Ставка пока еще не беспокоилась. Ее официальное сообщение от 20 апреля (3 мая) гласило: «В Галиции сражение между Вислой и Карпатами развивается с прежним упорством. Германцы ввели в боевую линию новые значительные силы, поддержанные весьма многочисленной артиллерией. Неприятель при повторных массовых атаках понес огромные потери. Некоторые наши части после упорных боев отошли на вторую линию укреплений»⁶². Войска 10-го корпуса действительно еще продолжали держаться на второй линии обороны. Проблема заключалась в том, что она была весьма слабо подготовлена для решения столь сложной задачи. Но даже в этих условиях надлом у оборонявшихся еще не наступил. Уже 3 мая для овладения второй линией окопов А. фон Макензену пришлось ввести в бой свой единственный резерв – 10-й корпус. К вечеру 3 мая окопы были захвачены, а 4 и 5 мая фронт фактически прорван. К вечеру последнего дня немцам удалось выйти на рубеж реки Вислока. Переправлявшиеся через реку русские войска бомбила германская авиация⁶³.

До 3 мая Николай Николаевич ожидал, что положение будет восстановлено, и рассчитывал решить дело переброской одного корпуса – 3-го Кавказского. Сообщая об этом генералу Р. Д. Радко-Дмитриеву, он ставил перед ним задачу «энергичного восстановления положения». Никаких выводов относительно находившихся в Карпатах и за ними войскам еще не было сделано. Командующий 3-й армией заверял Верховного главнокомандующего, что его войска сделают все возможное для выхода с честью из создавшегося «крайне тяжелого положения»⁶⁴. Однако в тот же день, 20 апреля (3 мая), мнение великого князя начало меняться. В этот день он обратился к Н. И. Иванову: «При положении, занятом 9-й армией, и соотношении сил с противостоящим ей противником, безусловно складывающимся в нашу пользу, я признаю вполне возможным и уместным переброску XXIII корпуса в район действий 3-й армии. В том маловероятном случае, если бы 9-я армия оказалась без этого корпуса в трудном положении, я в виде крайней меры мог бы усилить ее частью десантного корпуса, сосредоточенного в Одессе и Севастополе (речь идет о 5-м Кавказском корпусе. – А. О.)»⁶⁵.

Главнокомандующий Юго-Западным фронтом, который в это время продолжал готовиться к наступлению в Заднестровье, предложил собственное решение проблемы за счет Северо-Западного фронта. Н. И. Иванов не хотел ослаблять 9-ю армию переброской 23-го корпуса, тем более что, по его расчетам, она могла занять не менее двух недель. Что касается 5-го Кавказского корпуса, то главнокомандующий Юго-Западным фронтом готов был уступить его соседу⁶⁶. Между тем потери 3-й армии были чрезвычайно тяжелыми, для примера можно назвать части, по которым пришелся этот удар: 10-й корпус, в двух дивизиях которого к 19 мая осталось соответственно 1 тыс. и 900 человек, и 12-я сибирская дивизия – 2 тыс. человек. Германская армия наступала со средним темпом 10 км в сутки⁶⁷. Из официального сообщения Ставки от 23 апреля (6 мая) уже можно было сделать вывод о том, что происходит на фронте: «В Галиции сражение между Вислой и Карпатами продолжалось до 22 апреля с большим упорством. Под прикрытием сильного артиллерийского огня неприятель продолжал накапливаться на правом берегу Дунайца… Вследствие превосходства неприятеля в огне тяжелой артиллерии наши войска несут значительные потери. Однако и неприятель при своих атаках жестоко страдает от нашего шрапнельного и ружейного огня»⁶⁸.

Утром 24 апреля (7 мая) командир 61-й пехотной дивизии генерал-майор П. Н. Симанский отчитался о результатах трехдневных боев: «Осталось примерно в Седлецком полку 5 офицеров и 150 нижних чинов, в Луковском полку – 6 офицеров и 160 нижних чинов, в Холмском полку – 5 офицеров и 200 нижних чинов, в Ставучанском полку – 1760 нижних чинов и в Дунайском полку – 4 офицера и 120 нижних чинов. В число офицеров входит и командир полка. Люди три дня не ели (говорю о 61-й дивизии, которая три дня дралась) и переутомлены до того, что почти засыпают на ходу. Если бы 52-я пехотная дивизия подошла раньше, все же весь отряд сумел бы удержаться. Пленных взято 4 офицера и 580 нижних чинов. Потери неизвестны. Против нас дрались 56, 57, 3, 100, 11-й гонведные, 20-й и 28-й ландштурменные полки. Свидетельствую о безусловной доблести войск, три дня дравшихся под огнем тяжелой артиллерии противника, наносящей громадные потери и тяжелые раны. 61-я дивизия свято исполнила приказ командующего армией: от нее имеются ныне лишь жалкие остатки, она умерла на позиции»⁶⁹.

3-я армия начала отступление, которое поначалу приняло беспорядочный характер. Большие потери сказывались на настроении отступавших: «Тяжелое уныние закралось в душу солдата. Не страх, а печальное раздумье. Аэропланы, осадные орудия, немецкие хитрости и глупая бестолочь начальства поразили армию мертвящей апатией. Конечно, всех больше задергана пехота»⁷⁰. В первые дни прорыва связь штаба армии с корпусами была потеряна, а вместе с ней генерал Р. Д. Радко-Дмитриев потерял контроль над подчиненными ему войсками⁷¹. Переподчинение 3-го Кавказского корпуса отступавшей армии не могло уже поправить положения, тем более что его части, перебрасывавшиеся по железной дороге, вводились в бой по частям. Естественно, удержать позиции по Вислоке 3-й корпус не смог.

Тем временем Ставка и штаб Юго-Западного фронта требовали от 3-й армии не отступать ни на шаг. Но и этого было мало: несмотря на тяжелейшее положение 3-й армии, от нее требовали перейти в контрнаступление⁷². Более того, Ставка уже начала сообщать о том, что оно началось: «Между Вислой и Карпатами упорное сражение продолжается. 23 апреля атаки неприятеля, сохраняющие характер лобовых ударов, почти на всем фронте сражения не имели успеха. Неприятель, потери которого огромны, обнаруживает некоторые признаки утомления. Наши контратаки участились»⁷³. Большинство мемуаристов и исследователей подвергают эти решения критике. Однако у командования Юго-Западного фронта в сложившейся ситуации не оставалось выбора – необходимо было выиграть время.

К 11 мая 1915 г. 3-я армия была разбита, некоторые из шести ее корпусов, даже усиленные ранее дополнительными дивизиями, не превышали 10 тыс. человек, а численность одного 24-го корпуса, даже вместе с 12-й Сибирской дивизией, была не более 5 тыс. человек. Части при отступлении перемешались, оно стало хаотичным. Показателем этого может служить простой факт: только за преследование одним корпусом армии эрцгерцога Иосифа-Фердинанда были взяты пленные из 51 (!) русского полка⁷⁴. Всего же, по германским данным, со 2 по 12 мая 1915 г. союзники захватили в плен 140 тыс. русских солдат, 100 орудий и 300 пулеметов. Прорыв, который в первый день равнялся 40 км в ширину и нескольким в глубину, достиг 300 км⁷⁵. Обороняться 3-я армия уже могла.

Это было естественным следствием решения штаба фронта о подготовке вторжения в Венгрию, в результате которого пехотные дивизии оказались втянуты в Карпаты без достаточного прикрытия фланга. Осознание масштаба произошедшего пришло не сразу. 24 апреля (7 мая) 1915 г. прошло совещание главнокомандующих фронтами с Верховным главнокомандующим и его штабом в Холме. «Удар, нанесенный нам на Дунайце, очень силен, – подводил его итоги в письме к С. Д. Сазонову князь И. А. Кудашев, – но это не то, что Сольдау или разгром X армии. Немцы и австрийцы сосредоточились с большими силами, и под их напором пришлось отступить. Потери наши очень велики, но велики и потери немцев»⁷⁶. Первым и, надо признаться, верным выводом, который сделала Ставка, было решение приостановить наступление в Карпатах.

Впрочем, Ю. Н. Данилов был уверен, что положение вскоре станет «вполне прочным». «В общем, – заключал директор дипломатической канцелярии при глаковерхе, – настроение в Ставке не такое подавленное, как я видел после прежних наших неудач»⁷⁷. М. В. Алексеев видел обстановку по-другому. 30 апреля (13 мая) 1915 г. он писал сыну: «У Иванова в сотрудничестве с Драгомировым дела не пошли. Кто виноват – судить не мне и не теперь, но в армии Радка Дмитириева (так в письме. – А. О.) дела приняли тяжелый, нехороший оборот, что отразилось на всем фронте неблагоприятно. Шесть месяцев трудов, усилий, жертв пошли насмарку. Плохо работал Радко, еще хуже Добровольский, оказавшийся негодным начальником штаба. Иванов обратился за это время в мокрую курицу. Драгомиров изнервничался и заменен другим. Но все это – личное. Скверно, что совокупными усилиями они постоянно портили дело и довели до нехорошего результата на всем протяжении»⁷⁸.