Боль, боль, боль, БО-О-ОЛЬ!!! Проклятье, сколько же он может вытерпеть?!

Впрочем, не так: это его мучители отлично знают, сколько он может вытерпеть!

Дрель гнусно зажужжала на повышенных тонах, явно набирая обороты.

Он стиснул зубы так, что свело челюсть: раз поддали «газку», сейчас точно будут сверлить.

Угадал, само-собой…

На этот раз объектом для проделывания отверстия (Дырка, как учил старый татарин, что вёл у них в школе занятия по труду, бывает только в …опе!) была выбрана его коленная чашечка. Догадался, когда остриё коснулось кожи.

Вначале – лёгкая боль. (Ну как – лёгкая! Сравнительно. С тем, что ему уже довелось…) Это толстое, не меньше чем пятнадцатимиллиметровое сверло, проходит кожу и плоть. А вот отдалось и в кости: остриё вгрызается в то небольшое костяное препятствие, что прикрывает сустав. Всё заныло, завибрировало, нервные окончания снова передают в притупившийся от многочасовой пытки мозг отчаянные призывы: нужно убрать сверло! Или хотя бы колено! Убежать! Убить мучителей!..

Поздно. Никуда он уже не убежит. Тело зафиксировано намертво. Зажимы стальные. Точно под его «антропометрию». И «сжалиться» никто не соизволит. Собственно, отлично осознавая это, он и не просит пощады. А только орёт. Дико, с подвыванием, и рыданиями. И матюгами. В полный голос. Вот как сейчас!

Но ничего ни в работе сверла, ни в поведении экзекуторов не меняется. Его положение на столе тоже. Всё спеленуто так, что избежать неизбежного никак не удастся.

Затрясло, заколбасило всю ногу, и даже крепёжные скобы, которыми он стиснут не менее чем в двадцати местах, словно младенец – пелёнками, кажется, не удерживают! Адская боль пронзает до самых кончиков пальцев: сволочи! Добрались до сустава! Вот: вскрывают суставную сумку, и воняет горелым хрящом: это та самая тоненькая прокладка, что, словно тефлон, оберегала его кости от трения друг о друга. А-а-а-а!!!

Он зашёлся в крике: боль накрыла с головой, боль неимоверная! Кажется, сейчас даже хуже, чем когда ему сверлили зубы… Перед глазами заплясали цветные пятна, затем словно нависла багровая мгла: как будто на прожектора, что слепят глаза, надели кроваво-красные светофильтры. И теперь то, что с ним делали до этого, когда загоняли иглы под ногти, и расплющивали тисками пальцы на ногах, показалось просто детской забавой!

Да что же это…

Он взревел совсем уж отчаянно, напряг тело в последнем усилии, так, что затрещали сухожилия и свело мышцы, и!..

Вдруг всё пропало.

Боль отпустила, словно кто-то повернул выключатель. Как исчезла и багровая мгла вокруг – он словно провалился в бездонный чёрный колодец. Где темно и тихо…

Проклятье!

Значит, порог чувствительности в очередной раз достигнут. Больнее его организму уже не будет. Сработало тепловое реле, то самое, которое не позволяет его телу и мозгу – потерять сознание, или попросту уйти туда, где уже нет никакой боли… То есть – спятить.

Сейчас его мучители дадут ему отлежаться с пару минут, чтоб он насладился тем, что нигде не болит, и трясущееся тело, мокрое от липкого холодного пота, перестанет дёргаться, словно лошадь от укуса слепня, и дрожать. И снова начнут…

Всё верно – всё по науке. Если не дать периода релакса, «ощущения» утратят остроту… Гады.

Он застонал. Затем открыл снова оказавшиеся закрытыми глаза.

А вот это – странно.

Прямо над ним – колпак с софитами: раз, два… Шесть. Стало быть – стандартный хирургический. А он лежит не на полунаклонном стандартном же ложе, а на… Столе? И вокруг деловито суетятся пять или шесть человек в светло-зелёных халатах и таких же шапочках и масках.

Операционная?!

Но… Как?!

Ведь все те мучения и пытки, что он терпит на протяжении неимоверного количества часов, дней, веков, на самом деле не наносят его здоровью никакого фактического вреда! Они – только биотоки, которые наводятся шлемом-внушателем ему прямо в мозг!

Так в чём же дело?!

Может, он умудрился как-то отвязаться, и что-то себе повредил? Или это – не в нём самом, а что-то повредило его тело снаружи? Скажем, упавшая потолочная балка?

Плевать. Сейчас, когда он – в сознании, и пока его тело – это его тело, а не виртуальная «модель», надо попытаться спастись! Или, что надёжней – добраться до какого-нибудь инструмента типа скальпеля, и просто покончить с собой! Так, чтоб его организм уже точно невозможно было восстановить!

В противном случае его сейчас подлатают, и пытка продолжится.

Вечная пытка.

Он попробовал пошевелить кончиками пальцев. Кистями. Ступнями.

Чёрта с два!

Шевелились, и то с трудом, только глазные яблоки.

Он скосил их на ближайшего к нему человека в маске, что-то внимательно рассматривающего у него на груди, или, как стало вскоре видно, зашивавшего там какой-то не то разрез, не то – рану.

Человек, словно почувствовав его взгляд, вдруг поднял глаза.

Голубые! Огромные, опушенные густыми чёрными ресницами. Женщина?!

Голова чуть дёрнулась, он услышал голос:

– Сестра Маргерит. Он приходит в сознание. Быстрей – наркоз!

Одна из фигур возле него быстро направилась куда-то в угол, к громоздкому слабо зудящему оборудованию явно медицинского вида, и тонкая бледная рука подкрутила большую чёрную ручку. Другая фигура, похоже, бывшая тут за начальство, подошла наоборот – поближе к его лицу. Он услышал голос, как бы удивлённый: «Надо же. Этот – смотрит вполне осознанно…». Сознание начало опять куда-то уплывать и туманиться, оставляя ощущение лёгкой эйфории, словно перепил шампанского. Вокруг стал нарастать гул и шум, будто попал на какой-нибудь сталепрокатный завод. Или в машинное отделение на пароходе. Сравнение показалось ему уместным – его стало раскачивать, и словно убаюкивать: или у них качающийся стол, или его мозг сейчас выклю…

В длинных коридорах, машинных залах, и служебных помещениях Андропризона почти всегда царила полутьма. Красные и редко расположенные лампы дежурного освещения создавали странную атмосферу средневекового подземелья.

А полный свет здесь нужен был только тогда, когда какой-либо из бесчисленных и сложных механизмов, отвечающих за нормальное функционирование гигантского комплекса, ломался. Или нуждался в профилактическом обслуживании: смазке, чистке, продувке…

Такое, правда, случалось не слишком часто: Предтечи строили капитально, и на запасе прочности конструкций и живучести агрегатов не экономили.

Грамотный подход, конечно. Но техник второй категории Элизабет Туссон, быстрым шагом двигавшаяся по коридору номер двенадцать эйч уровня Ди, была не в том настроении, чтоб благодарить инженеров и строителей глубокой древности – проклятый восемнадцатый насос подачи криожидкости в систему кондиционирования опять перегрелся и вырубился. Значит, смазкой и снижением рабочего давления не отделаешься. Придётся останавливать чёртов агрегат не на профилактику, а на капитальный ремонт. Собственно, в чём там может быть дело, она уже представляла, поскольку до этого сталкивалась с такими же симптомами: сдохли подшипники главного вала. Того, на котором сидит ротор турбины. А ведь они изготовлены из молибденистого титана.

Да и …ер с ним. Особых сложностей даже замена этих подшипников не представляет. Другое дело, что провозиться явно придётся до конца смены. Если не дольше. Да и ладно: резервные насосы есть, и сейчас она прямо на месте переключит вентили на агрегат номер двадцать один, и пустит поток в обход восемнадцатого. Так что остальным двадцати насосам не придётся работать в форсированном режиме: грамотные проектировщики ещё пять веков назад подстраховались, и нагрузка на насосы не «жестокая», и режим работы очень даже щадящий. По идее. (Ну так – «расчет»!)

Но вот она и на месте.

Зал крионасосов, конечно, огромен. Но в высоту не превышает четырёх метров – не то, что в зале для электрогенераторов, где потолки уносятся вверх, к самой, кажется, поверхности земли, и там теряются в полумраке, создавая ощущение, что находишься не в техническом помещении, а в каком-нибудь, вот именно, средневековом замке. Не хватает только копоти от факелов на стенах, и фестонов паутины, свисающих с вычурных люстр.