Прежде всего речь шла о земле, на дома и квартиры это положение не распространялось. Закон предусматривал категории лиц, на которых его действие не распространялось: 1) православных с рождения и перешедших в православие до 1 (14) января 1914 г.; 2) доказавших свою принадлежность к «славянской народности»; 3) доказавших «свое участие или участие одного из своих восходящих или нисходящих по мужской линии в боевых действиях русской армии или русского флота против неприятеля в звании офицера или в качестве добровольца, или принадлежность свою или кого-либо из означенных лиц к числу получивших награды за боевые отличия в военных действиях сих армии и флота, или смерть одного из восходящих или нисходящих на поле брани»; 4) вдов всех перечисленных выше категорий103.
Кроме того, А. В. Кривошеин предлагал изучить вопрос о распространении деятельности Крестьянского банка на территории Галиции, которую планировалось присоединить к империи по окончании войны. 2 (15) мая 1915 г. Николай II одобрил эту программу. Высочайшая резолюция гласила: «Вся суть вопроса в широкой скупке Крестьянским банком колонистских земель. Приступить к ней немедленно, а для пополнения образуемого запаса наладить теперь же подготовку земель казенных»104. Впрочем, поддержка
А. В. Кривошеина со стороны императора продолжалась недолго. «На сей раз, однако, – подводил итог свершившемуся в Барановичах Ю. Н. Данилов, – император Николай II склонился в своем решении на сторону тех советчиков, которые предлагали ему внять общественным желаниям. Вначале была намечена полная программа перемен в составе правительства. Программа эта предусматривала даже смену председателя Совета министров. Новыми кандидатами на этот пост являлись Кривошеин и Сазонов. Но затем наступили обычные колебания, и государь не пожелал расстаться с Горемыкиным»105. Утром 12 (25) июня пришла телеграмма от В. А. Сухомлинова, извещавшая императора о сдаче министерства А. П. Вернандеру. Император еще колебался, в Ставке знали об этом, и ситуация оставалась весьма напряженной106.
В разговоре с главковерхом первоначально речь шла о назначении А. А. Поливанова управляющим Военным министерством, то есть о временном назначении. Приехавший 12 (25) июня 1915 г. в Барановичи А. А. Поливанов был извещен об этом107. Николай II сообщил генералу о том, что, посоветовавшись с Николаем Николаевичем (младшим), он решил назначить его военным министром108. Колебания и сомнения все же чувствовались, и генерал сделал все возможное, чтобы их рассеять и вернуть доверие, которого он лишился в 1912 г.109 В разговоре с императором А. А. Поливанов убеждал его, что уже три года носит «бремя неудовольствия» из-за контактов с А. И. Гучковым. Судя по всему, он заверял монарха в том, что разорвал эти связи. Именно это вызвало подозрения императрицы, ненавидевшей А. И. Гучкова и всех тех, кто входил когда-либо в его окружение110. Сам А. А. Поливанов заявил, «что не мог не иметь деловых отношений с Гучковым как с председателем Государственной думы и Комиссии государственной обороны, подобно тому, как их не могли не иметь и все министры, но что никакого подчинения моего взглядам Гучкова места не имело, а Государственная дума по моим докладам отпускала всегда все кредиты на надобности Военного министерства»111. Это объяснение полностью удовлетворило императора, сказавшего: «Если все так, не будем об этом говорить»112.
В. Ф. Джунковский отметил характерную черту преемника В. А. Сухомлинова: «Поливанов старался делать вид, что ему тяжело брать на себя такую страшную обузу, как Военное министерство, но это ему не удавалось, видно было и чувствовалось, как он счастлив, что опала над ним кончилась и он опять у власти»113. Утром 13 (26) июня 1915 г. доклад императору от Верховного главнокомандующего делал начальник его штаба генерал Н. Н. Янушкович. На доклад был приглашен и А. А. Поливанов, что, по словам А. И. Спиридовича, «было сразу же замечено и учтено как особо хорошее отношение к генералу Великого Князя, который не допускал на доклады генерала Сухомлинова»114. После этого Николай II снова принял А. А. Поливанова, но уже в менее официальной обстановке – они разговаривали в саду, прогуливаясь. Очевидно, генералу удалось окончательно развеять существовавшие относительно него подозрения115, и хотя прогулка продолжалась недолго, она демонстративно усилила его позиции116.
В тот же день в Барановичи прибыл поезд с членами правительства во главе с И. Л. Горемыкиным, который сразу же отправился на прием к главковерху. После разговора с председателем Совета министров великий князь побеседовал с министрами, а затем уже И. Л. Горемыкин собрал их для краткого совещания, на котором было объявлено о «новом курсе» во внутренней политике, заключавшемся в установлении диалога с обществом. Одним из главных его инициаторов считался А. В. Кривошеин. Тогда же было принято решение обратиться к императору с просьбой об отставке тех членов кабинета, которые могли бы помешать успешному осуществлению этого курса, – министра юстиции И. Г Щегловитова и обер-прокурора Святейшего синода В. К. Саблера. Их судьба в какой-то степени уже была решена: в Ставку они не приехали и в последующем заседании правительства участия не приняли. Завершив совещание, И. Л. Горемыкин отправился на доклад к Николаю II117. На следующий день, в воскресенье 14 (27) июня, в Барановичах прошло заседание обновленного правительства под председательством самого императора. Это была первая с начала войны встреча руководства фронта и тыла.
«Наша скромная Ставка… – вспоминал Ю. Н. Данилов, – приняла уже накануне праздничный вид. Необычайно зашумели автомобили, развозившие по Ставке приехавших министров, которые своими белыми кителями выделялись на общем серо-зеленом фоне»118. После молебна в походной церкви в шатре-столовой состоялось заседание. Среди участников были Верховный главнокомандующий Николай Николаевич (младший), начальник штаба Ставки генерал Н. Н. Янушкевич, председатель Совета министров И. Л. Горемыкин, министр Двора генерал граф В. Б. Фредерикс, управляющий Военным министерством генерал А. А. Поливанов, министр финансов П. Л. Барк, главноуправляющий землеустройством и земледелием А. В. Кривошеин, государственный контролер П. А. Харитонов, министр путей сообщения С. В. Рухлов, министр иностранных дел С. Д. Сазонов, министр торговли и промышленности князь В. Н. Шаховской, управляющий Министерством внутренних дел князь Н. Б. Щербатов.
Главноначальствующий в Москве выступил на совещании первым119. Ф. Ф. Юсупов приехал в Барановичи 14 (27) июня, через три дня после приезда Николая II, для доклада по московским событиям120. Перед отъездом, 9 (22) июня, он обратился с увещеваниями к москвичам, обещая, что начиная с 1 (14) июля в кратчайшие сроки все подданные враждебных государств будут удалены с фабрик и заводов, а торговые предприятия, принадлежащие им, – ликвидированы. Теперь главноначальствующий говорил уже словами, не допускавшими двусмысленного толкования: «Происшедшие беспорядки лишь подняли дух врагов наших, от вторжения которых русская армия жизнью и кровью своей защищает дорогую нашу родину. Я исполню свой долг перед Государем Императором и Россией. Снова предупреждаю, что не допущу никакого насилия над жителями столицы и их имуществом, а потому прошу население Первопрестольной сохранять полное спокойствие и содействовать властям в охранении общественного порядка. Злоба – плохой советник»121.
На докладе главноначальствующий старался отвести от себя ответственность, но получалось у него это не очень удачно. «Князь Юсупов говорил около получаса совершенно бессвязно и бестолково, – отмечал В. Н. Шаховской. – Никто из нас ровно ничего не понял. Видимо, и Государь, и Великий Князь не особенно остались довольны докладчиком, которого скоро отпустили»122. Выступление, судя по всему, действительно не имело успеха. «Волнуясь и жестикулируя, – вспоминал А. И. Спиридович, – Юсупов приписал всю вину за погром Министерству внутренних дел и в частности генералу Джунковскому, которые-де, покровительствуя постоянно немцам, возвращали из ссылки удаленных из Москвы немецких подданных, и это возмутило, наконец, простой народ, и он устроил погром. Московская же полиция не сумела ни предупредить его, ни прекратить. Доклад продолжался более часу и произвел странное, неясное впечатление. Выходило так, что он сам натравливал население на немцев»123.
