Однако сюрприз пришел совсем с другой стороны. Благодаря выступлению А. А. Поливанова секретность подготовки смещения главковерха была нарушена, и об этом событии узнали союзники. «Важное и тревожное известие! – отреагировал на это известие президент Франции. – Падение Ковно и Новогеоргиевска побудило русского императора снять Великого Князя Николая Николаевича с поста главнокомандующего и назначить его наместником Его Величества на Кавказе»¹⁶. Русская армия продолжала отступать, готовилось оставление старой линии крепостей, десятилетиями считавшихся основой нашей обороны на западном направлении. За армией шла волна беженцев: добровольных – как русское население и вынужденных – как население еврейское, которое подгоняли приказы Ставки. В качестве примера того, какой масштаб имели эти трагические события, можно привести начало эвакуации Брест-Литовска. Она началась 4 (17) августа 1915 г. В этот день по дороге, ведущей в глубь страны, вытянулась колонна длиной более 30 км¹⁷.

Движение на восток огромной массы беженцев было практически не организовано. «Параллельно с железной дорогой, – вспоминал участник Великого отступления, – нескончаемой вереницей людей, животных, повозок шла живая лента вынужденной и насильственной эвакуации: здесь, в общей массе, сплетались и бесхозяйственность снявшихся военных обозов с безразличными ко всему возчиками, и старательно уложенный последний скарб бросившего свой дом хозяина-беженца, и гонимый гурт скота, и временные шалаши-отдыхи измученных людей, и группы выбившихся уже из сил, но пока еще живых, и, наконец, могилы, кресты, холмы и трупы, трупы брошенного и неубранного человеческого и животного тела. Холодное отчаяние охватывало душу от бесконечных картин бесконечного людского горя»¹⁸. Ответственность за беспорядок А. А. Поливанов возложил на Н. Н. Янушкевича, и вскоре в столице все в один голос ругали начальника штаба Ставки, хотя до обвинений в шпионаже, несмотря на его близость к В. А. Сухомлинову, все же не дошло¹⁹.

Генерал Н. А. Данилов (Рыжий), хорошо знавший А. А. Поливанова, в середине августа 1915 г. довольно точно описал нового военного министра и, как мне представляется, направленность его действий. Разговор был записан великим князем Андреем Владимировичем: «Умный, но не талантлив. Безусловный сторонник конституционализма, кивающий налево, – все эти свои качества он ярко проявил, когда был помощником военного министра при своих выступлениях в Государственной думе… Его постоянная уступчивость перед Думой не есть, по-моему, случайность, а план действий. Уступая во всем, он неминуемо ведет к приучению Думы быть все более и более требовательной и сбивает Думу с законодательной колеи на чисто контрольную, что не может быть хорошим прецедентом. Генерал Данилов совершенно правильно выразился, что такая уступчивость разожжет аппетит у Думы, и он выразил при этом опасение, что Дума скоро нападет на Сергея Михайловича, обвиняя его в недостатке вооружения и пополнения патронов. Ежели Поливанов и тут уступит, то они потребуют убрать Янушкевича, а за ним будут метить и дальше. Вспоминая Сухомлинова, он ставил его выше Поливанова, но совершенно правильно заметил, что Сухомлинова околпачили благодаря его доверчивости и широкой натуре. Но все же он был предан государю так, как Поливанов никогда не будет. И вред, который нанесет делу Поливанов, будет, может быть, едва уловим, но он будет постоянен, и мало-помалу вред накопится большой, с глубокими корнями»²⁰.

В субботу 8 (21) августа 1915 г., накануне завершения переезда Ставки в Могилев, по распоряжению императора туда выехал А. А. Поливанов, который должен был вручить Николаю Николаевичу письмо Николая II о готовящейся смене главковерха. На следующий день министр прибыл в Могилев²¹. По его словам, он ехал на встречу «к этому благородному и впечатлительному человеку», волнуясь, – ему явно не нравилось данное императором поручение. Генерал говорил с главнокомандующим около часа, изложив в том числе и свое отрицательное отношение к планируемой перемене. Узнав о решении императора, «Николай Николаевич широким жестом перекрестился, а когда я (то есть А. А. Поливанов. – А. О.) добавил, что государь просил его занять должность главнокомандующего и наместника на Кавказе, то удовольствие его от этого известия сделалось ясно видимым»²². После этого разговора министр экстренным поездом отправился в Барановичи. Тот факт, что у визитера из столицы не нашлось времени для встречи с руководителями штаба Ставки, был непривычен²³. Все явно свидетельствовало о грядущих переменах. Великий князь после отъезда А. А. Поливанова до утра просидел вместе с близкими ему людьми – братом Петром Николаевичем и князем Д. Б. Голицыным. В Ставке передавали слова, якобы сказанные генералом А. А. Поливановым, выходившим от Николая Николаевича: «Я поражен величием духа этого человека. Я благоговею перед ним!»²⁴.

После отъезда министра Николай Николаевич вызвал к себе генерала Ю. Н. Данилова и прочел ему письмо-рескрипт о своем смещении. В нем сообщалось и о назначении на пост наштаверха генерала М. В. Алексеева. Н. Н. Янушкевичу и Ю. Н. Данилову выражалась высочайшая благодарность, их дальнейшее служебное положение должен был решить лично император²⁵. Кроме того, письмо императора извещало о назначении великого князя наместником на Кавказе вместо графа И. И. Воронцова-Дашкова. Оно было довольно любезно, но Николай Николаевич и его окружение восприняли свершившееся как опалу²⁶. Всем в Ставке стало ясно, что в ближайшее время произойдет смена главнокомандующего, однако большинство старших офицеров надеялись, что смещен будет только Н. Н. Янушкевич²⁷. В штабе царило выжидательное, неопределенное настроение, начальник штаба и генерал-квартирмейстер заметно нервничали и почти самоустранились от работы²⁸.

А. А. Поливанов прибыл в Барановичи 10 (23) августа и оттуда поехал автомобилем в Волковыск, где располагался штаб Северо-Западного фронта. Воспользоваться поездом оказалось невозможно, поскольку пути были загружены воинскими эшелонами. В разговоре с А. А. Поливановым М. В. Алексеев также высказал свое отрицательное отношение к перемене командования в критический момент, когда после сдачи Ковно оборонительная линия русских войск сломлена и еще неясно, когда и где будет остановлено отступление. Сверху торопили со сменой, и генералы обговорили возможные изменения в Ставке и кандидатуру преемника М. В. Алексеева на посту главнокомандующего фронтом²⁹. После этой беседы министр составил письмо на имя великого князя: «Продолжительный разговор с генералом Алексеевым, познакомившим меня со своим стратегическим положением, еще более утвердил меня в мыслях, вынесенных мною и после указаний Вашего Императорского Высочества, о том, что мне предстоит умолять Государя Императора повременить своим прибытием к армии»³⁰.

Об этом же, ссылаясь на тяжелейшее положение дел на фронте, просил Николая Николаевича в письме, направленном 11 (24) августа, на следующий день после этой встречи, и М. В. Алексеев³¹. «Вывести армии из этого положения, – писал он, – по моему убеждению, обязаны те начальники, которые так или иначе ведут дело и являются всецело ответственными перед Государем и Россией за обстановку данной минуты. Переменить начальников до окончания данной операции и трудно, и опасно. Воля Государя Императора священна: я не осмелился бы обратиться к Вашему Императорскому Высочеству с настоящим ходатайством, если бы долг верноподданного не побудил меня к этому. Высшие интересы требуют, чтобы Его Императорское Величество соизволил вступить в начальствование войсками только тогда, когда будет пережит настоящий кризис, когда армии, хотя и ослабленные, будут поставлены в более благоприятное положение. В этот промежуток времени состоится разделение на Северный и Западный фронты (ночь с 17 на 18 августа), и вступление в исполнение своих обязанностей моего заместителя произойдет для него при более легких и менее ответственных условиях»³².