Сказанное о французах в отношении Николая Николаевича и М. В. Алексеева применимо и по отношению к представителям английского высшего командования, тем более что многие из них были лично знакомы с великим князем7. Для англичан новый начальник штаба Ставки также был непонятной фигурой. Контакт осложнялся в том числе и тем, что Дж. Генбери-Вилльямс не владел русским языком и был назначен на пост представителя Британии при русском командовании скорее по соображениям придворно-репрезентативным. По его собственному свидетельству, назначение в Россию в августе 1914 г. было для него полной неожиданностью, о стране он имел самые смутные представления, точно знал лишь то, что его предок – Чарльз Генбери-Вилльямс был послом в Петербурге во времена Екатерины II8. При решении ряда вопросов английский представитель, по его словам, предпочитал общение с императором, хорошее знание которого Англии и ее языка облегчало эти контакты9. Занимавший с 1911 г. пост британского военного атташе в России подполковник А. Нокс не подходил для этой роли, хотя и хорошо знал страну, ее армию и язык. Впрочем, и А. Нокс впервые встретился с М. В. Алексеевым в августе 1914 г. в Ровно и, судя по дневнику, знал о нем немного – самые общие данные биографии10. Позже А. Нокс описал М. В. Алексеева как человека, стремящегося вникать в ненужные командиру такого ранга мелочи и неспособного, как А. Н. Куропаткин, быстро принимать решения11. Привычка брать на себя решительно все, во всяком случае в разработке планов военных операций, была не последней причиной и того, что французский военный представитель при Ставке генерал П. По не сработался с М. В. Алексеевым12. Взаимопонимание между ними не было достигнуто. Как отметил Ж. Жоффр, «в Ставке наши офицеры вежливо игнорировались, им было очень трудно узнать о планах русского Высшего командования»13. Объективности ради, необходимо отметить, что именно об этом плане генерал П. По все же был информирован.
М. В. Алексеев пытался отстоять свои взгляды на общее дело союзников. Прежде всего для того, чтобы это дело действительно стало бы общим, он предложил создать постоянный или временный совет военных представителей стран Антанты, который должен был заниматься координацией военных действий Англии, Франции и России на различных фронтах. 7 (20) января 1916 г., обращаясь к генералу Я. Г Жилинскому, М. В. Алексеев писал: «Без всего этого действия противника носят характер глубоко продуманных общего значения предприятий, наши – каких-то частных ударов, не связанных ни общностью замысла, ни временем: когда одни атакуют, другие по различным причинам бездействуют. Моя недавняя попытка предложить некоторую идею встретила лишь указание на трудность выполнения, но никто не предложил чего-либо своего для обсуждения, разработки. Нельзя основывать план на постепенном истощении запаса людей и материальных средств Германии, нужно ставить целью настойчивое, постепенное сжимание врагов, лишение возможности безнаказанно развивать дальние мероприятия, ибо это дает им продовольствие и людской материал (выделено мной. – А. О.)»14.
Это предложение русской Ставки уже через неделю встретило явное нежелание союзников создавать постоянный совет с облеченными полномочиями участниками. Ни Ж. Жоффр, ни Г Китченер не желали идти на ограничение самостоятельности15. Такую же судьбу ожидала и другая инициатива М. В. Алексеева – направить большую часть эвакуируемых из зоны Проливов войск на Балканы, на помощь Сербии. Исчезновение сербской армии, по мысли русского генерала, привело бы к весьма опасным последствиям, прежде всего для России. Все силы Австро-Венгрии и Германии могли быть переброшены на русский фронт, нельзя было исключить и возможность присоединения к ним Румынии16. Все эти слова оставались гласом вопиющего в пустыне – понимания они так и не встретили.
«Горькие упреки удивленных английским равнодушием офицеров (русских. – А. О.), – вспоминал Д. Ллойд-Джордж, – солдаты которых погибали вследствие недостатка в снарядах, справедливы по существу. История предъявит счет военному командованию Франции и Англии, которые в своем эгоистическом упрямстве обрекли своих русских товарищей по оружию на гибель, тогда как Англия и Франция так легко могли спасти русских и таким образом помогли бы лучше всего и себе. Английские и французские генералы не научились понимать того, что победа над немцами в Польше оказала бы большую поддержку Франции и Бельгии, чем незначительное продвижение французов в Шампани или даже захват холма во Фландрии»17. Эти слова, сказанные о ситуации весны и осени 1915 г., в не меньшей степени можно отнести к зиме 1915–1916 гг. и планам совместных действий на Балканах.
Интересно, что примерно в то же время, когда А. Мюррей излагал невозможность для союзников большого наступления на Балканах, он получил в высшей степени интересное секретное письмо от В. Робертсона (31 декабря 1915 г.). Там говорилось о необходимости налаживания тесной координации с французами. Показательно, что русские вообще не упоминались. В. Робертсон писал: «Наш Генеральный штаб единодушно придерживается мнения, что этот план (победы над Германией. – А. О.) должен быть основан на поиске решения на западе путем уничтожения немцев (выделено В. Робертсоном. – А. О.) и что бесполезно и безосновательно начинать кампанию на Балканах»18. Это было очередным повторением позиции Имперского Генерального штаба, изложенной в секретном обозрении ситуации на фронтах от 30 ноября 1915 г.: «Французская и английская стороны убеждены, что поражение во Франции будет иметь непоправимый характер. Поражение в Египте, на Балканах или даже в России имеет значение постольку, поскольку оно ослабляет франко-английские силы или освобождает немецкие части для действий на западе»19.
Итак, осенние предложения М. В. Алексеева оказались обречены на вежливый, но решительный отказ. Союзное командование было уверено в победе. «Наша победа обеспечена, – писал В. Робертсон, – если только мы разумно и правильно используем наше превосходство (люди, деньги, боеприпасы, корабли), и мы не можем бесполезно растратить его, пока у нас нет тщательно обдуманного, завершенного и утвержденного плана, на основе которого обе страны (Англия и Франция. – А. О.) могут проводить свои действия»20.
Финал года на Балканах
Победа Германии на Балканах окончательно решала судьбу Дарданелльской операции. Уже в ноябре 1915 г. в турецкую столицу начали прибывать снаряды и тяжелые орудия австрийского и германского производства, что сразу же сказалось на положении на Галлиполийском фронте1. Фон дер Гольц-паша, который служил в турецкой армии с 1883 г., пророчески писал еще во время Греко-турецкой войны 1897 г.: «…нельзя судить о турецкой армии по ее наружному виду и не следует выводить о ней заключение на основании поверхностного наблюдения над ее жизнью, такая оценка всегда будет ниже действительной. То же можно сказать и относительно оценки самого государства, о неминуемом падении которого так много говорят и пишут в Европе, между тем ему присуща такая жизненная сила, что весь мир снова будет удивлен, как и 20 лет назад, проявлением этой силы, если Турция вынуждена будет бороться за свое существование. Для оценки как государства, так и армии должен быть найден другой масштаб»2.
Турки доказали правоту этих слов, героически защищая подступы к своей столице, правда, успех был достигнут не только благодаря стойкости солдат, но и умелому германскому руководству. 10 декабря началась эвакуация Галлиполи, 8–9 января 1916 г. последний солдат союзников покинул позиции на Проливах. Благодаря маскировке и хорошей организации, англичанам и французам удалось без особых потерь вывести свои войска, находившиеся на виду у противника и на расстоянии от 100 до 600 метров от него3. Дарданелльская операция обошлась Великобритании в 211 тыс., Франции – в 60 тыс., Турции – в 250 тыс. убитых, раненых и больных4. Впрочем, важнее всего было то, что эта операция закончилась победой Турции и ее союзников. «Занятие обширных областей на востоке, очищение от неприятеля Балканского полуострова и открытие сообщения с Турцией значительно улучшили наше военно-экономическое положение. Румыния более охотно поставляла свои продукты, так как не имела для своих запасов другого сбыта за границу. 1915 год кончился для нас плюсом», – так оценивал ситуацию Э. Людендорф5. И эта оценка не была беспочвенной.
