Я прошел на кухню, а там на столе сохли длинные лоскуты черной человеческой кожи; со свежеванием добычи у суккуба и в самом деле не возникло никаких сложностей. Аппетит как рукой сняло.

— Выбирай, дорогой, — разрешила Елизавета-Мария. — Тебе лучший кусок.

— Очень смешно, — нахмурился я, нервно отпил чаю и попросил завернуть в тряпку первый попавшийся лоскут.

Девушка выполнила мою просьбу, затем отобрала из оставшихся полосок две самые длинные и принялась сплетать их между собой со столь невозмутимым видом, словно занималась обыкновенным макраме.

— Что ты делаешь? — опешил я.

— Сабля твоего деда хороша, — недобро улыбнулась девушка, — но я бы не отказалась и от более надежного оружия. Некоторых проще удавить, чем разрубить на куски.

— У этой кожи есть какие-то особые свойства?

— О да! Мой тебе совет — когда твой кусок мавра будет уже не нужен, не поленись его спалить.

Я кивнул, взял из вазы пару медовых пряников и поспешно вышел за дверь.

Созданный в голове образ миловидной девушки оказался столь убедительным, что наблюдать, как изящные ручки этого юного создания заплетают в жгуты полосы человеческой кожи, оказалось превыше моих сил.

Покачав головой, я поднялся в спальню, но спокойно попить чай не получилось. Елизавета-Мария проследовала за мной с тряпкой в одной руке и заготовкой удавки в другой.

— Пить в одиночестве — это моветон, — заметила она, оглядев устроенный лепреконом беспорядок. — Мог бы позвать меня.

— Не думаю, что это хорошая идея, — ответил я, повязывая шейный платок.

— Выпить вместе со мной?

— Разнимать тебя и лепрекона.

Девушка улыбнулась и спросила:

— Ты совсем не контролируешь его?

Я ничего не ответил. Просто убрал «Рот-Штейр» в кобуру на поясе, сунул в карман «Цербер» и отправился на выход.

Елизавета-Мария вручила мне тряпичный сверток и посоветовала:

— Ты бы побрился.

— Непременно, — отозвался я и потер пальцами щетину на подбородке, но времени на приведение себя в порядок тратить не стал.

Спустился на первый этаж, вышел на крыльцо, посмотрел на небо. Вверху стремительно неслись клочья облаков, в самом скором времени они грозили полностью затянуть небосвод, но пока дождя не было, только раскачивали макушки деревьев резкие порывы пронзительного ветра.

Было свежо; слишком свежо для этого времени года. Приближающееся ненастье ощущалось уже без всяких штормовых предупреждений, но когда разразится буря — сегодня к вечеру, завтра или в конце недели — было совершенно непонятно. И потому никак не получалось определиться, в какой именно одежде отправиться в город.

Решив не ввергать себя в новые траты, я вернулся в дом и переоделся в старый костюм, на ноги натянул сапоги, сверху накинул брезентовую куртку. И лишь в части головного убора остался верен самому себе и взял с полки котелок.

Елизавета-Мария придирчиво оглядела меня со всех сторон, но никак комментировать внешний вид не стала, лишь спросила:

— Тебя ждать к обеду, дорогой?

— Нет, вернусь к ужину, — ответил я и вышел за дверь, не без труда удержавшись от слова «надеюсь».

Меньше всего мне хотелось обременять себя излишней опекой суккуба. Последние дни инфернальное создание вело себя насквозь неправильно, и понемногу даже начало закрадываться подозрение, что на выходца из преисподней воздействует созданный мной образ недалекой рыжеволосой красотки, но обольщаться не стоило — лишь заключенное нами соглашение мешало таящейся внутри Елизаветы-Марии твари растерзать меня на куски.

Первым делом отправился навестить Рамона Миро.

Настороженно посматривая по сторонам, спустился с Кальварии, на Дюрер-плац поймал извозчика и велел ехать на угольные склады.

Смена Рамона к этому времени закончиться еще не успела, и он обнаружился в сторожке. Крепыш откинулся на спинку стула и держал у лица сверток со льдом, но при моем появлении кинул его на стол и досадливо поморщился. Или же поморщился от боли?

Я оценил немалых размеров синяк под глазом приятеля и его припухший нос, прислонился к дверному косяку и покачал головой:

— Бурная ночка?

Крепыш промолчал.

— Кто это тебя так? — переформулировал я свой вопрос.

— Не важно.

— Надеюсь, к нашим делам это отношения не имеет? Над тобой ведь не наши бывшие коллеги поработали?

— Не они, — заявил Рамон и, подняв правую руку, продемонстрировал мне ссаженные костяшки.

Выглядел этот аргумент достаточно убедительным, и я только уточнил:

— Тебя спрашивали, куда мы отправились после китайского квартала?

— Да, приходил какой-то рыжий хмырь. Детектив-сержант, кажется.

— Сюда приходил?

— Нет, домой. О новом месте работы, сам понимаешь, я распространяться не стал.

— И что ты ему сказал?

— Все как договаривались.

— И подрался не с ним?

— Хватит, Лео! — вспылил Рамон. — Перестань! — Он вновь взял промокший куль, приложил его к скуле и спросил: — Что с наградой?

Я только усмехнулся в ответ:

— С наградой все в порядке, скажи лучше, что у тебя с лицом?

Рамон обреченно вздохнул и сознался:

— Получил две сотни за кулачный бой. Вопрос закрыт?

— Так нуждаешься в деньгах? — удивился я.

Крепыш поднялся из-за стола, походил из угла в угол, отпил воды из кружки.

— Мой кузен, у которого мастерская на Слесарке, — вздохнул он, — собирается выкупить соседнее здание. Если найду шесть тысяч до конца месяца, он возьмет меня в долю.

— Шесть тысяч? — хмыкнул я. — Ну-ну.

— Тысяча у меня уже отложена, — сообщил Рамон. — Еще пятьсот как-нибудь наскребу. Три тысячи с тебя, так? Ничего не изменилось?

Я раскрыл портмоне и вытащил заранее отложенную долю напарника. Демонстративно пересчитал купюры и протянул крепышу.

— Держи.

— Отлично! — враз посветлел лицом Рамон, сгребая деньги. — Иудеи не поскупились?

— Они деловые люди, — пожал я плечами и многозначительно заметил: — Так, значит, тебе остается отыскать полторы тысячи?

— Справлюсь, — буркнул крепыш.

— До конца месяца? — усомнился я.

Рамон в сердцах выругался и спросил:

— Лео, чего ты от меня хочешь?

— Есть работа на один-два дня. Плачу пять сотен.

Приятелю ввязываться в очередную авантюру явно не хотелось, и он поинтересовался без всякого интереса:

— Что за работа?

— Как обычно, прикроешь меня.

— Выследил графа?

— Нет, собираюсь выследить душителя.

— Забудь! — взорвался Рамон. — Этот выродок нас с костями сожрет и не подавится!

Я отлип от косяка, смахнул пыль с рассохшегося табурета, уселся и произнес одно только слово:

— Огнемет.

— Что? — опешил крепыш.

— Огнемет, — повторил я. — У меня есть огнемет.

— И ты собираешься задействовать его в городе? — покрутил Рамон пальцем у виска. — Совсем рехнулся?

— Надеюсь, до этого дело не дойдет. Одного такого сегодня ночью прикончил дома без всякого огнемета.

— У себя дома? — опешил Рамон.

— У себя, — спокойно подтвердил я. — И, думаю, он был вовсе не последним. Поэтому в твоих же интересах помочь мне выжечь их гнездо. Мало ли что им придет на ум.

— Дьявольщина! — выругался крепыш и надолго замолчал. Потом уточнил: — Ты платишь пять сотен и у тебя есть огнемет?

— Если придется пустить его в ход, накину еще пару сотен. Семь сотен в день даже главный инспектор не получает!

— Ему так рисковать не приходится! — Рамон поднялся со стула и прошелся по сторожке. — Ладно, что с твоим дядей?

— Скрывается, но рано или поздно ему придется выйти на связь. Он у меня вот где! — и я продемонстрировал приятелю крепко сжатый кулак.

Рамон кивнул и выставил встречное условие:

— Тысяча в день.

— Пятьсот.

— Лео, я чуть в ящик вчера по твоей милости не сыграл!

— И кто тебя спас?

— А кто меня в это дело втравил?

В словах приятеля имелся определенный резон, но платить столь несусветную сумму я не собирался.