Ловко подхватил рюкзак, садясь за стол. Включил настольную лампу, и та затопила часть комнаты холодным белым светом. Отчего-то в голове всплыл образ того парня, когда тот решил проводить меня домой, и живот опять неприятно скрутило.
– Идиот, – пробормотал я в пустоту.
Достал ноутбук. Вытащил с полки несколько учебников и всерьёз решил заглушить свои мысли учёбой. Она спасала меня далеко не всегда, но метода вернее я не знал. Так хотя бы была какая-то польза. Утешал себя только этой мыслью, время от времени жалея, что не выбрал способ поинтереснее.
Жизнь проносилась невероятно быстро. Будто ещё вчера я поступил в старшую школу, а сегодня уже отучился половину положенного в университете. Это пугало. У большинства знакомых уже были чёткие планы на жизнь, а я не знал, сколько мне осталось, и загадывать что-нибудь грандиозное было бесполезно. Сходить с ума – тоже. Но не из-за бесполезности, а из-за первобытного страха, захватывающего всё моё тело в моменты, когда я готов был сорваться. Это давали о себе знать мои двадцать лет, проведённые в тепле родного дома, где не было место сумасшествию. Спокойная, размеренная и несомненно скучная жизнь – вот что стремились подарить нам с Асахи наши родители, и им это удалось.
Я не знал, сколько просидел, уткнувшись в свои лекционные записи, книги и учебные ролики. За окном уже давно стемнело, на фоне играла слабая мелодия, чтобы я не чувствовал себя совсем уж брошенным, а родителей всё не было. Помимо прочего начал болеть желудок: ещё не сильно, но то была тягучая, нарастающая боль, которая не отступит так просто, пока не вытянет из меня все жизненные соки.
Уткнулся лицом в ладони, устало его растирая. Хотелось, наверно, спать, но я не был уверен. Абсолютно ни в чём. Я мог бы и всю ночь просидеть над учебниками, просто не зная, чем ещё себя занять, в какую сторону пустить свой жалкий остаток энергии, чтобы забыться или хоть ненадолго обрести счастье.
Или не счастье. Уж больно сложное и непонятное мне понятие. Просто что-нибудь положительное, чтобы хоть на краткий миг я забыл обо всём, что терзало мою хилую душу.
В животе что-то булькнуло. А потом ещё и ещё. Я вцепился в край стола и зажмурился в надежде, что в скором времени меня отпустит, но боль запульсировала сильнее, точно кто-то пытался вспороть мне брюхо изнутри раскалённым ножом.
Как не вовремя зазвонил телефон, прерывая песню! С трудом разлепил один глаз, пытаясь прочитать номер абонента. Это была мама.
– Да? – Я согнулся в три погибели, пытаясь надавить на живот. Казалось, что от этого мне станет легче, но, разумеется, это не помогало.
– У тебя всё хорошо? – В её голосе слышались нотки волнения.
– Ага, – соврал я. – Просто ты меня немного отвлекла.
– А, прости! – Вряд ли мои слова убедили её, но так я значительно сократил время нашего диалога. – К нам перекрыли дорогу из-за снега, представляешь? Ты хоть успел вернуться домой?
– Угу.
– Уф, хорошо, а то я переживала. Думаю, мы с отцом доедем до Асахи, у них переночуем… или в отеле. Ещё не знаю. – Она говорила немного сбивчиво, явно волнуясь. – У тебя точно всё хорошо? Ты поужинал? Сахар в норме?
– Всё супер. – Я попытался выдавить из себя улыбку и почувствовал рвотный позыв.
Мама ненадолго затихла. На фоне я слышал какой-то шум. Вероятно, она спряталась в подсобке магазина, но даже оттуда слышались писк кассового аппарата и неразборчивые голоса покупателей.
– Ладно. – Она устало выдохнула. – Напиши мне утром, хорошо?
– Ага. – Чуть пошатываясь, я поднялся на ноги и поплёлся в сторону туалета. – Мне нужно готовиться к экзаменам, прости.
– Да-да, конечно, я понимаю. – Теперь я был уверен, что она улыбнулась. – Ты у нас такой умный, хах, прямо как Асахи! – На этот раз её сравнение с братом меня не задело; моё умение воспринимать информацию в принципе куда-то испарилось. Все мои мысли были заняты болью в животе: я представлял, как множество маленьких человечков пытаются изрезать меня на маленькие кусочки своими крохотными ножичками. – Всё, не буду тебя отвлекать. Не забудь выпить таблетки и поужинать! Люблю.
Я первый отключил телефон и, отбросив его на пол, вцепился руками в ободок унитаза, который даже не успел поднять. Шумно выдохнув и сморщившись, я чувствовал, как липкие капли пота стекают по шее и подмышкам. Прежде чем я очистил желудок, живот скрутило от нескольких сильных спазмов, из-за которых в уголках глаз выступили холодные слёзы – те потекли по щекам, когда меня рвало желудочным соком и кровью.
Я громко всхлипнул. Руки дрожали, перед глазами плыло. Я искренне верил, что умираю, и отказывался это так просто принимать: конечно, мало кто покидал этот мир красиво, но я точно не хотел это делать с перепачканным рвотой ртом и опухшими от слёз глазами на полу нашей маленькой ванной. Как угодно, но только не так.
В какой-то момент меня отпустило. Меня знобило, и не было сил подняться и привести себя в порядок. Я просто завалился на пол в жалких попытках выровнять дыхание. Дышать было тоже страшно. В голове сидела назойливая мысль, что неправильный вздох способен вновь вызвать рвоту, и тогда я уж точно выблевал бы все свои внутренности, в этом можно было не сомневаться.
– Хм-м, – раздалось уже знакомое хмыканье у меня над головой.
Мне было необязательно смотреть, чтобы понять, кто пришёл. Думать о том, как он это сделал, – тоже.
Чуть повернув голову, я смотрел на то, как он спустил воду и та с шумом унесла всё, что недавно было во мне, в канализацию. Затем он закрыл крышку и сел сверху, закинув ногу на ногу. Смотрел на меня, чуть склонив голову. Волосы, всё ещё собранные в хвост, слегка растрепались, и почему-то мне показалось, что резинка держалась только на честном слове.
– Возьми. – Он протянул мне бумажное полотенце.
Дрожащими пальцами я принял его и немного неловко утёр лицо. Содрогнулся всем телом, чувствуя, что в животе опять скрутило, и, подтянув ноги, сжался на манер испуганного ребёнка.
А может, всё же стоило умереть прямо сейчас?
В моей груди жгучим огнём полыхало болезненное противоречие, покрывая пеплом и обдавая жаром только две враждующие между собой мысли: «Я не готов умереть вот так вот» и «Какая, к чёрту, разница, если я разваливаюсь на глазах у всех».
Но ответ не приходил, сердце продолжало биться, а незнакомец, угрюмо взиравший на меня сверху вниз, выжидающе молчал, с неподдельным любопытством разглядывая моё болезненное лицо, покрытое испариной.
– Планируешь тут всю ночь пролежать? – без тени иронии спросил парень. Он нагнулся и смахнул волосы с моих глаз.
– Мгм.
– Хм-м… – в очередной раз задумчиво протянул он. – Прости, я не расслышал. Повтори.
Голос его звучал до противного заботливо, что совершенно не вязалось с поведением. Я устало прикрыл глаза, стараясь впитать в себя приятный холодок, гуляющий по полу. Мысли о том, чтобы самостоятельно подняться и уж тем более дойти до спальни, казались невероятно далёкими и недостижимыми, поэтому я нечленораздельно пробормотал:
– Немгусам…
– Вот оно что. – Он подался поближе. – Тогда, надеюсь, ты не будешь против, если я тебе помогу?
Одна его рука скользнула мне под голову, другая – под колени. Он осторожно оторвал меня от пола и не спеша вынес из ванной. Я прижался лбом к его плечу, вдыхая непонятный мне запах, который пробуждал в моём хилом сознании давнее воспоминание о том, как мы с Асахи, когда мне было шесть или семь лет, приехали на зимние праздники к бабушке и дедушке. Они жили в небольшой деревушке в префектуре Яманаси, откуда открывался невероятный вид на гору Фудзи с одной стороны и на гладкое, похожее на зеркало озеро – с другой. Каждый день я вставал на рассвете и тайком пробирался в комнату старшего брата, потому что только из его окна я мог лицезреть гору и любоваться тем, как первые лучи солнца скользили по её заснеженной верхушке, точно сама богиня Аматэрасу[7] любовно проводила по ней рукой, даря одному мне известное благословение. В те моменты я явственно осознавал свою незначительность в этом огромном мире, ощущая себя букашкой, неутолимо скачущей на самом дне, но отчего-то эти мысли не наводили на меня тоску. Я просто признавал это и радовался тому, что мне позволено лицезреть рассветную картину каждое утро, проведённое в их доме, впитывать в себя ту энергию, разливавшуюся по окрестностям с первыми лучами солнца, и воображать, что даже такая незначительная букашка, как я, по-своему важна.
