Военный обзор, опубликованный в «Русском инвалиде» 9 (22) августа, был посвящен проблеме крепостей: «Ковна нами оставлена, нужно ожидать и утраты Новогеоргиевска. Как ни тяжелы для русских людей эти новые испытания, мы должны иметь в виду, что наши крепости ко времени начала войны далеко не были закончены постройкой и снабжением и что оборона крепостей в настоящее время вообще затруднилась до чрезвычайности. Успех многовековой борьбы между артиллерией и фортификацией в настоящее время решительно склонился на сторону первой. Могущество современного артиллерийского огня таково, что средства не только полевой, но и долговременной фортификации почти бессильны бороться с его разрушительной силой… Ныне крепости, по-видимому, могут с пользою и расчетом на успех работать лишь в сочетании с маневром полевых войск»171.
Это была совершенно верная оценка состояния дел, но неудача неизбежно ставила вопрос об ответственности. И в Барановичах почти сразу же нашли подходящий ответ. Н. Н. Янушкевич считал, что в падении крепости виноват гарнизон: «Бог знает, действительно ли одни германские пушки виноваты. Если бы сдалось 10 000 человек, а погибло 80 000, то я бы это так и объяснил себе. Но сдалось 80 000 человек, а погибло лишь 10 000. При таких условиях нельзя сказать, что Новогеоргиевск добросовестно исполнил свою задачу»172. Известие о падении Новогеоргиевска и Ковно произвело самое тяжелое впечатление на войска. Не стала исключением даже бодро державшаяся гвардия173. Потрясен был и М. В. Алексеев. Еще в день падения Ковенской крепости один из штабистов отметил: «На генерала Алексеева жалко смотреть. Он почти не спит и круглые сутки все работает»174. По свидетельству его адъютанта, получив известия о Новогеоргиевске, он сидел в своем кабинете, взявшись за голову, а потом полтора часа молился и только после этого вышел, внешне спокойный175.
О чем думал М. В. Алексеев? По его словам, летом 1915 г. он остро осознавал свою беспомощность, часто вспоминал Евангелие от Матфея – современникам этих событий вообще часто приходили на ум мысли о конце света176. Чаще всего Михаил Васильевич упоминал притчу о 12 неразумных девах. Может быть, он вспоминал причины падения Карса в 1877 г., изложенные им самим в 1903 г.? Во всяком случае, они очень похожи на причины падения русских крепостей в 1915 г.:
1) неспособность коменданта; дурное, равномерное распределение гарнизона по веркам крепости; отсутствие плана обороны вообще и по отдельным участкам в частности; неспособность определить направление главного удара;
2) невысокое нравственное состояние гарнизона;
3) несовершенство укреплений;
4) несоответственная организация охранения и разведки: «Заслуга дерзнувшего на штурм состоит прежде всего в том, что большая часть из этих отрицательных сторон обороны была замечена, изучена и на них основывался расчет на победу»177.
Расчет М. В. Алексеева на то, что крепость задержит движение немцев, не оправдался. Фельдмаршал П. фон Гинденбург отметил это в своих воспоминаниях, хотя, конечно, с падением Новогеоргиевска германские коммуникации между Варшавой и Млавой несколько упростились178. Стоила ли непродолжительная задержка на этих коммуникациях таких материальных и моральных потерь? Во всяком случае, маневр не успевшей еще собраться Виленской армейской группы русских войск был сорван. 16 августа в Волковыске Николай Николаевич (младший) провел совещание с М. В. Алексеевым, а через два дня великий князь категорически потребовал от Михаила Васильевича перебросить в Вильну Гвардейский корпус и еще два наиболее боеспособных корпуса со всеми приданными частями. М. В. Алексеев принял решение выделить 2-й Сибирский и 2-й Кавказский корпуса, которые в предыдущих боях понесли большие потери. Командующий фронтом, в свою очередь, требовал присылки подкреплений. Верховный главнокомандующий был твердо намерен собрать под Вильной новую 12-ю армию, которая сначала должна была обеспечить оборону этого участка, а затем перейти в контрнаступление. Конкретные задачи перед армией должен был поставить М. В. Алексеев179. Однако предварительный план штаба фронта переоценил возможность крепостей к сопротивлению. Отступление стало безальтернативным, и 15 (28) августа 1915 г. М. В. Алексеев писал сыну: «…нет достаточно сильного и готового кулака, чтобы дать этим приятелям сейчас же хороший удар в «морду». Живу от кризиса до кризиса»180.
Быстрое падение Ковно и Новогеоргиевска было совершенно неожиданным и для военного министра генерала А. А. Поливанова. Именно с этим событием он связывал необходимость дальнейшего отступления и оставления надежд удержать оборону по линии Неман – Белосток – Брест181. Уже 13 (26) августа 1915 г. Министерство иностранных дел известило русских представителей за рубежом о необходимости подготовить общественное мнение стран, в которых они служили, к тому, что оставшиеся русские крепости будут эвакуированы182. «Русское командование сильно преувеличивало, должно быть, ценность таких устарелых крепостей, как Новогеоргиевск, если оно решило оборонять ее и оставить в ней гарнизон в 80 тыс. человек. Горькие уроки, полученные русскими в Новогеоргиевске и Ковно, привели, очевидно, к тому, что русскими не было сделано даже попытки защищать более сильный Брест-Литовск», – отмечал М. Гофман и был прав183. Николай Николаевич (младший) был готов удерживать эту крепость, но при этом считал совершенно необходимым очистить Гродно и Усть-Двинск184. С трех сторон к Бресту подходили вражеские армии. От Ковеля шли австрийцы, от Варшавы и Осовца – германцы. Взятие же Ковно создавало угрозу окружения и не только для одного Бреста, но и для всего Северо-Западного фронта, который мог бы оказаться прижатым в районе Бреста – Кобрина – Пинска в Припятские болота. Ликвидировать эту угрозу можно было только контрфланговым движением, для которого не имелось свободных сил.
М. В. Алексеев решил не повторять недавней ошибки. 7 (20) августа 1915 г. Андрей Владимирович отметил в своем дневнике: «Участь Новогеоргиевской крепости повлияла на решение Алексеева бросить и Брест-Литовск»185. К такому же решению, по донесениям генерала В. де Лагиша, пришел и великий князь Николай Николаевич. Французский представитель при Ставке доносил: «Отныне ни одной крепости не будут защищать»186. Со стороны Нарева и Бобра немцы начали движение по правому берегу Буга, в направлении на Брест-Литовск. Удерживать его означало обрекать на окружение в этом районе как минимум одну армию. Фронт начал отходить на линию Гродно – Свислочь – Пружаны и далее на линию Рига – Вильна – Гродно187. Судьба старых крепостей была, судя по всему, окончательно решена: они оставлялись без боя.
Первым был оставлен Осовец, удержание которого в сложившейся ситуации теряло всякий смысл. Эвакуация крепости началась 4–6 (17–19) августа, то есть в день падения Новогеоргиевска. В три часа ночи 9 (22) августа с отходом полевых частей с флангов гарнизон покинул ее188. После этого в форте остались специальные команды, сформированные из добровольцев. Они взорвали все укрепления в момент входа передовых частей немцев189. «22 августа Осовец был взят, – вспоминал Э. Людендорф. – Мы хотели его брать с востока и с севера, а взяли с юга. Это война»190.
На следующий день австрийская кавалерия вошла в Ковель. В цитируемом выше письме от 15 (28) августа М. В. Алексеев отметил: «Мне приходится изображать из себя рака в опасности: приходится пятиться назад с жестокими боями в тяжелой опасности. Немцы заранее уже праздновали победу и чуть не пленение около Седлеца всей русской армии. Они ошиблись, но какою ценою для меня! Пришлось покинуть Вислу, Варшаву, все свои отлично подготовленные железные дороги, шоссе»191.
Оставлялись не только коммуникации. Еще 16 августа комендант крепости Брест генерал В. А. Лайминг начал эвакуацию города, лежавшего вне зоны укреплений. «Эвакуация Бреста – вопрос решенный, – вспоминал эти дни очевидец. – Ежедневно из Бреста уходят сотни поездов, груженных орудиями, снарядами, проволокой и интендантским добром. Паркам приказано забрать по миллиону ружейных патронов на бригаду»192. Накануне отхода войск по дороге в глубь страны вытянулась колонна беженцев длиной более 30 км. Оставшиеся в городе здания были подожжены193. Первоначально здесь предполагали развернуть для отдыха выведенный из-под Холма Гвардейский корпус, но отдохнуть гвардейцам так и не удалось194. 14 (27) августа Ставка сообщила об оставлении крепости: «В районе Бреста укрепления и мосты согласно отданному распоряжению взорваны, и наши войска, составлявшие гарнизон этих укреплений, присоединились к полевой армии»195. Отходивший с арьергардами офицер отмечал: «Город, ангары, крепость, станция – все горело одновременно. Гигантский столб пламени и кроваво-красного дыма ярко освещал местность. Было светло, как днем. Ночью поднялся сильный ветер, возбужденный пожаром. Пламя забушевало сильнее. Над Брестом творился какой-то ад… Взрывы грохотали до самого утра»196.
