Чувство было такое, что уходить надо быстрее. Прямо даже желательно бегом.

Опять этот звон, как будто порвалась струна.

Не знаю, что он значит, и знать не хочу!

Я быстро шел к выходу, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не перейти на бег. Очень хотелось, да. Но гораздо меньше хотелось сейчас споткнуться обо что-то в траве и со всего маху влететь в какие-нибудь синие цветочки или грибочки. И остаться валяться здесь бездыханным трупом и памятником собственной глупости.

Хищных паутин стало больше, но нацелились они явно на Федю. Но круг еще не замкнули.

Ну что, давай, пока капли не набухли.

Поднырнуть под нижней нитью, перекат по траве.

Одним прыжком на ноги и к тому бревну, где я Федю оставил.

Вздернул его на плечо и ломанулся вперед.

Писк стал громче, громче, опа!

За долю секунды до того, как полетели шипы, я успел рухнуть под защиту кучки валунов.

Ждем, когда поток иссякнет.

— Я могу сам идти… — вяло пытался протестовать Федя, но я его особо не слушал. Дождался, когда свист шипов над нашими головами прекратился, рванул его обратно на плечо, вскочил и помчал прыжками к клубам тумана. В ту сторону, откуда мы пришли.

Глава 27

О сердце, как ты прочно!

Снесешь и это? Уильям Шекспир «Король Лир»

— Куда нести, товарищ Долгоносов? — двое парней поставили ящик на пол. По их лицам видно, что больше всего им бы хотелось, чтобы товарищ Долгоносов сказал что-то вроде: «Да оставьте здесь, вот вам десятка, сходите пивка попейте!»

Вот только Роман ничего подобного делать не собирался, разумеется. Он быстро скатился со стремянки, поднял прозрачный защитный щиток и принялся глубокомысленно почесывать отросшую щетину. Было заметно, что последние дня три он спит, ест и бреется урывками. Ну да, с того самого момента, как я заявился к нему домой и поставил на его кухонный стол его вожделенную пирамидку с петроглифами.

Честно говоря, меня его энтузиазм немного пугал. Точнее, настораживал. Кажется, он так уверовал в успех своего эксперимента, что если вдруг ничего не получится, то его это просто уничтожит. Размажет по бетонному полу старого заводского корпуса, который его кипучая деятельность превратила в настоящий полигон ретронауки. Пуски проводов, какие-то ящики с кнопками, тумблерами и крохотными экранами. В центре всего высится сооружение из стеклянных колонн с переливающейся внутри серебристой жидкостью, увенчанное крышей из медных листов. А на вершине этого всего стоит та самая пирамидка.

— Тащите вот сюда! — скомандовал Роман. Пара молодых научных сотрудников, в глазах которых уже явственно плескалось пиво из ближайшего бара, снова подхватила ящик.

— Ниобиевая проволока нужна, — сказал бородатый напарник Романа. Илья Андреевич. Или Алексеевич.

— В синем ящике посмотри! — сказал Роман и помчался куда-то в дальний темный угол, словно еще что-то вспомнил важное.

Вообще-то, мне не полагалось тут присутствовать. Не мое это дело — важные научные открытия. Фундаментальные, можно сказать. Роман мне сначала пытался мягко на это намекнуть, потом сказал прямым текстом. Вот только я уперся. Очень уж мне хотелось увидеть результат своих усилий. Не услышать, как Роман экспрессивно рассказывает об этом, размахивая руками. И не оказаться среди зрителей потом, когда будет проходить демонстрация для всех. А присутствовать в самом начале.

Не зря же я старался. Плечо рассадил о скалу, когда почти на выходе из «тридцать второй» внезапно поднялся ураганный ветер, и меня вместе с Федей швырнуло о гранит со всего маху. Федю я прикрыл, но сам саданулся со всей дури.

И как мы потом ползком пробирались через расщелину, которая покрылась за время, когда мы были внутри, чем-то липким и едким.

Выслушивал половину дороги нытье Феди.

Убедил.

И теперь сижу здесь в уголке с самого раннего утра и не путаюсь у товарищей ученых под ногами.

— У меня все готово, — сказал Илья Андреевич, сунув в задний карман штанов обычные такие плоскогубцы. — Можем начинать!

— Секунду! — Роман ломиком вскрыл ящик в самом центре «беседки». По доскам рассыпались камни. Самые обычные, от крохотной гальки до здоровенного булыжника. — Вот теперь все…

Роман отошел от беседки и неожиданно замер, как будто в неуверенности. Бросил на меня на мгновение ставший беспомощным взгляд. Сжал несколько раз пальцы в кулаки.

И широкими шагами направился в сторону главного рубильника. Положил на него подрагивающую руку.

Раздался металлический скрежет, потом мерное гудение. Стрелки на всех приборах пришли в движение. Роман ломанулся к одному ящику и принялся быстро щелкать тумблерами и нажимать на кнопки. Затем ко второму.

Гудение усилилось до оглушительного воя. Кажется, от него в зале даже поднялся ветер, и мне захотелось вжаться в стену еще сильнее. Со звоном лопнуло несколько лампочек, и на пол посыпались осколки.

Куча камней в центре беседки шевельнулась, рассыпалась. Один из булыжников откатился в сторону, будто его что-то толкнуло. Но остановился прямо у самых границ этой самой беседки.

— Вот оно! Получается! — средних размеров камень начал медленно подниматься в воздух и замер на высоте около метра. До той каменной плиты, которую мановением руки поднимал в воздух шаман на старой кинохронике, ему было примерно как кособокой избушке до небоскреба.

— Да-да-да! — заорал Роман, подскакивая к стоящей на дырчатой металлической тумбе видеокамере. — Я Роман Долгоносов, физик-экспериментатор. И вы на экране можете видеть первую опытную модель синтезатора антигравитационных волн…

Под потолком что-то грохнуло, пучок проводов полыхнул, испустив сноп искр, оставшиеся в живых лампочки с грохотом разлетелись. Оглушительное гудение захлебнулось и замолкло. Завоняло озоном и паленой изоляцией.

Снаружи раздались крики. Кто-то, громко топая сапогами, уже мчался к нашему импровизированному стендовому полигону.

В дверь загрохотали кулаками.

— Роман Львович, это что еще за безответственность! — голосила женщина, первая ворвавшаяся в помещение. — Что это вы тут устроили? Что значит, научный эксперимент? Вы что, в первом классе? Разве вы не знаете, что все научные эксперименты проводятся строго по регламенту? Вы должны были оформить соответствующую заявку…

Вслед за ней ворвалось еще несколько человек. Поднялся дикий гвалт. На Романа орали все. Голосили, что он обесточил чуть ли не весь Соловец, что на него будут жаловаться, объявят ему выговор и прочая, прочая…

А Роман стоял посреди всего этого и счастливо улыбался. Обнимая тот самый булыжник, который поднялся в воздух силой его аппарата. Успел подхватить его как раз в тот момент, когда начало искрить и взрываться.

— Клим, тебе налить чаю? — сказал Роман, поворачиваясь ко мне. Сейчас, в кухонном переднике и в рубашке с закатанными рукавами, он смотрелся типичным таким сотрудником советского НИИ. Ничего общего с безумным ученым, которого я видел несколько часов назад посреди снопов искр и бурлящей серебряной жижи в колоннах его аппарата. После разноса, который ему устроили все, кому не лень, он приволок меня к себе домой. Нацепил кухонный фартук, вручил мне в руки нож и лук, и мы принялись готовить праздничный ужин. Об эксперименте он ничего не говорил, только про правильный пельменный фарш и высокое искусство картофельного пирога.

— Так и что теперь? — не выдержав, спросил я, когда он наполнял мою чашку янтарной жидкостью из пузатого чайника в красный горох. — Это конец? Эксперимент закончился?

— Что ты, Клим! — Роман широко улыбнулся. — Это только начало! Нам еще столько работы предстоит, ты даже не представляешь…

— А почему шаман поднял в воздух здоровенную плиту, а у нас получилось только небольшой камешек? — спросил я.

— Ну… — Роман рассеянно пожал плечами и поставил чайник на место. Водрузил на него вязаную крючком курицу. — Когда-нибудь, я наверное, смогу ответить на этот вопрос. Но не сегодня. Сейчас придут гости, и… И нам нужно внимательнее следить за пирогом!