16 (29) июля император, очевидно, все еще надеялся на то, что его обращение к кайзеру будет иметь положительные результаты. В этот день в Петергофе он принял гардемаринов, которых поздравил с производством в офицеры. «Я приказал вас собрать, господа, – сказал Николай II, – в виду переживаемых Россией серьезных событий. В предстоящей вам офицерской службе не забывайте моего завета: веруйте в Бога и в славу и величие нашей могучей России»140. Ни одного слова об угрозе войны не было сказано. Сомнения императора и надежды на миролюбие Германии в этот день возобладали. Вечером эти сомнения и надежды были развеяны сообщением из Берлина.
В 21 час 40 минут император получил телеграмму Вильгельма II: «…я не могу рассматривать выступление Австрии против Сербии как «позорную войну». Австрия по опыту знает, что сербские обещания на бумаге абсолютно не заслуживают доверия. По моему мнению, действия Австрии должны рассматриваться как желание иметь полную гарантию в том, что сербские обещания претворятся в реальные факты. Это мое мнение основывается на заявлении австрийского кабинета, что Австрия не стремится к каким-либо территориальным завоеваниям за счет Сербии. Поэтому я считаю вполне возможным для России остаться только зрителем австро-сербского конфликта и не вовлекать Европу в самую ужасную войну, какую ей когда-либо приходилось видеть. Полагаю, что непосредственное соглашение твоего правительства с Веной возможно и желательно, и, как я уже телеграфировал тебе, мое правительство прилагает все усилия к тому, чтобы достигнуть этого соглашения. Конечно, военные приготовления со стороны России, которые могли бы рассматриваться Австрией как угроза, ускорили бы катастрофу, избежать которой мы оба желаем, и повредили бы моей позиции посредника, которую я охотно взял на себя, когда ты обратился к моей дружбе и помощи»141. Идеальный вариант планов Австрии не был секретом для Берлина: Сербия должна была быть оккупирована и унижена, а ее территория разделена между соседями. Вена при этом должна была отказаться от территориальных приобретений, и это называлось Берлином «колоссальным актом милосердия»142.
16 (29) июля был опубликован и распространен указ о частичной мобилизации143. В тот же день около 11 часов вечера последовало высочайшее повеление об отмене всеобщей мобилизации144. 17 (30) июля ночью, в 1 час 20 минут, Николай II отправил ответную телеграмму кайзеру, объясняющую его колебания по вопросу о всеобщей мобилизации: «Военные приготовления, вошедшие сейчас в силу, были решены пять дней тому назад как мера защиты ввиду приготовлений Австрии. От всего сердца надеюсь, что эти приготовления ни с какой стороны не помешают твоему посредничеству, которое я высоко ценю. Необходимо сильное давление с твоей стороны на Австрию для того, чтобы она пришла к соглашению с нами»145. Еще ранее был предпринят и ряд других шагов, долженствующих продемонстрировать Берлину миролюбие России.
14 (27) июля в Кронштадте был задержан германский пароход с радиостанцией – крепость уже два дня находилась на военном положении, а шкипер корабля посылал телеграммы. Германский посол немедленно заявил протест, и судно было отпущено. Николай II написал собственноручное письмо великому князю Николаю Николаевичу (младшему) с осуждением этой меры против торгового судна под флагом дружественного государства146. В этот же день по прямому указанию императора был отдан приказ отвести войска на 10–15 верст от границы с Германией. Командирам воинских частей приказывалось не допускать столкновений с германцами даже в случае нарушения ими государственной границы147. В конце июля 1914 г. группа офицеров Генерального штаба Варшавского военного округа, находившаяся в полевой поездке в районе Ломжа – Кольно, решила, как обычно, посетить небольшой городок Иоганнесбург в Восточной Пруссии. Ранее подобные посещения никогда не воспрещались немцами, но в этот раз, к несказанному удивлению русских военных, собиравшихся немного развлечься, их не пропустили148.
Это не удивительно. Предпринятые технические меры, несмотря на отвод войск от границы, были восприняты австро-венгерской и германской разведками как начало скрытой мобилизации, к этим оценкам присоединился и французский военный атташе в России генерал маркиз В. де Лагиш149. Возвращавшийся в это время из отпуска в Россию через Германию британский военный атташе подполковник А. Нокс в Берлине купил газету, в которой был напечатан приказ о частичной мобилизации. Только здесь он понял – война неизбежна: на полях в разгар сельскохозяйственных работ не было видно людей, мосты находились под сильной охраной, в Восточной Пруссии обстановка была весьма нервная150. А в России к общей мобилизации еще и не приступили.
«Под вечер 16 июля, – вспоминал один из офицеров, – я был снова в штабе округа и узнал, что мобилизация объявлена, но… только южных округов. В штабе царило недоумение, ибо многим было известно, что наш мобилизационный план предвидел только всеобщую мобилизацию»151. Приказ об общей мобилизации был остановлен уже во время его рассылки на центральном телеграфе. Вместо него в ночь ушел приказ о частичной мобилизации четырех округов152. Уже вечером этого дня части, расквартированные в них, начали переход в предмобилизационное состояние – в гарнизонах началась активная работа. На следующий день в Петербург отправились и войска из лагерей, они возвращались в казармы для подготовки к мобилизации153. Только первый день частичной мобилизации мог пройти без непоправимых последствий для всеобщей. Плановые воинские перевозки начинались на второй день и подразделялись на перевозки «по мобилизации» и «по сосредоточению». Со второго дня срыв всеобщей мобилизации был бы неизбежен154.
В ночь с 16 (29) на 17 (30) июля Ф. фон Пурталес еще дважды обращался к С. Д. Сазонову с просьбой о встрече, и министр дважды принимал его – в час и в два часа ночи. В первый раз германский посол предложил России удовлетвориться обещанием Австро-Венгрии не нарушать целостности Сербии, однако российский министр ответил отказом. Данное предложение не исключало возможность военного нападения, да и события последних дней убедительно доказывали, что австрийцы слишком изящно играют терминами, и поэтому за предложенной формулировкой могло стоять что угодно, вплоть до длительной оккупации страны. Поэтому С. Д. Сазонов выработал и во время второй встречи вручил Ф. фон Путралесу следующую формулу, отражавшую позицию России: «Если Австрия, признавая, что ее конфликт с Сербией принял характер вопроса, имеющего общеевропейское значение, заявит о своей готовности исключить из своего ультиматума пункты, нарушающие принцип суверенитета Сербии, Россия обязуется прекратить все свои военные приготовления»155.
С. Д. Сазонов заявил о готовности не только вести переговоры непосредственно с Веной, но и обсудить условия примирения между Веной и Белградом на конференции великих держав. Ответом была угроза – заявление о готовности Германии перейти к мобилизации156. «Мы вообразили, – писал через год с небольшим князь М. фон Лихновский, – что, используя приказной тон и приемы из армейского строевого устава, сможем добиться дипломатического успеха и так омолодить Австро-Венгрию. Это была наша фатальная и ужасная ошибка»157. Таким образом, Берлин занял такую же позицию, как и во время боснийского кризиса. Утром 17 (30) июля очевидность этой угрозы полностью осознали в Петербурге. Военный министр и начальник ГУГШ были настроены весьма серьезно и не теряли надежды на исправление ситуации. Это должно было произойти не позднее 17 (30) июля.
Утром этого дня Н. Н. Янушкевич и В. А. Сухомлинов пытались по телефону убедить императора вернуться к приказу об общей мобилизации. Император отверг эту просьбу и прервал разговор. Однако к телефону подошел приехавший к военным С. Д. Сазонов и добился аудиенции в Петергофе в три часа дня158. Министр обещал в случае удачи связаться с начальником ГУГШ по телефону. «После этого, – сказал Н. Н. Янушкевич, – я уйду, сломаю мой телефон, и вообще приму все меры, чтобы меня никоим образом нельзя было разыскать для преподания противоположных приказаний в смысле новой отмены общей мобилизации»159. Генерал остался в своем кабинете. Приблизительно в час дня ему позвонил В. А. Сухомлинов – теперь общая мобилизация начиналась 18 (31) июля. На этом этапе путаницы можно было еще избежать. Текст указа снова был проведен по всем инстанциям С. К. Добророльским160, осталось лишь получить санкцию императора. В два часа дня С. Д. Сазонов, сопровождаемый генерал-майором И. Л. Татищевым, состоявшим при особе кайзера Вильгельма II, отбыли в Петергоф.
