Матвей Иларионов открыл дверь издательства и, прежде чем переступить через порог, задержался тяжело вздохнув. Сегодня уверенности в самом себе было не то, что не больше, чем обычно, скорее, сегодня он и вовсе не верил в себя.

Крупный, лысеющий редактор бросил на него незаинтересованный взгляд и жестом показал на стул. Иларионов сел и почесал нос.

«Нос к выпивке чешется, – решил он, – сейчас откажут в публикации, и я напьюсь, как обычно».

– Вы присылаете нам пятый рассказ, господин Иларионов, и все они про маньяков или серийных убийц.

Матвей набрал в грудь воздуха, чтобы возразить, но редактор махнул на него рукой и продолжил:

– Надо заметить, что этот – самый приличный из всех, что я читал у вас до этого, – начал редактор, – но, есть много замечаний, очень много замечаний. Они все будут отправлены вам на электронную почту. Даю неделю на исправления, успеете и перепишете удачно – пойдет в осенний выпуск нашего журнала.

Матвей выдохнул и кивнул

Редактор погрузил лицо в экран монитора компьютера, давая понять, что аудиенция закончена.

«Напиться не получится, надо работать» – пробубнил сам себе Иларионов, вставая.

– Что? У вас есть что возразить, молодой человек?

– Нет, буду работать, в понедельник пришлю текст.

– Вот и славно. Надо совершенствоваться, стремиться к идеалу, мой юный друг, а не бумагу марать.

– Совершенно согласен, пошел совершенствоваться и стремиться к идеалу…

Зайдя в вареничную около дома, и заглотив комплексный обед, Иларионов поспешил к компьютеру. Впрочем, открыв свою почту, он не обнаружил письма из редакции.

«Вот те на те…» – подумал Матвей и открыл текст рассказа. Прочитав его несколько раз, и поправив слово «непоколебимый» на «твердокаменный», а «остервенело» на «исступлённо», не нашел в своем рассказе ни одного предложения или слова, к чему можно было ещё придраться.

Пискнул телефон. Матвей посмотрел на экран и нажал на значок электронный почты.

Содержание письма его поразило. Не веря своим глазам, он перечитал замечания редактора несколько раз: письмо с требованиями к исправлениям, было чуть меньше самого Иларионовского рассказа.

«Тихий ужас, – теребя кончик носа, заключил Матвей, – проще новый написать».

Но новый рассказ написать не так просто, он с этим-то провозился два месяца, а сроку дали всего неделю. Поэтому вечером Иларионов всё же напился.

Утром от гудёжки в голове пришлось выпить пива. И только после второй бутылки «Жигулей» Матвей снова открыл письмо редактора. На 32 пункте у него уже был готов план действий.

Он тут же заказал билет на самолет до Волгограда, покидал в рюкзак самое необходимое и отбыл из Москвы в творческую командировку.

Всё складывалось удачно. Автобус до метро пришел через минуту, экспресс отправлялся через четыре минуты, после покупки Матвеем билета. В аэропорту тоже всё прошло легко. И вот уже Иларионов сидит в самолете рядом с прекрасной соседкой, а не с кричащим, истеричным ребенком или старым, вечно бегающим в туалет, дедом.

«Если и дальше мне так будет везти, как сейчас, рассказ у меня должен получиться отменный, – размышлял Матвей перед взлетом, – поговорю с мамашей о его детстве, там точно что-то отыщется интересное, в детстве всегда кроется та тайна, которая потом определяет всю нашу жизнь. С учителями и друзьями тоже можно пообщаться, может удастся узнать была ли у него любимая девушка…»

– Ну что ж, взлетаем, – глядя в иллюминатор, сказала его соседка.

– Взлетаем, – подтвердил Матвей и вцепился в подлокотники.

Девушка повернула голову.

– О, да вы летать боитесь!

– С чего вы взяли?

– У вас на лице страх, а руки сейчас подлокотники вырвут с корнем.

– Угадали, страшно боюсь летать. У меня аэрофобия.

– А я вот не боюсь, полет – это так завораживающе, у меня пять прыжков с парашютом.

– Везёт. Я бы ни за что не полетел, но сильная нужда меня заставила.

– А вы расскажите мне о себе, о нужде или еще о чем-то, это очень отвлекает от страха. А еще петь хорошо.

– От пения я воздержусь … Меня зовут Матвей, фамилия Иларионов. Если кратко по биографии пробежаться, то окончил-то я технический ВУЗ, но потом, ближе к тридцати годам на писательство потянуло. Вот пять лет этим бумагомаранием занимаюсь.

Девушка не перебивала, но Матвей и сам сбился и замолчал. Ему вдруг стало жалко себя, а именно, что он родился таким бездарным.

– А в Волгоград вам зачем?

– Написал я рассказ, но неудачный. Редактор попросил исправить. А чтобы он стал удачным нужно в Волгоград.

На Матвея напало косноязычие. Отчего он еще больше смутился.

– Рассказ про серийного маньяка-убийцу, и чтобы он выглядел более убедительно, лечу на место преступления. Дело было несколько лет назад, как раз в Волгограде. Хочу поговорить со свидетелями, с матерью, она там живет до сих пор.

– Мать серийного убийцы? – уточнила девушка.

Матвей кивнул.

– Конечно, это добавит красок в ваш рассказ.

– Вот и я так подумал. Мне надо, чтобы редактор его опубликовал, деньги нужны, да и пора уже. У меня всего-то три публикации было за пять лет работы.

– Это мало?

– Очень мало!

– Вы не расстраивайтесь. Москва не сразу строилась.

– Вы так думаете?

– Уверена. Если серьезно заниматься каким-либо делом, то обязательно все получится.

– Вот смотрите, за разговором уже четверть пути и пролетели.

И она опять стала смотреть в окно. Матвей заволновался. Страх полета вернулся, и он начал потеть.

Прошло еще полчаса, девушка задремала. Волнение Иларионова нарастало. Включилось табло «пристегните ремни». Голос объявил, что самолет входит в зону турбулентности.

«Начинается» – подумал писатель.

Девушка проснулась и стала пристегиваться, Матвей и не отстегивал ремня.

– Ничего не видно, всё в облаках, – констатировала она, вглядываясь в окошко самолета.

Иларионов не реагировал. Лицо его побелело. В голове была только одна мысль: «чтобы это всё побыстрее закончилось».

– Считайте до десяти. Это просто неприятная болтанка, которую надо перетерпеть.

У Матвея началась паника, руки дрожали, и напрочь сбилось дыхание.

Самолет стало трясти, как лодку при шторме. И вдруг страшный хлопок, крики пассажиров. Иларионов попеременно закрывал руками то лицо, то уши, но ничего не помогало. Самолет резко повело вверх, потом опустило вниз. Вниз, вниз, вниз…

– Это конец? Мы падаем? Что это за взрыв? Посмотрите в окно, мы горим?

Девушка опять уставилась в иллюминатор.

– Облачность высокая, ничего не видно. Не волнуйтесь, сейчас пилот его выровняет, – крикнула в ухо Матвею его бесстрашная соседка. Но падение продолжалось.

Писатель вспомнил все сцены красочных авиакатастроф, которые видел в художественных фильмах и стал прощаться с жизнью. Умирать, как назло, не хотелось. Хотелось долететь до места назначения и написать сногсшибательный рассказ о волгоградском маньяке.

Самолет перестал резко снижаться, ощущение падения прекратилось, но он все равно постепенно опускался все ниже, и это чувствовалось. Кроме Матвея, который хоть и боялся, но вёл себя тихо, в самолете голосило человек десять взрослых, и ревели все дети, которые были на борту.

В чреве самолета что-то заскрежетало.

– Что это? – спросил Матвей и вцепился в руку девушки.

– Вы у меня так спрашиваете, как будто я пилот этого самолета. Может шасси выпустили, может еще что-то.

– Мы уже прилетели? Садимся?

– Вряд ли…надо же… какой туман интересный, посмотрите, Матвей! – девушка призывала его глянуть в окно. Иларионов же наоборот зажмурился.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.