Австрийцы рассчитывали совершить победоносную кампанию молниеносно. Их Генеральный штаб планировал захватить Белград, а затем, двинувшись по долинам рек Моравы и Колубара, быстро проникнуть в глубь страны и захватить Крагуевац, основной сербский арсенал. Австровенгерской армии противостояло всего 12 сербских пехотных и одна кавалерийская дивизии, численность которых по завершении мобилизации составила 247 тыс. человек. 40-тысячная группировка (пограничная стража, жандармерия и 48 кадровых армейских батальонов) была развернута в Македонии и Косово. Дух сербской армии был высоким, в ее рядах находилось большое количество офицеров и солдат, имевших недавний боевой опыт109. Непосредственную помощь Сербии могла оказать только Черногория, отказавшаяся от предложенного ей Веной нейтралитета и ответившая на это предложение объявлением войны. Однако 40-тысячная черногорская армия при высоких индивидуальных качествах ее бойцов представляла собой скорее ополчение, которое легче было использовать при обороне собственной территории, чем при наступлении110.
Австрийская артиллерия начала обстреливать сербскую столицу, в результате около трети строений города было повреждено снарядами, а вся прибрежная часть выгорела111. Армейской артиллерии активно помогала Дунайская флотилия. Только со 2 по 17 августа ее мониторы провели восемь интенсивных обстрелов Белграда112, от которых пострадали здания, принадлежавшие гражданским лицам, университет, городская библиотека, музей, табачная фабрика. Несколько позже корреспондент «Таймс» писал: «Бомбардировка Белграда займет место в ряду непростительных актов вандализма, которые позорят европейскую войну. Она была не спровоцирована, не имела никакого военного значения и могла иметь в качестве цели только дикое разрушение частной и государственной собственности»113. Иностранцы спешно покидали город, по словам очевидца, «окутанный дымом и пламенем пожаров, возникших в результате вражеской бомбардировки»114. Бежали и горожане. «Когда на вокзал прибыл поезд, предназначенный для дипломатического корпуса, – вспоминал немецкий посланник в Сербии, – на него бросились все, кто только мог… Нас девятеро сидело в одном купе с затекшими от усталости ногами. Мы миролюбиво дремали в течение ночи, положив уставшие головы на плечи будущих неприятелей»115.
Встретившись в очередной раз с Э. Греем в Лондоне, германский посол изложил видение своего правительства на дальнейшее развитие кризиса: наказание Сербии и ее оккупация австрийскими войсками вплоть до полного выполнения требований, изложенных в ультиматуме Вены116. 27 июля, вернувшись в Берлин с Кильской регаты, Вильгельм II отправил российскому императору письмо. Апеллируя к чувству монархической солидарности, он, безусловно, считал ответственным за сараевское убийство сербское правительство, кайзер призывал: «Принимая во внимание сердечную и нежную дружбу, связывающую нас в продолжение многих лет, я употребляю все свое влияние для того, чтобы заставить австрийцев действовать открыто, чтобы была возможность прийти к удовлетворяющему обе стороны соглашению с тобой. Я искренно надеюсь, что ты придешь мне на помощь в моих усилиях сгладить затруднения, которые все еще могут возникнуть»117.
Николай II немедленно ответил: «Рад твоему возвращению. В этот серьезный момент я прибегаю к твоей помощи. Позорная война была объявлена слабой стране. Возмущение в России, вполне разделяемое мною, безмерно. Предвижу, что очень скоро, уступая производящемуся на меня давлению, я буду вынужден принять крайние меры, которые поведут к войне. Стремясь предотвратить такое бедствие, как европейская война, я умоляю тебя во имя нашей старой дружбы сделать все возможное в целях недопущения твоих союзников зайти слишком далеко»118. Россия предлагала провести конференцию по урегулированию конфликта, но эти предложения были отвергнуты Берлином119.
15 (28) июля в своем докладе Совету министров начальник Главного управления Генерального штаба генерал Н. Н. Янушкевич отметил, что для действий против Сербии Австро-Венгрия не нуждается в мобилизации, даже частичной, между тем как она ведется в том числе и в пограничной с Россией Галиции, что создает опасность для русской границы и требует принятия мер для обеспечения ее безопасности120. Николай II вынужден был отдать приказ о мобилизации, причем сначала он хотел ограничиться частичной, затрагивающей только четыре военных округа, не нацеленных против Германии. Он надеялся сохранить возможность мирного решения. Однако в русском Генеральном штабе существовал лишь план общей мобилизации, так как военные не сомневались, что Австро-Венгрия будет поддержана Германией, которая фактически уже начала мобилизацию. В этой обстановке частичная мобилизация могла привести к путанице и непоправимым потерям на первом этапе войны.
В 1912 г. в ведомстве генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба русской армии появились планы «А» и «Г». Оба они подлаживались под возможные действия Германии. В случае немецкого наступления на Францию вводился в действие план «А» – одновременное наступление в Галиции и Восточной Пруссии при более значительном распределении сил в первой фазе войны против Австро-Венгрии. В пользу этого плана было то глубокое политическое значение, которое могла приобрести победа над Австро-Венгрией в ее славянских землях, а также в Италии и на Балканах. План «Г» принимался в случае нанесения Германией главного удара по России. Он был оборонительным и предусматривал отступление в глубь страны, вплоть до района Полесья. В отличие от плана «А» план «Г» детально не разрабатывался, поскольку возможность такого развития событий считалась маловероятной121. Основным планом действий русской армии, таким образом, становился план «А». В его основу были положены охват противника в Галиции – для этого выделялось 16 корпусов и в Восточной Пруссии – девять корпусов. Против Германии выделялось 33,7 %, против Австро-Венгрии – 52,2 % и в стратегический резерв – 14,1 % всех сил.
«Такое расположение сил, – отмечал С. К. Добророльский, – указывало на желание вести борьбу одинакового характера на всем русском фронте. Накопление главной массы войск против одного из двух противников не чувствуется в плане развертывания»122. В случае успеха на этих направлениях русский фронт сокращался приблизительно на 500 км, и открывалась перспектива наступления на Силезию и Берлин со стороны среднего течения Вислы. Три корпуса 6-й армии под Петербургом становились резервом Верховного главнокомандующего. Так распределялись 28 русских корпусов, главным противником считалась Германия, но для ее разгрома предполагалось сначала обеспечить тыл русских войск против возможных действий австро-венгерской армии и оказать помощь Франции. «Обе эти задачи, – вспоминал Ю. Н. Данилов, – одинаково важные, наилучшим образом разрешались собственным энергичным вторжением в пределы Восточной Пруссии, служившей естественным плацдармом для сбора германских войск, против нас оставляемых, и нанесением этим войскам решительного поражения»123.
Именно последовательная реализация этого плана, по мнению генерала В. Гренера, могла поставить Германию и ее союзницу в катастрофическое положение. Единственным отступлением от этого плана он видел оставление слишком крупных сил под Петербургом. Корпуса оставлялись для защиты столицы – фактически это был стратегический резерв, оказавшийся бесполезным ввиду его отдаленности. «Быть может, для русских, с оперативной точки зрения, вообще было бы правильнее сначала с еще большим превосходством уничтожающе разбить германцев в Восточной Пруссии, по крайней мере отбросить их за Вислу, и лишь тогда обратиться против австро-венгерской армии. Последняя между тем продвинулась бы между Вислой и Бугом к северу и тем самым подставила бы длинный фланг русскому наступлению от Ровно и Проскурова. Если бы таким путем русским удалось очень большими силами быстро проникнуть вдоль Карпат через Львов и Станиславов к Верхней Висле, то австро-венгерской армии между Бугом и Вислой едва ли оставалось что-либо другое, как отходить в высшей степени неблагоприятных условиях по левому берегу Вислы в Западную Польшу. Чего смогли бы достигнуть русские при такой операции? Объединенного наступления всех сил прямо на Берлин. Они могли бы гнать перед собой обоих своих противников, причем им нужно было бы стремиться только к тому, чтобы в Силезии перейти на левый берег Одера возможно крупными силами (выделено мной. – А. О.)»124.
