— Идем!

К этому времени уже начали подходить первые зрители. Антонио и Жиль сверялись со списками и запускали их внутрь. Сегодня была закрытая премьера, и случайных людей в клубе не ожидалось, но полицейский на фоне избранной публики нисколько не выделялся.

— Вон, у зеркала, — подсказал Гаспар.

Инспектор Моран оказался худощавым господином средних лет в отлично пошитом вечернем костюме; в петлице пиджака алела гвоздика, из нагрудного кармана выглядывал аккуратный треугольник белого платка. Аристократическое лицо сыщика было худым и бледным, с высокими, круто заломленными бровями, прямым носом и тонкими бледными губами. Напомаженные волосы он зачесал назад.

Я подошел и радушно улыбнулся:

— Мсье Моран?

Инспектор нисколько не походил на полицейского, а скорее напоминал театрального критика или даже бездельника из театральной богемы, но стоило ему только повернуться ко мне, и от пристального взгляда колючих серых глаз враз сделалось не по себе.

— С кем имею честь? — поинтересовался Моран, и поинтересовался, надо сказать, весьма холодно, но я и не подумал разыгрывать смущение.

— Я Жан-Пьер, кузен мадам Робер. Она попросила вам здесь все показать.

Инспектор взял со столика кожаную папку и попросил:

— Проводите меня в кабинет госпожи Робер.

— Ее сейчас нет…

— Не важно! — отрезал Моран и уже несколько мягче добавил: — С ней я побеседую позже, а сейчас просто хочу осмотреть… место происшествия.

— Как скажете. Нам сюда…

Взмахом руки я отпустил наблюдавшего за нами со стороны Гаспара и провел сыщика к кабинету Софи. Отпирать его не понадобилось, Моран просто огляделся в коридоре и спросил:

— Это ближайший путь из зала?

— Так и есть.

— А где работал Пьетро Моретти? Не вчера, а вообще. Была у него постоянная студия?

— Это в другом крыле здания. Идемте.

Я повел инспектора по коридору, а тот вдруг хмыкнул.

— Вы разве здесь не первый день? Хорошо ориентируетесь в этом лабиринте.

— Успел пробежаться, — беспечно ответил я, отпирая нужную дверь. — Не собираюсь терять место из-за какой-нибудь дурацкой оплошности. Если разочарую кузину, она запросто выгонит меня взашей, несмотря на родство.

— И все же она доверяет вам…

— Вы о ключах, мсье? — Я тряхнул кольцом. — Ну да, доверяет. Кровь не вода, знаете ли.

Инспектор прошел в мастерскую, а я остался стоять на пороге. Сыщик на миг замер посреди студии, потом откинул занавес с одного из полотен и задумчиво заломил крутую бровь.

— Что скажете?

Я подошел, взглянул на картину с тремя танцовщицами и пожал плечами.

— Ничего в этом не понимаю, но как по мне — ему повезло с натурщицами!

Моран снисходительно улыбнулся и начал осматривать незаконченные работы. Многие из них оказались выполнены в стиле абстракционизма, их черно-красно-оранжевыми тонами Пьетро пытался раскрыть тему огня. Другим его постоянным сюжетом выступали ночная река и черный, едва различимый дом на заднем плане, но хватало и обнаженной натуры. По правде, таких картин было больше всего.

— Госпожа Робер состояла в отношениях с Пьетро Моретти? — спросил сыщик некоторое время спустя.

— С чего вы взяли? — опешил я от неожиданности.

— На некоторых полотнах она изображена обнаженной, — пояснил свой интерес инспектор. — А кроме того, как еще безвестный художник мог оплачивать аренду мастерской?

— Об этом вам лучше спросить у кузины.

— Спрошу, — кивнул Моран. — Так где, говорите, я могу опросить персонал?

— Здесь?

— Не самое подходящее помещение.

Я на миг задумался, потом вспомнил о кабинете графа Гетти на втором этаже и попросил:

— Следуйте за мной.

Кабинет супруга Софи встретил нас полумраком. Сюда редко кто заглядывал, и окна закрывали плотные шторы. Их я первым делом и отдернул, запустив в просторную комнату лучи заходящего солнца. Пыль здесь протирали каждую неделю, поэтому никакой дополнительной уборки не понадобилось.

— Проходите! — пригласил я внутрь инспектора. — С кем хотите поговорить?

Моран переступил через порог и внимательно оглядел обстановку. Рабочий стол с висевшим на стене за ним пейзажем сыщик по какой-то причине забраковал и остановил свой выбор на одном из кресел у камина. Уселся в то, что было развернуто высокой спинкой к окну, и почти растворился в густой тени. На свету остались лишь убранные на подлокотник руки; в перстне заискрился крупный желтый бриллиант.

— Морис Тома, знаете такого? — спросил Моран.

— Нет, мсье, — ответил я, но сразу прищелкнул пальцами, будто поймал нужное воспоминание. — Буфетчик?

— Он самый. Приведите его. И передайте пепельницу.

Получив хрустальную пепельницу, сыщик достал пачку «Честерфилда» и закурил, а я отправился за буфетчиком. Тот командовал официантами и следил за правильной сервировкой столов, но, памятуя о распоряжении хозяйки, отказаться от общения с нашим гостем не посмел. Только пробурчал под нос какое-то ругательство и на миг задержался у зеркала. Разгладил выглядывавший из-под фрака черный жилет и слегка сдвинул в сторону черную же бабочку. Думаю, поправил бы и прикрывавший лысину парик, но при мне делать это постеснялся.

Я привел буфетчика в кабинет графа, и Морис замялся на пороге, не решаясь ступить внутрь.

— Присаживайтесь, любезный! — указал тогда инспектор на кресло напротив. — Жан-Пьер, не уходите. Хочу, чтобы вы присутствовали при беседе. Я ведь здесь неофициально…

При этих словах буфетчик встрепенулся и напомнил:

— Я все рассказал в Ньютон-Маркте! Под протокол!

— Знаю, я читал, — спокойно подтвердил Моран и требовательно взглянул на меня. — Жан-Пьер?

С обреченным вздохом я прикрыл дверь и уселся за рабочий стол графа. Упоминание сыщиком неофициального статуса беседы убедительным мне нисколько не показалось. Третий департамент обычно не обременял себя формальностями, если вдруг решал сунуть нос в чужие дела.

Бастиан Моран затушил сигарету о дно пепельницы и спросил:

— Морис, когда вы вчера уходили, кто оставался в клубе?

— Госпожа Робер, ночной сторож и художник, Пьетро Моретти, — ответил буфетчик без малейшей заминки. — Вчера был выходной, клуб не работал. Я готовился к сегодняшнему приему.

— А танцовщицы, музыканты, хореограф? Никто из них не мог задержаться?

— Репетиция закончилась раньше. Перед уходом я обошел все помещения и погасил светильники, на глаза никто не попался.

— Вы затушили все светильники?

— Несколько осталось гореть в зале, где работал Пьетро. Он обещал погасить их сам.

— Но не погасил?

— Нет.

Я не понимал, к чему клонит инспектор, а тот, казалось, и сам этого не знал и задавал вопросы исключительно наобум. Какое-то время Моран молча постукивал кончиками пальцев по подлокотнику, а Морис как завороженный следил за искоркой вставленного в перстень бриллианта. Но потом буфетчик скинул оцепенение и забеспокоился.

— Сегодня очень важный день, мне нужно работать!

— Не беспокойтесь, надолго вас не задержу, — уверил его сыщик и произнес: — Согласно показаниям прибывших на место преступления констеблей светильники в зале продолжали гореть.

— Так я же говорю, — всплеснул руками Морис Тома, — я не погасил их, потому что Пьетро еще оставался работать!

— Но их не погасил и художник. А он бы непременно сделал это, если бы собрался уходить. Так?

— Не понимаю, почему это так важно, — признался сбитый с толку буфетчик.

— Просто интересно, — мягко улыбнулся Бастиан Моран. — Скажите, когда вы покидали клуб, не заметили на улице никого подозрительного?

— Нет.

— Никто не стоял у входа?

— Я никого не видел.

— Хорошо, можете идти.

Я выпустил буфетчика из кабинета, прикрыл за ним дверь и спросил:

— Кого звать теперь?

— Пожалуй, никого, — решил вдруг Моран. — Но у меня есть несколько вопросов к вам.

— Задавайте, — разрешил я со спокойным сердцем, поскольку скрывать Жану-Пьеру от полицейских было нечего.