Да и что бы я ей сказал? Правду?

От этой мысли по спине побежали колючие мурашки, и тут, словно мало мне было сердечных переживаний, с улицы вновь постучали во входную дверь.

4

С приглушенным проклятием я рванул обратно в рабочий кабинет Альберта и схватил забытый на тахте «Веблей — Фосбери». Оттуда, прижимая ладонь к нещадно коловшему боку, заковылял в прихожую, где уже слышались приглушенные голоса. Памятуя о недавнем конфузе, убирать револьвер в карман халата я не стал и в результате едва успел спрятать руку с оружием за спину, когда с распростертыми объятиями ко мне кинулся собственный поверенный.

— Виконт! — возликовал он. — Безумно рад видеть вас в добром здравии! Вы так неожиданно пропали, я ужасно беспокоился, как бы не стряслось ничего дурного! Я даже внес аванс адвокату, чтобы он мог приступить к работе без всякого промедления. Я правильно поступил?

— Вы все сделали верно, мэтр, — сдержанно улыбнулся я и с удивлением уставился на Рамона, который на пару с племянником заволок в дом немалых размеров сундук.

Юрист перехватил мой взгляд и пояснил:

— Виконт, это вещи из вашего фамильного особняка. Я взял на себя смелость привезти их с собой…

Я только вздохнул и растерянно посмотрел на миссис Харди. Мой титул виконта заставил экономку на время позабыть о визите в дом вооруженных людей, и она позвала Рамона за собой.

— Несите в чулан!

Судя по раскрасневшимся щекам и аромату дорогого бренди, для успокоения нервов миссис Харди воспользовалась баром Альберта. На ее месте и сам пропустил бы стаканчик-другой чего-нибудь покрепче.

При воспоминании о выпитом с утра роме к горлу подкатила тошнота, я судорожно сглотнул и повел поверенного в кабинет поэта, между делом сунув револьвер в карман халата.

— Мне, право, неловко вас сейчас отвлекать… — забеспокоился юрист, но я даже слушать ничего не стал и сгреб черновики Альберта на край стола.

— Надо выписать чек на пятьдесят тысяч франков, — попросил после этого и упал в глубокое кресло. — На предъявителя.

Поверенный поставил на колени кожаный портфель и даже расстегнул его, но засомневался и переспросил:

— Вы уверены, виконт? Пятьдесят тысяч на предъявителя? Это громадная сумма!

— Долг чести, — просто ответил я, решив столь нехитрым способом избежать бесконечных расспросов, и не ошибся: поверенный покачал головой, достал ручку с золотым пером и принялся заполнять чек.

— Подпишите здесь, — указал юрист некоторое время спустя. — А еще здесь и здесь.

Пришлось выбираться из глубокого и чрезвычайно удобного кресла и ставить подписи в отмеченных галочками местах.

— Деньги поступят на счет завтра, во второй половине дня, после этого чек можно будет предъявлять к оплате.

— Пойдет, — кивнул я и спросил: — Наличные есть с собой?

Ко всякому привычный поверенный нисколько не удивился неожиданному вопросу, раскрыл бумажник и протянул мне толстую пачку сотенных банкнот и чековую книжку.

— Пять тысяч с вашего основного счета.

— Какой там сейчас остаток?

— Семнадцать тысяч франков.

— Нормально, — успокоился я и спросил: — За время моего… отсутствия из полиции приходили какие-либо запросы?

— Был вызов на допрос в Ньютон-Маркт, — подтвердил поверенный, — но мэтр Могфлин стоит каждого сантима. Каждого! Он оспорил не только сам вызов на допрос, но и законность уголовного преследования в целом! На текущий момент у полиции нет к вам никаких претензий!

— Замечательно! — с облегчением улыбнулся я, подозревая, впрочем, что столь благоприятный исход дела объяснялся не только талантами моего нового адвоката, но и расположением главного инспектора.

Впрочем, не важно.

Я проводил поверенного к выходу, оценил забитый моими вещами чулан и заглянул на кухню, где принявшая Рамона и его племянника за простых грузчиков миссис Харди потчевала их яблочным пирогом.

— Даже лучше, чем у тетушки Марты! — восхитился десертом Тито.

Рамон, заметив меня, быстро допил предложенный экономкой чай, поблагодарил ее и вышел в коридор.

— У тебя все в порядке? — настороженно спросил он, нервно теребя в руках кепку.

— Среднего роста, худощавый, светловолосый. В темном плаще и коричневой шляпе, — вкратце описал я внешность лейтенанта Грейса. — Он возвращался к тебе сегодня, так? Узнавал, где я сейчас?

Скуластое лицо Рамона Миро помрачнело.

— Лео, поверь, я ничего не мог поделать!

Мы вышли в прихожую, я толкнул бывшего напарника в плечо и усмехнулся.

— Расслабься. Этот кого хочешь достанет. Удавил бы гада…

— Все так плохо?

Я покачал головой.

— Нет, Рамон. Плохо было в «Готлиб Бакхарт». Но ты мне очень помог, и я это ценю. Держи.

Крепыш принял чек, взглянул на сумму и присвистнул.

— Вот так просто? — поразился он. — Пятьдесят тысяч?

— Предъяви чек завтра в конце дня, — предупредил я и посоветовал: — Только не депонируй. Сразу сними наличные и раскидай по разным местам. Деньги чистые, просто у меня неспокойно на сердце. Знаешь, как это бывает…

— Знаю, — кивнул Рамон. — Так и поступлю.

— И будь на связи.

— Звони.

Тут к нам с улыбкой до ушей притопал довольный жизнью Тито, и Рамон с племянником отправились восвояси. Я запер за ними дверь и спросил у экономки:

— Миссис Харди, как обстоят дела с арендной платой?

— Мистер Брандт и мисс Монтегю платят своевременно.

Я достал из кармана пачку банкнот и отсчитал пять сотен.

— Возьмите, это мой взнос на будущее.

— В этом нет никакой необходимости!

— А я уверен, что есть.

Упрямая англичанка сдалась и убрала деньги в карман передника, а потом поинтересовалась:

— А что с вашим фамильным особняком, виконт?

Я не стал ничего придумывать и ответил как есть:

— Продали за долги.

— То есть вы у нас задержитесь?

— Надеюсь на это, — вздохнул я и, тяжело опираясь на перила лестницы, поднялся на второй этаж. Мне хотелось верить, что Лилиана не велит убираться вон или, того хуже, не съедет сама.

В холле решимость объясняться оставила меня, и я не стал разыскивать подругу, а вместо этого плюхнулся в удобное кресло у растопленного камина. Уютно потрескивали поленья, стало тепло и спокойно. И я остался. Просто сидел и смотрел в огонь. А потом в руку мне всунули стакан с молочно-белым напитком.

— Сорбет, — сообщил Альберт Брандт, усаживаясь в соседнее кресло. — Как ты любишь, с лимонным соком, а не водкой.

Я с благодарностью кивнул, сделал небольшой глоток и говорить ничего не стал. Обычно в этом не было никакой нужды, поскольку поэт имел обыкновение говорить за нас обоих, но сейчас и он молча смотрел на огонь.

Это было настолько необычно, что я повернулся и пригляделся к Альберту внимательней. Тот слегка осунулся, а на высоком лбу залегла глубокая морщина, но в остальном внешность его не претерпела никаких изменений. Разве что растрепанная шевелюра своим беспорядком была обязана усилиям дорогого цирюльника, а песочного цвета бородка стала куда ровней и аккуратней, нежели прежде. Светло-серые глаза сиятельного смотрели по-прежнему проницательно, словно видели собеседника насквозь.

— Не стану спрашивать, где ты пропадал два месяца, — с усмешкой предупредил Альберт, — но вижу, что путешествие вышло не столь приятным, как в прошлый раз.

— Данте Алигьери спускался в ад по собственной воле. Меня туда скинули.

— Очень образно, — похвалил меня поэт. — Отличная аллегория!

— Банальная гипербола.

— Вижу, ты не в духе, друг мой, — понимающе улыбнулся Альберт, дошел до бара и налил себе коньяка. С пузатым бокалом в руке он вернулся обратно, но садиться в кресло не стал и посмотрел сверху вниз. — А у меня все хорошо. Замечательно даже! Сам ставлю в Императорском театре собственную пьесу. Как тебе такое? Подбираю исполнителей, согласовываю бюджет, провожу репетиции. — Поэт отпил коньяка и с брезгливой гримасой произнес: — Превратился из творца в черт знает что! В администратора! Представляешь, Лео? Альберт Брандт — администратор! А еще супруга полмесяца провалялась в горячке. Без твоей Лилианы мы не справились бы.