Наполеона тоже считали антихристом в свое время. А потом — величайшим полководцем и выдающейся исторической личностью.

Получив разрешение на взлет от самого Адама Урбанека, администратора космодрома, голос которого явно просел за последние дни, «Эрнест» взмыл с запасной площадки, выплюнув из дюз огонь и преодолев гравитацию Хлебичка. Мартин, играясь с настройками визоров, наблюдал за тем, как кильватерная колонная судов ЧВК «Милый Августин» движется к Песьикишкам, отчетливо видным на фоне Пивичка.

— Хорошо, что у них старые движки… — проговорил он. — Их наверняка засекли и теперь точат сабли. В туннелях с лазганами особо не повоюешь, придется им грудь в грудь рубиться… Кровушки прольется много!

— Чего ж хорошего в том, что кровушки прольется много? Может, лучше бы альтрайты сходу спутник заняли?

— И получили бы подполье и партизанскую войну. Знаешь, я вроде как должен бы испытывать чувство вины — это мои далекие предки не дали далеким предкам кишочников жить на Хлебичке, но…

— Тебе насрать, верно?

— Может быть это цинично, но если ценой благополучия моей семьи станет война на Песьикишках — мне насрать на Песьикишки, абсолютно верно.

Парни помолчали. Лицемерие тут было ни к чему — на самом деле каждый человек именно так и думал. Гуманизм — красивая легенда. Он заканчивается ровно в тот момент, когда возникает выбор — голодать твоему ребенку или чужому. И выбор в пользу чужого сделает только настоящий придурок.

— Форсаж на счет айн… — Сью дернул головой и и цыкнул зубом. — Погнали.

Это было истинное наслаждение — мчаться вперед, за считанные минуты преодолевая тысячи километров. Реактор работал ровно, поставляя гигаватты энергии движку, что позволяло без использования внутрисистемных гиперпрыжков достигнуть Верещаки за два — два с половиной часа. От угрозы космического мусора «Эрнест» оберегали силовые поля, крупные астероиды, которые попадались на дальней орбите Пивичка можно было обогнуть, или расстрелять из курсовых орудий, чем Мартин и занялся, получая от процесса искреннее удовольствие и отмечая удачные попадания радостными воплями.

Сью отвлекся от управления катером, предоставив автопилоту поддерживать курс и откинулся в кресле. Его руки нащупали какую-то металлическую хреновину, торчащую слева, у подлокотника. Парень машинально стал барабанить по ней пальцами, выбивая незатейливый ритм, а потом глянул и дернулся: это была башка того самого дроида.

— Гадство! И куда мне его приспособить? Обещал Давыду Марковичу вроде, но, с другой стороны — классно было бы с ним пообщаться, узнать, что твориться в его сбрендившем мозге… Мартин, сможешь прилепить к ней батарейку и вокодер?

— Давай на обратном пути? Как раз — будет чем заняться в гипере.

— Главное — чтобы у него не было доступа к приборам и бытовой технике.

— Отключу ему беспроводную связь — хрена с два он что сделает. Паяльник у тебя на корабле есть?

— А хрен его знает, что тут есть — первый раз летим после ремонта, однако!

— И то верно… Ага-а-а-а, еще один! — Мартин согнулся над гашеткой и росчерками турболазеров рассек на мелкие части стремительно приближающийся ледяной астероид. А потом сказал: — Такие глыбы дроиды первого корабля-колонизатора ловили по всей орбите Пивичка и распыляли в атмосфере моей родины — насыщали ее газами. Один из способов ускорения терраформирования, однако…

— И много поймали?

— Одна тысяча девятьсот восемьдесят штук общей массой два умножить на десять в пятнадцатой степени килограмм, — сказал Мартин.

— Это нормально, — откликнулся Сью.

Запросив посадку, Виньярд повел корабль по спиральной траектории, огибая планету. Ему хотелось посмотреть на Верещаку — всё-таки в нем и в местных жителях текла одна кровь — процентов на двадцать.

Безжизненные серо-зеленые просторы самого далекого от Пивичка спутника не произвели на него впечатления. Камень, много камня, искорки электрического освещения шахт и каких-то построек вокруг полюса, небесно-голубая капля жилого купола в обрамлении ледяной шапки из замерзшей воды, аммиака и метана. Вечный, жуткий холод — и островок жизни среди космической зимы.

Это напоминало Гору Вечернюю на Антарктиде.

— Легкий катер, говорит пункт материально-технического обеспечения ЧВК «Веселые люди». За каким хреном вам понадобилась Верещака в эти темные времена? — концовка заставила Сью вздернуть бровь.

Парень на другом конце явно не страдал склонностью к официально-деловому стилю речи.

— Бышик в гости пригласил.

— Ах, Бы-ы-ы-ышик! Бышик-Бышик, где ты был… — пропел голос с той стороны. — Ну, раз Бышик — тогда я переключаю вас на диспетчерскую купола, с ними и разбирайтесь.

— А…

— Бэ! Еще какие-то вопросы?

— Есть вопросик. Барабанов сейчас там или у вас?

— А мне по-барабану где этот Барабанов, — скаламбурил весельчак. — Тебя на диспетчеров переключать или так и будешь в космосе болтаться? Знаешь загадку: висит-болтается, на «хэ» начинается?

Мартин скорчил рожу и покрутил пальцем у виска, демонстрируя отношение к такому поведению связиста-рашена. А Сью уже всё понял — он знал этот тип людей.

— Хламидомонада, — ответил Виньярд.

На том конце связи, кажется, такого не ожидали.

— Какая еще хламида, кэп? — с опаской спросил голос. — Хламиды это не наш метод!

— Хламида — это верхняя одежда у древних греков, а хламидомонада — род одноклеточных зелёных водорослей из семейства хламидомонадовые, класс хлорофициевые. А то, о чем ты подумал — это хламидии, врубаешься?

— Нет! — честно ответил связист. — Но ты на всякий случай с такими штуками не шути. А правильный ответ — хобот!

— Зачем хобот? — на всякий случай уточнил Сью.

— В смысле — зачем? Хобот и хобот! Прицепился ко мне с каким-то хоботом! Сначала — хламидии, теперь — хобот! Ты что — клоун? — рашен потихоньку терял связь с реальностью.

— Я — легкий катер «Эрнест». И я спрашиваю как мне Барабанова найти, и посадку прошу! Мне твой хобот ни к чему!

— Оставь в покое мой хобот, «Эрнест»! — интонации связиста стали угрожающими. — Не для тебя моя роза цвела, ясно? Барабанов чифир пьет в чайной под куполом — где ему еще быть? И я бы не советовал тебе разговаривать с ним про хоботы и хламидии!

— Да уж не буду… Найдется у меня хобот… Фак! Найдется тема поинтереснее!

— Лови пеленг, «Эрнест»! Я тебя знаю минуты три, но мне кажется, что ты тот еще душнила!

— От душнилы слышу!

Пиликнул навигатор, сообщая о принятом пеленге.

— Пеленг принял, конец связи, — усмехнулся Сью.

— Иди в жопу! — ответил связист.

«Эрнест» на Верещаке ждали. Местные, а точнее — «тутэйшые» диспетчеры не балагурили, а просто и ясно указали — куда следует приземлить кораблик, предупредили о необходимости носить скафандры вне купола и обозначили вход, возле которого их будут ждать.

Мартин позубоскалил немного по поводу прогулок при −200 градусов по Цельсию без скафандра и отмороженные бубенчики, Сью попытался приладить револьверы в подмышечных кабурах, но потом плюнул — не то место эта Верещака, чтобы тут со стволами рассекать.

Нарядившись в оранжевые скафандры, парни постояли необходимые для откачки атмосферы секунды в шлюзовой камере и выбрались на поверхность Верещаки. Под ногами хрупало ледяное крошево, вокруг застыло вечное безмолвие, нарушаемое только проблесками красных габаритных огней на стене купола. Внушающие уважение стены — около километра в высоту, не меньше, и голубая громада ячеистой прозрачной крыши — такое он видел впервые. Это был настоящий архитектурный гимн победам человечества над холодным и безразличным космосом!

В приподнятом настроении он шагнул в разошедшиеся в стороны створки небольшой шлюзовой камеры — вслед за Хробаком. Несмотря на то, что Мартин был уроженцем этой системы — он представлял себе происходящее на Верещаке только по школьным учебникам и видеосюжетам из местной сети, и потому разглядывал всё вокруг с не меньшим любопытством.