Слабые резервы, незначительное количество артиллерии и боеприпасов – все это привело к тому, что 11-й армии поручалась демонстрация. Ее задача сводилась к овладению господствующими высотами и сковыванию сил противника на своем направлении. Если учесть еще и тот факт, что здесь австрийцы благодаря разведке смогли получить довольно точную информацию о времени и месте русского наступления, то отсутствие успеха на фронте 11-й армии вплоть до 27 мая (9 июня) было неудивительным. Единственным плюсом было наличие в армии отряда бронемашин – в 6-м армейском корпусе их было 17, а хорошие шоссе позволяли использовать эти тяжелые колесные машины. Характерно, что прорыв 9 июня был достигнут именно с помощью броневиков – пожалуй, это был первый удачный опыт применения бронетехники на русском фронте6.
Успешнее действовала 9-я армия. Утром 22 мая (4 июня) на ее участке прорыва была проведена газовая атака. Несмотря на то что ее трудно было считать удачной – ветер изменился и вернул часть газа в русские окопы, но она все же вызвала у австрийцев панику. Вслед за этим последовала очень эффективная артиллерийская подготовка. На этот раз командование армией учло пожелания своих артиллеристов и опыт неудачного наступления в конце 1915 – начале 1916 г. Обстрел вражеских позиций готовил подполковник В. Ф. Кирей, генерал Лечицкий не вмешивался в его распоряжения. В результате многочисленная артиллерия австрийцев была подавлена. «Ее наблюдательные пункты были сломлены, – вспоминал подчиненный Кирея, – телефонные провода перебиты, позиции батарей засыпаны всеми видами снарядов, включая химические; пехотные укрепления разворочены, а занимавшие их войска подавлены. Расход патронов был небывалый. Например, II/32 артиллерийский дивизион (2-й дивизион 32-й артиллерийской бригады. – А. О.) израсходовал в течение этого дня около 11 тыс. снарядов. Первая половина боя была “разыграна” как по нотам”. Кирей передавал по телефону только: “Первый период”, “Второй период…” (все подробности были в приказе, выданном накануне). Путь для пехоты был открыт настолько, что, например, 128-й пехотный Старооскольский полк прошел всеми тремя линиями неприятельской обороны, потеряв трех убитыми и четырех ранеными. Потери остальных полков были подобными»7.
Успех не был реализован только из-за отсутствия поддержки кавалерии. Через шесть дней все повторилось, но пехота вновь действовала без конницы. О состоянии войск противника говорит тот факт, что, когда в преследование на свой страх и риск пошли всадники конно-артиллерийского дивизиона, две группы по 60 и 40 человек, бегущие австрийцы приняли их за целую дивизию8. Прорыв удался, и за десять дней наступления 9-я армия продвинулась на 50 км в центре и на 15–20 км на правом фланге. 7-я австровенгерская армия потеряла 52 орудия и более 50 % списочного состава, только пленными 758 офицеров и 37 832 солдата. Трофеями русских войск стали 120 пулеметов, 21 бомбомет, 11 минометов и много другого имущества9. «На всем нашем фронте, – заявил Брусилов английскому журналисту, – атака началась в один и тот же час, и противник не мог распределить свои войска с одного участка на другой, так как наши атаки равномерно давили его повсюду»10. Но наиболее масштабный прорыв наступавшими был достигнут на луцком направлении. Первичный успех под Луцком во многом объяснялся искусными действиями русской артиллерии.
Наступление развивалось в целом очень удачно. Успех был необычным, он вызвал невиданный подъем в русских войсках, к солдатам вернулась вера в своих командиров. Люди шли в атаку без понуждения, отставших не было. На основном участке прорыва 5-й и 6-й стрелковые полки преодолели три полосы укреплений противника за 50 минут после начала атаки. Еще вечером 4 июня австро-венгерское командование было уверено в стабильности своей обороны и рассматривало русские атаки как простую демонстрацию. Однако уже на следующий день австрийцы вынуждены были отойти на вторую, гораздо более слабую оборонительную полосу. Лучше всего сражались венгерские части, но к вечеру 24 мая (6 июня) общее сопротивление ослабело, и австрийцы побежали перед наступавшим 8-м армейским корпусом11. Это не замедлило сказаться на относительно удачной обороне на соседнем участке, где неудачно действовал 32-й армейский корпус. Противник начал отступать, и это отступление и здесь быстро превратилось в бегство. Австрийцы бросали позиции, склады, железнодорожный состав. И вновь только отсутствие на поле боя русской кавалерии помогло им избежать еще больших потерь12.
Успехи Юго-Западного фронта были быстро замечены в Могилеве. «В Ставке царило приподнятое настроение, – вспоминал Спиридович. – Радовались нашим победам, радовались, что помогли итальянцам»13. Немцы также не могли обойти вниманием произошедшее. «Австрийцы получили еще один пинок от русских в районе Ровно, – записал в своем дневнике 6 июня 1916 г. Гофман. – Линзинген, в чьей армейской группе все это случилось, прислал гневный рапорт… Кажется, что все русские резервы находятся на нашем фронте, а в Галиции австрийцы имеют численное превосходство. Это сильнейший скандал»14. Между тем уже утром этого дня штаб-офицер при артиллерийской части 8-й армии подполковник А. В. Реймерс доложил начальнику артиллерийского снабжения фронта генерал-лейтенанту А. А. Голицыну о срочной необходимости поставки в армию 37 тыс. шрапнелей и 15 тыс. гранат для легких орудий: «Все наличные запасы исчерпаны. Если возможно, желательно половину получить в Ровно. Весь наряд крайне необходим к вечеру 24 мая»15. Даже при необходимости экономить боеприпасы при атаке русские войска успешно продолжали наступление.
Установившаяся традиция приписывает этот успех отсутствию представлений о морали австро-венгерских войск. Их потери за 1914–1915 гг. были весьма значительны, что заставило Дунайскую монархию в апреле 1915 г. снизить планку призывного возраста до 18 лет, а в январе 1916 г. поднять ее до 55 лет. Тем не менее ежемесячные потери армии, с начала 1916 г. равнявшиеся 224 тыс. человек, уже не могли быть восстановлены за счет маршевых батальонов. Армия слабела количественно и качественно. При этом нельзя не согласиться с мнением английского историка Н. Стоуна, доназывающего, ссылаясь на австро-венгерские источники, что мнение далеко от истины. 4-я и 7-я армии противника, подвергшиеся наиболее сильным ударам русских войск, вовсе не несли значительных потерь пропавшими без вести и дезертирами. Части 7-й армии фон Пфлянцер-Балтина в основном состояли из венгров и хорватов, не испытывавших никаких теплых чувств по отношению к России.
Во второй половине апреля на 4-ю армию в 100 тыс. солдат и офицеров эти потери составили всего 39 человек. В апреле 1916 г. на участке именно русской 8-й армии были отмечены случаи братания (на праздник Святой Пасхи). Начало чувствоваться утомление от войны по обе стороны фронта. Австрийцы предпочитали отправлять чехов, словаков и юго-славян на итальянский фронт. На русском фронте они старались держать части, состоявшие в большинстве своем из немцев, венгров и поляков – те не испытывали особых симпатий по отношению к России. На фронте 8-й армии, в частности, находились три бригады польского легиона. Кроме того, для повышения дисциплины в Австро-Венгрии был принят целый ряд карательных мер – введение смертной казни через повешение для дезертиров и перебежчиков, лишение их семей материальной помощи, конфискация имущества и оглашение фамилий в округе. Все это способствовало подъему боеспособности. Неудивительно и то, что в ходе боев хорошо проявили себя части, укомплектованные славянами, например, 25-я дивизия. Тем не менее 4-я армия эрцгерцога Иосифа-Фердинанда уже на второй день наступления русской 8-й армии понесла колоссальные потери – около 50 тыс. человек16. 24 мая (6 июня) Ставка сообщила о пленении 900 офицеров и более 40 тыс. нижних чинов, было захвачено 77 орудий, 134 пулемета, 49 бомбометов и т. д.17
