажем.

Наверное, в ответ я что-то скорчила, потому что Катя совершенно искренне рассмеялась, глядя на мою реакцию.

– Ничего удивительного, Зося не любил говорить о реальном положении дел, – сказала Катя, пропадая из коридора за дверью. – Он жил своими фантазиями. О хлебе насущном хлопотала я, – прокричала она из спальни. И не смотря на то, что сказано это было вроде бы смешливо, звучало скорее горько.

Я все-таки решила пройти, куда меня уже пригласили. Идеально белая плитка на полу давала понять, что после вчерашних похорон квартиру вычистили до блеска, или она всегда содержится в такой стерильности.

Мои внедорожные кроссовки чужеродно смотрелись в этой чистоте. К тому же шлепки земли, принесенной на подошве, чернели у половичка, с как будто причесанным ворсом.

С этим чувством вины я прошла в большую светлую комнату. По середине почти всю площадь идеального квадрата от кресел до дивана занимал белый ковер. На диване сидели Оля и Коля, близнецы-семилетки. О них Зося часто мне рассказывал. Показывал фотографии. Им в этом году в школу. На одном из кресел сидела Настя. Ей, кажется, было что-то около десяти. Но глаза у нее были очень взрослые, грустные и усталые.

Дети сидели тихо, поджимая ноги так, чтобы не касаться белого ворса ковра.