Так и сделали. Сдавать задом вверх по склону не решились, сначала въехали на каменную площадку перед пещерой и там уже развернули самоходную коляску, благо свободное пространство подобному маневру нисколько не препятствовало.

После этого я помог страдальчески кривившемуся из-за боли в пояснице Рамону затянуть ремни огнемета и вытащил из кузова бухту прочной веревки.

— Думаешь, длины хватит? — спросил у напарника, поднимая задний борт.

— Сейчас прикинем. — Крепыш привязал к концу увесистый гаечный ключ и зашвырнул его в провал.

Прежде чем снизу раздался лязг металл по камням, успела размотаться лишь треть бухты, поэтому я спокойно дотянул второй конец веревки до броневика и затянул узел на торчавшем снизу железном крюке.

— Здесь метров десять, — уточнил свой первоначальный вывод Рамон. — Слушай, Лео, а что, если огнемет отдельно спустить?

Я обдумал это предложение и кивнул:

— Давай!

Мы вытянули веревку, освободили Рамона от баллонов и потихоньку опустили громоздкий агрегат в катакомбы.

— Вперед! — поторопил я напарника, передав ему фонарь.

Крепыш повесил его на шею и уверенно скользнул за огнеметом. Я выждал, пока ослабнет натяжение веревки, и сунулся следом.

— Порядок? — окликнул напарника.

— Да, спускайся! — отозвался Рамон, его голос донесся раскатистым эхом.

Тогда я ухватился за веревку и свесился в пролом. Носки сапог заскользили по влажным камням, но вскоре удалось нашарить упор и перенести часть веса на ноги. Дальше пошло проще. Я цеплялся за веревку, отталкивался от неровной стены и скользил вниз.

— Взбираться будет легче! — объявил я, спрыгнув на каменный пол, и вдруг наверху налилась сиянием алая точка сигаретного огонька. Миг она пылала в темноте, потом сорвалась вниз, пролетела мимо меня и рассыпалась искрами, упав на каменный пол.

Я поднял окурок самокрутки, уловил аромат любимого табака лепрекона и с облегчением перевел дух. Перевел взгляд на испуганно вжавшегося в стену Рамона и махнул рукой:

— Не обращай внимания.

— Кто это?

— Помнишь карлика из опиумной курильни? Ты еще погнался за ним в коридор?

— Какого черта он увязался за нами?! — вспылил крепыш.

— Он работает на меня, — слегка приукрасил я наши отношения.

— Да ты шутишь!

— Забудь! — потребовал я и принялся навьючивать на крепыша баллоны огнемета.

— Дьявольщина! — выдохнул напарник. — Так и спину сорвать недолго!

— Напомнить расценки грузчиков?

— Ты меня теперь до конца жизни деньгами попрекать будешь?! — вспылил Рамон. — Давай! Найди кого-нибудь другого на эту работу!

— Не ори, — попросил я и посветил фонариком в уходящий вглубь холма проход.

Каменные стены были гладко стесаны, потолки возвышались метра на три, никаких замурованных проемов, никаких пустых ниш. Если в этих катакомбах и хоронили умерших, то делали это дальше от входа.

— Вперед! — приказал я Рамону.

Тот привел огнемет в боевую готовность и первым двинулся по проходу. Я зашагал следом. Цевье винчестера устроил на сгибе локтя левой руки, в ней же держал фонарик. Указательный палец правой лежал у спускового крючка — огонь я готов был открыть без всякого промедления. Даже темные очки снял, чтобы не упустить ни единой мелочи; в любом случае луч электрического фонаря выдавал наше приближение много раньше, чем блеск глаз.

— Пусто здесь, — прошептал Рамон.

Я промолчал.

Подземный лабиринт уже начал действовать мне на нервы. Ходы тянулись, тянулись и тянулись вглубь холма; изредка мы оказывались на их пересечении и всякий раз поворачивали налево, а Рамон еще и делал отметины на стенах куском предусмотрительно прихваченного с собой известняка. Впрочем, особой запутанностью верхний уровень катакомб похвастаться не мог, я прекрасно запомнил дорогу и так.

На уходящую вниз лестницу мы наткнулись минут через десять; Рамон шумно вздохнул и первым двинулся по каменным ступеням, я подсвечивал ему из-за спины.

Второй уровень подземелья заметно разнился с верхним. Ходы превратились в узкие высокие щели, потолки терялись в темноте, и до них даже не всегда доставал луч фонаря. Всюду на стенах темнели ниши могил; обломки некогда закрывавших их плит валялись под ногами.

Древнее захоронение разграбили, и сделали это на редкость неряшливо.

Часто на камнях попадались непонятные надписи, иногда в глаза бросалась христианская символика; чаще всего это были вырезанные на стенах рыбы и соединенные воедино буквы «Х» и «Р». Зачастую их уродовали относительно свежие сколы.

— Тут вообще ничего целого не осталось? — спросил Рамон, приглушив голос до едва слышного шепота.

— Думаю, нет.

— А где тогда кости?

— Понятия не имею, — не нашелся я, что ответить. — Катакомбы могли разорить века назад.

— И все же что-то здесь не так, — пробурчал напарник, заглядывая в небольшое боковое помещение с нишами, расположенными одна над другой, самая верхняя из которых имела форму арки. — Семейные усыпальницы?

— Да.

Мы двинулись дальше, и подобные комнаты стали попадаться все чаще и чаще, а потом коридор вывел к очередной лестнице.

— Идем вниз или сначала этот этаж проверим? — спросил Рамон.

— Вниз, вниз и вниз, — решительно ответил я.

Под сапогами заскользили влажные каменные ступени, воздух показался несравненно более затхлым, с неким весьма неприятным привкусом.

— Уж не подземный ли это газ? — всполошился Рамон. — Если это метан, мы взорвемся!

— А если не метан — задохнемся, — хмыкнул я. — Отставить панику! За мной!

И мы вновь двинулись по узеньким проходам с бессчетными рядами пустых ниш. Здесь было холодно и тоскливо, волосы на затылке шевелились даже не от страха, но от ожидания неминуемой погибели. Хотелось бросить все и убежать наверх. Пусть там и сыплет с неба морось, а солнца не видно из-за облаков, но лучше непогода и холодный ветер в лицо, чем пугающая затхлость подземелья.

Вскоре начали попадаться кости. Изредка они белели то тут, то там, пока в просторном подземном зале мы не отыскали целую груду останков. И все бы ничего, но пол там покрывало костяное крошево, как если бы некто разламывал суставы в попытке добраться до костного мозга.

— Ничего себе зубки, — присвистнул Рамон, когда луч фонаря высветил изгрызенную берцовую кость.

— Давно это было, — решил я и зашагал дальше.

Дальше кости валялись всюду, и стало понятно, что верхний этаж очистили от них вовсе не разграбившие могилы мародеры, а некто несравненно более хозяйственный.

Бхуты!

— Черт бы побрал кладбищенских падальщиков! — пробурчал я себе под нос, но Рамон меня расслышал.

— Надеюсь, это захоронение и в самом деле разграблено очень, очень давно, — прошептал он. — И они все перемерли от голода.

— Надейся лучше на огнемет, — предложил я.

— Обратил внимание, что черепов нет?

— Да.

И в самом деле — луч фонаря высвечивал среди залежей ребер, позвонков, лучевых, берцовых и прочих костей лишь нижние челюсти. Черепа на глаза не попадались.

— Не нравится мне все это, — вздохнул Рамон.

Пугающая атмосфера катакомб давила и на него. Но если начистоту, все эти узенькие проходы, бессчетные ниши и теряющиеся в темноте потолки, запутанный лабиринт сплетенных ходов и заваленные костями залы могли довести до паники кого угодно.

А потом мы наткнулись на черепа. В просторном зале громоздилась любовно собранная из них пирамида, огромная и высоченная.

Меня откровенно передернуло. Зачем это?

Напоминание о неизбежности конца или наглядное подтверждение безумия обитавших здесь существ?

— Идем отсюда! — сдавленно просипел Рамон. — Быстрее!

Я прошелся по краю зала и свернул в очередной узенький проход. И в тот же миг с потолка сорвалось костлявое существо с растопыренными конечностями. Бхут был противоестественно худ, гладкая кожа туго обтянула суставы и ребра, сухие губы не прикрывали мощные зубы падальщика, глаза сверкали мрачным огнем.