Самаэль покачал головой.

– Нет, это невозможно. К тому же мачеха – не единственный человек, которому ты причиняла боль. Вот возьмем, например, Олив Меннинг. Ты издевалась над ней два последних года.

– Эй, не я это начала! Она называла меня русской побирушкой! Она ненавидит детей мигрантов. И ничего я ей не делала. Просто начала отвечать той же монетой. Не сразу, прошу заметить, а когда не вмешался никто, включая полицию, куда мачеха обратилась, когда от моего имени старшеклассникам рассылали похабные фотки!

– Верно, однако кто сказал, что чужое зло дает тебе право творить свое собственное? Но что насчет твоего отца?

– Я любила его! – воскликнула я и вскочила, не справившись с желанием вцепиться ему в волосы за одну попытку усомниться в том, что я причинила боль отцу.

Только пусть попробует сказать, что я была плохой дочерью! Я любила его, я его обожала! До тринадцати лет я была счастливым ребенком. Мы ходили в походы! Вместе строили домик на дереве. Взяли собаку. Ездили к океану, в Гранд Каньон. Мечтали однажды полететь в Россию и увидеть страну, где я родилась. Мы были счастливы, и я была хорошим ребенком.

– Ты хотела, чтобы отец принадлежал только тебе, помнишь? Не давала ему заводить отношения. Скольких девушек он бросил, боясь навредить тебе? Сколько раз ты рушила его отношения? Это любовь, Аида? Такая любовь ранит сильнее ненависти.

Украдкой (хотя как спрятаться от того, кто сидит на расстоянии метра и смотрит в упор?) я вытерла глаза.

– Ладно, скажите сразу, сколько в вашем списке имен, и в чем я перед ними виновата.

– С тебя, думаю, достаточно. Я лишь наглядно продемонстрировал, что ты НЕ хороший человек. Однако всего этого недостаточно для Аида. И, поскольку твои хорошие поступки не перевешивают плохие – честно, я даже потерял этот крошечный листочек с твоими добрыми делами – то ты остаешься здесь.

– В смысле? – не поняла я. – В поезде?

Может, так становятся проводницами? И теперь я буду катать тележку с невкусным печеньем, равнодушно взирая на новопреставившихся бедолаг?

Самаэль закатил глаза.

– Здесь, в этом мире. Не в поезде, глупая ты девочка. Несколько десятков лет ты проведешь в нашем мире. Будешь прилежно работать, учиться, изучать нашу историю, и по итогам работы либо отправишься на перерождение, чтобы попытаться еще раз, либо в Аид – если и работа здесь тебя не изменит. По-моему, это достаточно справедливо.

Не знаю, насколько справедливо, но совершенно точно безумно. Я устало потерла глаза и подумала, что если уж умерла – то почему чувствую адскую усталость?

– И какую работу я буду выполнять?

– Пока не знаю. Посмотрим, на что ты годишься.

– А у меня будут магические силы?

– Нет, ты что, в «Гарри Поттере»?

– А драконы?

– Нет.

– А орки и эльфы?

– Нет.

– Академия магии?

– Нет.

– Истинные пары или родственные души?

– Все еще нет.

– Оборотни? Вампиры?

Кажется, сегодня впервые в истории произойдет смерть после смерти, опровергая все мыслимые и немыслимые законы мироздания. Самаэль просто выкинет меня из поезда.

– И что в вашем мире интересного?

– То, что он – твой последний шанс спасти себя. Потому что в Аиде тебе не понравится. У нас нет волшебных палочек, мантий, драконов, магических турниров и заносчивых блондинов с родословной. Зато есть Министерство Мертвых, которое отныне для тебя – дом и работа, награда и наказание. В первой половине дня будешь посещать занятия в колледже. Там тебя обучат всему, что понадобится дальше, помогут изучить новый мир. После обеда – работа в министерстве. Понятия не имею, какая. Может, будешь помогать стражам, может, проводникам, или вообще к Харону прикрепят. Хотя он не любит ездить в компании. Как бы то ни было, чем усерднее ты будешь учиться, чем лучше работать и чем быстрее меняться, тем скорее отправишься на Землю вновь. Это для тебя лучший вариант, Аида. Вопросы есть?

Вопросов было много.

– Где я буду жить?

– Тебе предоставят комнату.

– Что я буду есть? У меня будет зарплата?

– Мертвым не нужна еда.

– Это очень грустно.

– Да, поэтому у нас есть возможности ей насладиться. Но на них придется заработать.

– Как я пойму, что отработка закончилась?

– Тебе сообщат.

– Я могу увидеть отца?

Самаэль поперхнулся воздухом, что было странно, если вдуматься. Наверняка многие души спрашивали о своих близких.

– Нет, – отрезал он.

– Почему?

– Потому что это против правил. И я понятия не имею, где твой отец и можно ли его разыскать. Наш мир огромен. К тому же есть вероятность, что он был лучше тебя, и сейчас продолжает свою миссию по спасению немагических миров. Я бы сказал, эта вероятность довольно высока, потому что лишь очень небольшой процент душ попадает ко мне.

– А посмотреть это где-то можно? Чтобы я точно знала, что с ним все нормально.

Самаэль посмотрел на меня… как-то иначе. До этого он бросал в основном раздраженные взгляды, а сейчас к раздражению примешивалось сочувствие.

– Нельзя нигде посмотреть, Аида. Вы не родственники, уже нет. Вы – две души, бесконечно друг от друга далекие. Пока что твоя память о Земле еще свежа, но постепенно она будет блекнуть. Появится круг общения в новом мире, может, друзья. Затем ты вернешься на Землю и начнешь новую жизнь. Не стоит цепляться за прошлую.

Я отвернулась к окну, чтобы не показывать слабость. Этому нечеловечески холодному мужчине, очевидно, сложно понять, что такое любить кого-то. Он легко проанализировал всю мою жизнь, сведя ее к набору плюсов и минусов, как будто мы в соцсети, а ее пользователи ставят мне лайки.

Спустя бесконечно долгие минуты Самаэль спросил:

– Он был хорошим человеком? Твой отец?

– Для меня да.

– Я спрашиваю не об этом…

– Я не знаю! – Я сорвалась почти на крик. – Понятия не имею, хранил ли он природу, спасал ли котят и чужие души. Не знаю, делал ли добрые дела и все такое. Он был мне папой. Водил меня в парк, кормить уток. Покупал мороженое. Читал на ночь сказки. Выгонял монстров из-под кровати и обещал, что купит лучшее платье для выпускного. Этого, как видите, оказалось недостаточно, чтобы вырастить хорошего человека, так что я понятия не имею, зачли ли ему усилия.

Поезд резко остановился, и я поднялась.

– Куда ты? – спросил Самаэль.

– Мы же приехали, так? Это наша станция?

Со вздохом он поднялся и, выходя из вагона, я услышала тихое, но отчетливое:

– Просто не будет. Это точно.

Новый мир (я до сих пор не была уверена, что не сплю) встретил прохладой раннего утра. Я вышла на перрон, огляделась, посмотрела на сизые облака, через которые робко пробивались солнечные лучи. А потом, повернув голову в другую сторону, я увидела вокзал.

Огромный, с роскошными витражами и остроконечными башнями. Свитыми из каменных веток, усыпанных шипами. Великолепный образец… даже не готической архитектуры, а какой-то… неземной.

– Как будто нейросеть попросили нарисовать фэнтези-вокзал, – пробормотала я.

Вход загораживали горгульи высотой в два человеческих роста. Великолепная картина на фоне утренних туч и робких лучей солнца.

А вот пронесшиеся над вокзалом, полные неуместного позитива, вопли немного испортили атмосферу таинственности и первые впечатления от магического мира.

– Магистр! Магистр Сонг!

Источником вопля оказался рыжий паренек, стоявший возле одной из горгулий. Он напоминал маленького шебутного щенка. Дружелюбного и эмоционального: когда парень махал, то трясся сразу весь, от потертых джинсов и до задорных рыжих кудрей. Сначала он мне понравился, но Самаэль уничтожил все дружелюбие на корню, когда мы подошли ближе.

– Аида, это Харриет, твой друг.

– А? – Я не нашла никакой более подходящей реакции.

Харриет с радостью пояснил:

– Когда новая душа попадает в министерство, ей назначают друга. Чтобы он помог адаптироваться, узнать мир получше.