Сейчас была примерно середина «упаднического» периода. Ещё несколько суток Гарвусу предстояло помариноваться в сомнениях.

Так что пока, крутя в изящных пальцах писчее перо, доктор бессмысленно пялился на свои бумаги и скучал по Берти.

Три недели в компании сыщика, приехавшего погостить, были на удивление бодрящими. Теперь дом опустел – не слышалось ни возмущённых воплей из подвала («Какого праха вода в душе опять ледяная, боги-хранители?!»), ни хохота сквозь набитую в рот еду из-за невозможности удержаться от шуток даже во время обеда (жуткое зрелище), ни пространных философских монологов на веранде (по вечерам Берти выползал туда вместе с Кори и упоённо разглагольствовал, пока Морган писал – и, кстати, тогда писалось неплохо).

Иногда, глядя на Берти, Гарвус вспоминал своё детство и тот факт, что он был единственным ребёнком в семье. Наверняка, если бы у него был брат, он был бы похож на Голден-Халлу. И это определённо был бы младший брат. Непутёвый, беззаботно уверенный, что ему и море по колено, но давно отправившийся бы на тот свет, если бы не всегда вовремя спасающий его Морган.

Эх.

Вообще Гарвус искренне любил одиночество, но контраст между недавним дурдомом и нынешней тишиной был настолько резким, что становилось неуютно. Нужно было как-то плавнее всё это организовать. Начать выгонять Голден-Халлу из дома на два часа, потом на пять, девять, двенадцать, а затем уже спровадить окончательно.

Впрочем… Можно попробовать избавиться от дискомфорта с помощью дозы других шумных людей.

Берти рекомендовал ему пообщаться с булочницей Патти? Что ж, Берти бы удивился, узнай он, что Морган решил прислушаться к совету.

Гарвус собрал бумаги в охапку и спрятал в нижний ящик стола. Потом покрутил головой, разминая шею, надел тонкий золотой ободок, который казался ему достойным серьезного, но стильного учёного аксессуаром. Прошёл из кабинета в свою комнату и под одобрительное карканье ворона вытянул из шкафа тонкую шуфу благородного винного оттенка.

– Ну, – пожевал губами доктор, – пойдём кадрить булочницу.

– Кар! – поддержал Кори.

Правда, чу-у-у-точку неуверенно.

«Кадрить» и «Морган»? Попахивает провалом.

Деревушка под названием Соловьиная Песня находилась в часе ходьбы от шале Гарвуса, за погодным разломом. В ней всегда царила весна – цвели персиковые деревья и сладкий миндаль, распускались между камнями алые маки.

Единственная в деревне пекарня встретила Моргана запахами горячего шоколада и яблочного пирога. На витрине была разложена выпечка – румяные круассаны, крендели с солью, улитки с изюмом и корицей… Вдоль большого окна шла барная стойка, за которой сидели с миниатюрными глиняными чашечками двое пожилых селян.

Они умудрялись растягивать содержимое этих чашечек на несколько часов. Суть была не в получении ударной дозы кофеина, а в неспешной и тягучей беседе, которая, как патокой, заливала круг привычных новостей. У господина Чуври ожеребилась лошадь, двойняшки из дома у озера вылили туда двадцать бутылок креплёного вина, которыми торгует их отец, и теперь все переживают из-за слегка опьяневших уток, а в колодце поселился боггарт крайне мерзкого вида и нрава.

Морган, краем уха слушая эти беседы, сделал заказ.

Булочница Патти Вареши – хорошенькая и румяная, в синем платье и с копной пшеничных кудрей, улыбалась ему уже с того момента, как звякнул входной колокольчик, и Гарвус переступил порог.

– Господин доктор! – неловко, но воодушевлённо поприветствовала его она. – Вы спустились к нам с вашей снежной горы.

– Мм, да. Мне облепиховый чай и гречишный блин, пожалуйста, – сказал Морган.

– Как обычно, с собой?

Губы у Моргана дёрнулись.

– Здесь, – с некоторым усилием проронил он.

Снял с плеча сумку и повесил её на крючок в виде ветви абрикосового дерева. Поправил ободок в волосах. Неприкаянно помялся у стойки.

– Я принесу ваш заказ, садитесь, – душевно улыбнулась Патти.

Она действительно была милой. Очень милой. Как штрудель с шариком ванильного мороженого. Но Морган не любил сахар, в этом-то вся проблема.

– Вы сегодня прекрасно выглядите, – сказал он, когда булочница поставила посуду на его столик – единственный в пекарне, не считая стойки.

– О, спасибо! А вы выглядите прекрасно всегда.

Перещеголяла. Вот д'гарр.

– Как продвигаются ваши исследования? – Госпожа Вареши села напротив. Прямо над головой у неё висела светленькая картина, изображающая семью на пикнике. Лица у них были не слишком-то интеллигентные. Альтернативно одарённая семейка, не иначе.

Только сейчас Морган заметил, что Патти принесла две чашки.

– Я уже определил некоторые опорные точки, – обтекаемо сказал он, но всё же почувствовал некий прилив вдохновения.

Работа – это хорошо, это Моргану всегда интересно.

– А в какой сфере вы учёный? – Патти попробовала налить ему чай, но Морган мягко отобрал у неё чайник.

Ухаживать он всё-таки умеет, и виртуозно. Просто обычно не хочет.

– Я занимаюсь наукой, которая называется Тайны Магического Мира и заключается в подтверждении или опровержении легенд, – объяснил Морган.

– О, так вы поэтому у нас поселились? – Патти расширила глаза. – Кажется, нигде в мире нет стольких тайн, сколько в наших горах!

«Патриотка, – подумал Морган. – Глубоко заблуждающаяся».

А вслух сказал:

– Я переехал сюда, потому что люблю зиму, горы и покой и решил на несколько лет взять паузу от преподавательской деятельности. Но да, многие местные загадки безусловно привлекательны. Они не связаны с темой моей диссертации, однако однажды я с удовольствием ими займусь.

– Какими, например?

– Магический дисбаланс. Альвы. Погодные разломы. Безусловно, Покинутый Асулен: и населяющие его одинокие тени, и площадки для телепортов, рассыпанные по округе… Самое перспективное – это как раз телепорты. Я бы хотел попробовать разбудить их.

Мимо окна пекарни со злодейским хохотом промчалась стайка детей, играющих в мяч.

– Думаете, и для нас с вами телепортация возможна? – Патти расширила глаза. – Мне казалось, это знание навсегда утеряно в веках.

– Возможно всё – при определённых обстоятельствах. То, что мы с вами чего-то не умеем сегодня, означает лишь, что впереди у нас интересный путь. – Морган пожал плечами. – И вообще: если знание не удаётся найти, его просто нужно создать заново. Чем мы хуже древних народов?

– Мне нравится ваш дерзкий подход, доктор Морган! Я слышала, что великанья площадка для телепортов есть неподалеку от вашего дома, часах в четырёх отсюда.

– Да, я планирую посетить её в награду себе за то, что допишу раздел с библиографией и методику исследования. Не раньше.

– Вы очень суровы.

– Нет, я дисциплинирован, – возразил Гарвус и тотчас поморщился, вспомнив, как бездарно провёл сегодняшнее утро.

Внимание: в булочной обнаружен лжец.

Они болтали ещё какое-то время – довольно значительное с учётом того, что вопящие дети успели трижды пробежать мимо пекарни, расквасить друг другу носы, разбить чьё-то окно и даже огрести за это – их визги были слышны на всю округу. А вот у селян за стойкой напитки не иссякли даже наполовину.

Нет, их Моргану и госпоже Вареши точно не переплюнуть.

Потом Патти рассказала о своей жизни. О рецептах, унаследованных от бабушки, и о тех, которые она придумала сама. О том, как мечтает однажды попутешествовать по миру. О любимой кошке и козочке, живущей в сарае за домом. О братьях, идеально играющих на флейте.

Наконец Морган сказал, что ему пора, а Патти в ответ ойкнула, убежала за стойку и вернулась с чуть замасленным бумажным пакетом.

– Там трдельник для мастера Берти, – улыбнулась она. – Он каждый день покупал их, а тут что-то со среды не заглядывал. С ним всё хорошо?

– Берти уехал, – сказал Морган.

– Как жаль! – Патти искренне расстроилась. – Ну, ещё вернётся, наверное. Как говорит моя бабуля, Седые горы просто так никого не отпускают.